Решение офицера

– Лейтенант полиции Ажан с пакетом от графа Амьенского к его преосвященству епископу дю Шилле. Приказано передать вам.

Жан замешкался, доставая пакет, в это время де Фронсака окликнул девичий голос:

– Отец!

Тот обернулся как-то неестественно резко.

– Мили! – седой капитан порывисто рванулся к стройной, миловидной светловолосой девушке, взял ее за руку, и они о чем-то очень тихо заговорили. Лишь окончив разговор, он вернулся к Жану.

А тот пораженно провожал Мили взглядом – от нее тянулась магическая нить. Слава богу, не коричневая, какая тянется от превращенных в послушных кукол покойников – с этим пришлось столкнуться и при обороне Сен-Беа, и в сражении при деревне Фадж. Нет, здесь было другое, но тем не менее… Да, девушка была жива, но определенно находилась под магическим контролем. Задумавшись, Жан едва не пропустил возвращение де Фронсака.

– Вот пакет, господин капитан.

Тот взял его, собираясь сразу уйти.

– Простите, ваша светлость…

Де Фронсак резко обернулся, недовольно посмотрев на Жана. Мол, что это здесь за мебель разговаривает.

– Я был непосредственным участником событий, которые описаны в письме. Мне приказано при необходимости дать пояснения. Если потребуюсь, я буду находиться в гостинице «Белая лилия». И еще, – от наглости простолюдина, смеющего говорить сверх необходимого, у капитана поднялись брови, – маркиз де Фронсак, лейтенант, погибший в сражении при Фадже, вам не родственник?

– Сын, – растерявшись, капитан даже ответил на вопрос.

– Я имел честь служить под его командованием. Тогда он спас нашу армию. И еще, извините, но сейчас приходила ваша дочь? – И сразу, не дожидаясь ответа: – Вы знаете, что она под заклятием?

И тут из де Фронсака словно вышла жизнь. Плечи опустились, лицо буквально посерело. За мгновение крепкий, полный сил мужчина превратился в старика.

– Да, господин лейтенант, конечно, я выполню свой долг, я сделаю все, что должен, вот прямо сейчас… – у капитана затряслись губы в беззвучном рыдании.

Что за черт?!

– Ваша светлость, что случилось? О чем вы? На нас смотрят, давайте отойдем в сторону, – Жан в нарушение всех этикетов взял его за локоть и отвел в пустынный коридор. – Так что случилось?

– Это заклятие Черной розы.

Нет!!! Только не это! Заклятие Черной розы – самое страшное проклятье этого мира. Человек, попавший под него, живет обычной жизнью, ест, пьет, смеется, может даже любить. Но вся его жизнь с этого момента посвящена цели – сделать одно действие. То, какого потребует проклявший. Оно было разработано, да и использовалось лишь для убийства. Как правило, королей и лишь несколько раз – первых министров. Проклятый всеми правдами и неправдами втирался в доверие, выходил на удобную позицию и наносил смертельный удар. Осечки не было ни разу.

Потому и родился «Закон защиты», принятый во всех странах. Тот, кто узнавал о попавшем под заклятие Черной розы, должен был сообщить об этом. А дальше в дело вступала армия, полиция, палач. Все, кто был в состоянии исполнить этот закон, потому что проклятый должен быть убит. Не казнен, поскольку ни в чем не виноват, а именно убит. И сейчас маркиз должен сообщить о своей дочери. Той, которую так любил шебутной, но честный и храбрый сын. Сын погиб, дочь убьют, и отцу, собственно, больше незачем будет жить. А та тварь, которая наложила заклятие, просто начнет искать новую жертву? Чтобы…

Секундочку! Заклятие накладывается один раз. Маг лишь определяет цель. И все! Ему незачем держать жертву под контролем. Более того, это опасно. Человек начнет вести себя неестественно, а главная идея Черной розы – полное сохранение личности, отсутствие любых признаков принуждения. Лишь уникальные, самые опытные маги-лекари способны определить… Так… Но тогда…

– Ваша светлость, а почему вы решили, что это Черная роза? Я не маг, даже не дворянин, но я много читал, много спрашивал… я знаю, что лишь немногие в состоянии понять… Так откуда?

