Распутницы

 * * * 



«Мари искала гувернантку по всему дому — уже четверть часа, как они должны были заниматься английским. Дом был большой, но старый. Полы и ступени скрипели. Слуги сновали серыми тенями. Ах, эта мисс Уивер! Ведь сегодня приехала баронесса Зинельс, и Мари страстно желала расспросить прекрасную гостью о приёмах и балах в Варшаве и Финляндии. А папенька наверняка запретит Мари приставать к баронессе с расспросами, если узнает, что из-за мисс Уивер урок английского сорвался!

Отец Мари — Иван Курков, мещанин, ныне удачливый оптовый торговец — удостаивался чести посещения своего летнего дачного поместья баронессой благодаря старинной детской дружбе. Баронесса по мужу, в девичестве Настя Ильина, дочь судебного пристава, участвовала во всех играх и шалостях ватаги окрестных ребятишек, где Иван был заводилой. Сейчас, когда Курков набрал силу в капитале, баронесса титулованная, но, увы, не такая богатая, как думалось при свадебном сговоре, не раз обращалась к другу детства за лёгким займом. Курков давал деньги без процентов и на большой срок.

Мари пробежала через залу, мимолётно бросив взгляд на своё отражение в большом зеркале, — хороша. Она выглядела свежей и чистой, как распускающийся бутон розы.

Дверь на кухню оказалась приоткрытой. Мари услышала нерусский шепот и поскрипывание деревянной мебели. Кто это? Прислуга была на лужайке позади дома — там накрыли столы среди деревьев, дымил самовар, доносился сладкий аромат свежего ежевичного варенья, кипевшего в большом медном тазу, там были отец, его друг врач Соловьёв и баронесса Зинельс. Мари всем сердцем рвалась на лужайку, но не смела — было время урока.

На кухне раздался грохот — упала табуретка. Мари вздрогнула.

— Какая ты неловкая! Тише, — сердито забасил мужской голос. Это был отцовский конюх Егор — молодой пригожий мужик с весёлым огоньком в глазах. Мари часто ловила себя на запретной мысли, что Егор, будь он не беден, мог ей очень, очень понравиться.

Тихонько ступая, Мари приблизилась к двери кухни, заглянула в щелку.

Англичанка, бесстыдно оголив стройные длинные ноги, сидела на разделочном столе, обхватив ими тугие (о боже!) бёдра Егора. Крепкие ягодицы конюха повергли Мари в жар — он прекрасен, этот гадкий Егор.

Конюх, жадно сжимая ухоженными руками томно закатившую глаза англичанку, усиливал ритм. Мари не могла видеть орудие конюха, но и без того вся вспотела от волнения и желания — как ей хорошо, этой отвратительной, распутной мисс Уивер!

Боясь быть замеченной, не смея вздохнуть, Мари на цыпочках отошла от двери. Половица предательски скрипнула. Испуганная Мари птичкой взлетела по широкой лестнице на второй этаж. Прижавшись к стене, она долго тяжело дышала. Вид соития потряс её. Она почувствовала желание. Егор красив, как древнегреческий бог!

— Иван, мы уже долго здесь. Соловьев может подумать нехорошо.

Голос баронессы Зинельс ударил током. Мари вздрогнула. В конце коридора дверь одной из спален была приоткрыта.

— Да, пора.

Это был отец!

Мари мышкой шмыгнула на балкон и присела за кадкой с домашней пальмой. Она увидела прекрасную баронессу, на ходу поправляющую прическу и платье. Следом шёл рассупоненный отец. Неужели у них связь?!

— Настя!

Отец поймал баронессу за руку, рывком притянул к себе, жадно поцеловал в губы. Та отстранилась, но он её не выпустил.

Мари с ужасом разглядела, что рубаха отца оттопырена — его орудие, скрытое материей, ещё не успокоилось после любви с баронессой или он снова хотел её. Только бы не увидеть его естество… только бы не увидеть.

Баронесса прервала поцелуй, лукаво улыбаясь, нашла рукой холм отца…»



— Папа, мне пора.

Андрей Андреевич оторвал взгляд от монитора компьютера, посмотрел на подтянутого сына — сорок лет, а выглядит молодцом.

— Когда приедешь?

— Не знаю, папа. Работа.

— Овощи не забудь.

— Взял. Спасибо.

— Ирине привет. Пусть девчонок отправит на выходных, перемоют мне здесь. Тяжело мне уже за порядком в квартире следить.

— Приедут, помогут. Всё, не вставай, работай. Я закрою дверь своим ключом.

Андрей Андреевич проводил взглядом сына, услышал, как закрылась входная дверь квартиры, щелкнул замок. Он опять повернулся к монитору компьютера, пробежал взглядом по последней строке: «Баронесса прервала поцелуй, лукаво улыбаясь…» Слово «лукаво» ему очень понравилось. Только кто оценит игру слов в этом опусе, который приходилось строчить, позоря седины, чтобы найти хоть какую-то опору в нынешней страшной жизни?