– Мне сказал друг. Не спрашивайте, господин лейтенант, я все равно не скажу. И не угрожайте, мне уже нечего бояться.

Что за хрень? Что за друг такой? Вместо того, чтобы самому исполнить свой долг, переложить его на отца? Сказать, что тот своими руками должен отдать дочь на смерть, это друг?

– Не буду спрашивать, но ведь ваш друг мог и ошибиться.

– Не мог, он лучший в лечении заклятий.

Ой как интересно-о! Так проговориться господин маркиз мог только от горя. Стало быть, милейший шевалье де Пуан, выпускник Клиссона, когда-то решившийся ослабить свою магическую силу, получив взамен возможность лучше видеть магию. И как же вы, шевалье, так опростоволосились? Или солгали умышленно? Тогда зачем?

Но кто виноват – это сейчас второй вопрос. Первый же – что делать? Убедить маркиза самому – не получится, нужен авторитетный союзник. Де Савьер? Молодой лейтенант? Не вариант. Тогда лишь один выход. Наше инкогнито? Да пошло оно… По известному адресу. Всё. Не желаю больше смертей рядом со мной! Не допущу!

– А если показать девушку виконту Транкавелю?

– Этому хлыщу? Снобу, которому плевать на всех, кроме него самого? Да он ради Мили задницу от стула не оторвет!

– Ваша светлость, не спешите, умоляю. Есть у меня идея. Не очень благородная, но, в память о вашем сыне, можно рискнуть. Я должен передать Транкавелю письмо от графа. Если дописать пару строк… Он придет, уверяю, по просьбе графа, обязательно. Вы только идите домой, он придет, обещаю.

Это было сказано уверенно, без тени сомнения. А как еще нести ахинею, чтобы в нее поверили? Конечно, если бы не горе, де Фронсак ни за что бы не купился на такую разводку, но в том состоянии – поверил, как верит смертельно больной в существование волшебной таблетки. Так же слепо, не считаясь ни с логикой, ни со здравым смыслом. Но здесь не было смертельной болезни. А то, что было, надо было вылечить навсегда, чтобы уже никаких рецидивов. Никогда.

Жан подходил к знакомому дому. Четыре года назад здесь его встречали как друга, здесь вернулась красота к Марте, здесь он поцеловал сына перед долгой разлукой. Как встретят сегодня? И, кстати, тот же вопрос – как войти? Нужен предлог. Это что? Винная лавка? А ну-ка, милейший, продайте-ка мне бутылочку вина. Нет, дешевого и без этикетки. Такого не держите? Тогда вот это, только этикетку помогите снять.



Виконт Транкавель читал письмо. Посланный по его просьбе в Тулузу человек де Шутта очередной раз отчитывался о результатах работы. Четвертый, если быть точным.

То, что унтер-офицер Ажан личность незаурядная, Транкавель понял давно. Строго говоря, для этого не надо было и человека на место отправлять. В конце концов, Алыми Звездами разбрасываться не принято, а уж чтобы де Комон расщедрился – это даже по разряду сказок не проходит.

Впрочем, посланец де Шутта доказал, что не зря ест свой хлеб. Подробно описал геройскую оборону крепости, не поленился пообщаться с тулузским полицейским, таможенником из Сен-Беа, солдатами крепости. Предыдущие отчеты читались как настоящие романы. Но и только. Храбрец, ловкий, смышлёный. Но что еще? Почему кажется, что упущено что-то важное, возможно, главное?


Что же, посмотрим, что у нас на этот раз? Видимо, автор уже не знает, чем еще угодить парижскому начальству – решил поговорить с сыном таможенника. Как там его? А, Гаспар. Надо же – таможенник, еще и крыса, словно кто-то сомневался. Но к делу.

Так, похитили, напугали, собирались убить… словно испуганный ребенок может запомнить что-то интересное… Ну да, повели к берегу реки, показали отцу, пошли назад… похитителей ранили из лука… бывает, не часто, но бывает, а стрелял наш герой? Кто бы сомневался! Из… необычный лук? Конечно, этот момент мальчишка на всю жизнь запомнил. Так, не тисовая палка, а изогнутый, короткий, с какими-то накладками? Вам, господин виконт, это ничего не напоминает? Ну-ка!

Транкавель схватил предыдущие письма… Так-так, да, ну разумеется! Демон! Ваше сиятельство, вам никто не говорил, что вы идиот? Нет? Значит, просто боялись!

Виконт откинулся на спинку кресла, потер виски. Потом подошел к секретеру, достал бутылочку любимого вина, налил бокал. С кем выпить? С достойным человеком, разумеется! Он подошел к зеркалу и чокнулся со своим отражением. Идиот? Ну уж нет! Может быть, и не гений, хотя… ухватившись за мелкие нестыковки, раскрутить интригу, затеянную человеком, имеющим опыт двух миров – кто скажет, что это пустяк?

Итак, если суммировать все четыре отчета, что получается? Некий сержант прекрасно фехтует, но предпочитает саблю. Постоянно занимается безоружным боем. Увлекается стрельбой из лука, причем второго такого на всю страну не сыщешь. Распутывает преступления, читает следы. А последнее письмо закончилось воспоминанием одного из солдат – сержант Ажан вроде бы приехал из Клиссона, где служил в роте охраны! И кто это может быть?

– Барон де Безье! – объявил вошедший слуга, затем добавил: – Назвался лейтенантом полиции Ажаном, посланником графа Амьенского с личным письмом и бутылкой брамского!

Обалдевший от такого представления Жан с горящими от смущения ушами, проходя мимо слуги, взглянул на него, как ему показалось, с укором. С тем же успехом можно было смотреть на мраморный бюст античного сенатора – те же невозмутимость и спокойствие.

Стоящий у зеркала Транкавель тоже походил на статую самого себя, замерев с полным бокалом в руке. Несколько секунд он всматривался в лицо друга. Затем подошел к столу, медленно сел в кресло и с каменным лицом выпил вино. Полегчало. Жестом пригласил Жана сесть напротив и подтолкнул к нему письма своего информатора.

– Красивая работа, ваше сиятельство, – прочитав, начал разговор Ажан.

Виконт протестующе махнул ладонью.

– Шарль. Меня все еще зовут Шарль, друг мой.

– Но…

– И не придавай, ради бога, значения той мерзкой истории, в которую всех нас втравила прекрасная герцогиня. Не знал? Впрочем, об этом потом. Но, демон побери, как? У меня до сих пор ощущение, что я сплю. Или разговариваю с призраком! Как?! Вся страна, во главе с его величеством, оплакивает потерю кавалера, а тот, изволите видеть, живет и не тужит! Хотя, судя по седине и разукрашенной физиономии, тужить тебе все же пришлось, но это мы поправим уже завтра. Надеюсь, полтысячи экю у тебя найдется? Меньше не могу, ну правда, ты же знаешь.

– Шарль, ты не меняешься, и это прекрасно! Предложить помощь по сходной цене и тут же… нет, нет, нет, ничего не говори! Наш мир держится на постоянстве и, разумеется, деньги я найду. Но не сейчас.

– Конечно, не сейчас, – Транкавель вскочил, подошел к секретеру и достал вино, – сейчас мы выпьем! Крепко, от души! Ибо не выпить в такой день – воистину потрясение основ!

– Значит, придется их потрясти, – сказал Жан, даже не пошевелившись в своем кресле. – У маркиза де Фронсака беда.

– Какого де Фронсака? Капитана гвардейцев? Этого интригана? Да я пальцем для него не пошевелю, пусть сам выпутывается, как хочет. И ищет для себя других спасателей!

– Уже нашел. Ты знаешь, что его сын был моим командиром на войне с савойцами. И, главное, его дочь точно не виновата в вашей ссоре. Послушай…

Жан рассказывал долго, подробно. И о помощи сына, оказанной три года назад, и о беде дочери, попавшей под заклятие. В конце концов, Транкавель врач. В этом мире не было Гиппократа, никто не создавал великой врачебной клятвы, но много ли это изменило? Разве такое дело, как исцеление людей, определяется десятком слов, произнесенных или не произнесенных?

– Заклятие Черной розы, – выслушав, задумчиво сказал виконт. – Если это оно, ты знаешь, что будет дальше. Еще до ночи девушка будет мертва, этого никто не может изменить. Но если нет, а отец выполнит свой долг… Ты прав, едем немедленно!