Он был известен и почивал на лаврах — заслуженный писатель, повышенные гонорары за романы о хлеборобах и доярках, бесплатные санатории, зарплата за общественную работу в писательской организации. Он писал то, что требовалось коммунистической доктрине, писал искренне и считал, что неплохо — социалистический реализм им был освоен до мельчайших нюансов. Дважды, за идеологически выдержанные романы, Андрею Андреевичу присуждали премии — Государственную и Ленинского комсомола — за романы о молодых комбайнёрах. К 1992 году Андрей Андреевич, несмотря на стремительное падение КПСС, являлся обеспеченным человеком — у него было двести тысяч рублей на сберкнижке, трехкомнатная квартира, автомобиль «жигули» и большой частный дом в пригороде.

Девяносто второй год сделал его нищим — его деньги на счёте сгорели в одночасье, его социалистически выдержанные произведения народу были уже не нужны — издательства печатали только переводные романы.

Лихие девяностые и пустые двухтысячные всё же как-то прожили. Плохо прожили, с натягом. И всё обещали, что натяг кончится, станет полегче. Стали армию поднимать, военных. И вроде всем тоже «полегчало», но как-то особенно незаметно… Андрей Андреевич получал пенсию (за себя он не переживал), но был сын и дочери сына. Надо было как-то помогать, тянуть общую лямку. Жена Андрея Андреевича умерла давно, и теперь ему хватало малого — приличное питание и одежда, да ещё творчество, без которого он не мог обходиться, как наркоман без обязательной порции дурманящего яда. Дом Андрей Андреевич продал и купил сыну квартиру. «Жигули», после небольшого ремонта, он также отдал на нужды молодых — хотя машина была уже очень приличного возраста, но в хорошем состоянии: Андрей Андреевич ездил мало, аккуратно, так что раритет годился ещё для длительной эксплуатации.

Сын Геннадий, имея на руках жену и двух дочерей, жил тяжело, почти в нужде. Сначала государству было наплевать на тех, кто служил честно, отдавая служению все силы без остатка, потом наравне с военными стали подтягивать и остальных, но как-то не особо. В последнее время что-то стало налаживаться, начались денежные прибавки, но… Андрей Андреевич наливался бессильной болью, вспоминая, как быстро потерял своё состояние. А ведь тогда он не беспокоился о сыне, он был уверен в том, что его семья всё время будет жить в достатке.

За последние годы Андрей Андреевич не смог пристроить ни одного романа, а написал он их за это время целых пять — объёмных, про казнокрадов и честных деревенских мужиков. Первое время ему отвечали в издательствах и редакциях журналов, что нет бумаги, нет денег на выплату гонораров, потом объявили, что честные мужики и ворующие стройматериалы прорабы никому теперь не интересны, теперь народ читает про убийства, аферы миллионеров и секс! Ему так и сказали: «Пишите про секс!»

В прошлом году свежее издательство вдруг само предложило Андрею Андреевичу выпустить книгу его воспоминаний об известных писателях, с которыми он сталкивался, отдыхал и работал в годы застоя. Обещали порядочную сумму, но аванса не дали — гонорар по приёме рукописи.


Андрей Андреевич с воодушевлением принялся за работу. Через год он сдал рукопись и получил на руки гонорар.

Новый кризис снова похоронил надежды.

Любой другой на месте Андрея Андреевича давно бы сдался, опустил руки и тихо грелся на солнышке, стараясь поменьше есть, чтобы укладываться в размер пенсии.

Но Андрей Андреевич не чувствовал себя обособленным от семьи сына — внучки уже выросли, одной — восемнадцать, другой — пятнадцать, девчонок надо было выучить, а это деньги. Сын семью кормил, худо-бедно одевал, но учёба… Андрей Андреевич знал, что только ему по силам добыть несколько тысяч долларов, если найти издательство, которое купит его работы и подпишет договор о дальнейшем сотрудничестве. Он накупил глянцевых книг с лотков с известными ему именами авторов и дерзкими, жестокими, кричащими названиями. Он прочёл и понял, что сейчас читают, что сейчас издают, но понял и другое — всё издаваемое похоже одно на другое как братья-близнецы. Чтобы его опусы покупали и хотели покупать в дальнейшем, требовалось найти свою нишу. Поразмыслив, Андрей Андреевич пришёл к решению для начала написать эротический роман на исторической основе. Он набросал план опуса, мучительно сочинил несколько глав и отправился с написанным по издательствам, желая, кивая на своё имя и прошлые заслуги, привлечь внимание редакторов, показать план, показать написанное и договориться о сотрудничестве.

Сегодня, после недельных бесплодных и унизительных походов, наконец повезло. Андрей Андреевич ещё до конца не верил, что удача снизошла до него, случайно наткнулась. Или он наткнулся на неё, точнее, на молодого директора свежеорганизованного издательства «Тариф-спорт» Сашу Семёнова.

Сначала ничто не предвещало успеха. Его с трудом пустили к главному редактору процветающего издательства. Это был рослый усатый нахал. Отвлёкшись от монитора своего компьютера, он хмыкнул:

— Что у вас?

— Историческая эротика. Меня зовут…

— Не надо.

Нахал уже шуршал клавишами клавиатуры и внимательно смотрел на экран монитора.

Андрею Андреевичу стало жутко неловко. Лезет со своей писаниной. Историческая эротика! Опустился дальше некуда! Эх, нужда…

Он вышел из кабинета в приёмную, заметил ухмыляющийся взгляд стервы-секретарши. Согнувшись, устало побрёл вон.

В коридоре молодой человек в футболке и спортивном трико читал объявления на стенде. Он улыбнулся Андрею Андреевичу.

Андрей Андреевич вздохнул.

— Не взяли рукопись? — сочувственно осведомился молодой человек.

Андрей Андреевич проследил его взгляд — увидел в своих руках папку с рукописью. И снова стало неловко.

— Что у вас? — спросил молодой человек.

— Вы тоже пишете? — спросил в ответ Андрей Андреевич.

— Я издаю. Честь имею представиться — директор, он же редактор издательства «Тариф-спорт». Александр Семёнов. Саша. Хотел предложить несколько совместных проектов этим. — Саша кивнул на дверь приёмной. — Отшили. А вы что пишете? Боевики, детективы, фантастику?

— Историческую эротику. — Андрей Андреевич усмехнулся. — Моя фамилия Егоров. Может, читали?

— Егоров Андрей Андреевич? Как же! Романы «Однажды в поле», «Трудный год». Читал в детстве. Как же, как же! И что, вас не печатают?

— Увы. — Андрей Андреевич пожал плечами. Стало неловко до невозможности — даже перед этим желторотым юнцом приходится оправдываться.

— Но вы же имя! Вот остолопы! — вскипел Саша.

Андрей Андреевич от бурного оживления, возникшего у молодого издателя при его фамилии, затосковал от жалости к себе. Мальчик, мальчик. Читал в детстве! Было время, когда Андрей Андреевич очень сурово встречал литературных новичков, а теперь он литературный старик, и погоду делают они — новые! Всё поменялось. Мэтр, которому через пять лет будет семьдесят, должен жалобно лепетать, убеждая, что обладает талантом!

— Говорите, у вас эротический роман? — заинтересовался Семёнов.

— Эротический. Начало двадцатого века. Графини, князья. Думаю, фон удачный.

— Интересно, очень интересно. Дадите прочесть? Ха, что мы стоим здесь? Едемте ко мне в офис, — продолжал кипеть Саша.

Они спустились по лестнице в обширный вестибюль. Андрей Андреевич чувствовал величайшее смущение — этот восторженный мальчик конечно же был беден и, кроме зарегистрированного устава своего издательства, ничего не имел за душой. Таких «издателей» толпы ходили по процветающим собратьям, предлагая совместные проекты.

Оказавшись на улице, Андрей Андреевич хотел вежливо попрощаться, сославшись на занятость, но Саша опередил его — он вытянул вперёд руку с ключами автомобильной сигнализации, и ему ответило из ряда машин сверкающее перламутром чудо новейшей модели фирмы «БМВ». Такая карета стоила громадных денег. Андрей Андреевич был шокирован. А мальчик-то с деньгами!

— Не беспокойтесь, Андрей Андреевич. Мы быстро. Офис здесь же, в центре, — заверил Саша.

Когда они мчали в роскошной машине по шумному проспекту, Андрей Андреевич спросил:

— Извините, Саша, за любопытство, у вас ведь есть деньги, как я понимаю, зачем же вы стучитесь в чужие двери?

— А-а-а-а. Вы о совместных проектах? Скажу честно, Андрей Андреевич, у меня есть в обороте несколько десятков тысяч долларов, но, чтобы издательская деятельность приносила хорошую прибыль, надо вертеть сотнями тысяч. А лучше — миллионами. — Саша весело подмигнул.

— Понятно.

Офис оказался маленьким — вестибюльчик и две комнатки. Здесь раньше был бутик дорогой одежды, но он недавно обанкротился. Никого не было, даже охранника.

Саша кивнул на свои наручные часы:

— Обед. Да и сотрудников у меня всего трое. Мы издательство юное, заварили кашу два месяца назад. Но уже издали две книжки. Садитесь, Андрей Андреевич.