Больше всего де Фронсаку хотелось напиться. Смертельно, до беспамятства, до потери человеческого облика. Казалось, алкогольный угар отключит мысли и память. Особенно память, которая назойливо, наплевав на желания человека, подсовывала картины счастливой молодости. Вот рождается сын, наследник, преемник чести и славы рода, и весь маркизат до последнего крестьянина гуляет, поздравляя счастливых родителей. Вино лилось рекой, но сеньор в тот день плевал на расходы, было только счастье отца, которым безумно хотелось делиться со всем миром.

Вот через десять лет, когда супруги уже потеряли надежду на второго ребенка, рождается дочь. Смешной сморщенный комочек, не признающий полутонов. Если ей плохо – значит, плохо всему миру и нет горя горше на свете. Она плакала так, что слезы выступали на глазах самых веселых и циничных шутов. Зато если смеялась, казалось, на небе всходило второе солнце, и те же шуты замолкали, понимая, что все их шутки не значат ровным счетом ничего. Зачем какие-то, пусть и самые остроумные, слова, когда рядом смеется Мили?

Господи, она же… Маркиз даже не представлял, как ввести ее в светское общество – умница, красавица, она начисто лишена способности к интригам, качества, необходимого при дворе. Этот недостаток она прятала за язвительностью, награждая знакомых колкими замечаниями, но отец знал точно – это лишь щит для по-детски доверчивой души. Брат был таким же, но предпочел прятаться за бесшабашной удалью и молодецким нахальством, располагавшими к нему покровителей. Интересно, как сможет поставить себя при дворе дочь?

Демон!!! Не будет никакого двора! И дочери не будет. Уже сегодня. Ну что, отец? Готов? Идти и докладывать. О ней. А потом… Де Фронсак не только вельможа и феодал. Он профессионал, посвятивший жизнь охране первых лиц государства. Он знает процедуру. Более того, он был готов сам организовать ее исполнение, если бы беда коснулась кого-то другого. Другого… Но не Мили же! Господи, за что?! Да, эта девушка уже не его дочь. Его дочь погибла, и это чудовище лишь выглядит, как она. Все так, но, господи, как же больно…

Все, надо идти. Только поправить камзол… А, нет, лучше надеть другой… и… да, приказать стереть пыль с книжных полок… нет, эти слуги такие неаккуратные, лучше сам… и поправить занавески… что бы еще сделать, чтобы оттянуть время…

Вспомнил! Этот глупый полицейский лейтенант, наивно пообещавший визит самого Транкавеля. Тот, конечно, не придет, но для очистки совести… демон, кто здесь кого обманывает? Да, под этим предлогом можно задержаться до четырех часов. Или все-таки до полпятого, да ладно, до пяти! Все, решено, ждем до пяти, и лишь потом…

В дверь постучали.

Слуга открыл… на пороге стоял виконт Транкавель. В шикарном камзоле, пахнущий дорогущими духами, которые вечно раздражали де Фронсака. Сейчас они показались ароматом рая, дарящего надежду.

Позади виконта маячил давешний полицейский, о котором сейчас не хотелось даже думать.

– Я узнал, что вы нуждаетесь в моей помощи, друг мой. – Транкавель – сама любезность. В другое время это вызвало бы лишь едкую усмешку, но не сейчас.

– Да, и я благодарю вас за визит, – вот так, строго по этикету, наплевав на разрывающееся сердце.

– Я хотел бы побеседовать с пациентом в привычной для него семейной обстановке. Вы, супруга… Это можно организовать?

– Разумеется. Эмма, Мили, у нас гость! Займите его беседой, пока я подготовлюсь к скучному деловому разговору!

Приходится жизнерадостно шутить, приглашать всех в свой кабинет, размером и обстановкой походящий более на гостиную, с мудрым видом садиться за рабочий стол, обложившись какими-то, совершенно ненужными сейчас бумагами, изображая кипучую работу.

Жена с дочкой сели с виконтом в стороне, за маленьким столиком, на который слуги в мгновение ока поставили фрукты и вино. Где-то в углу зачем-то примостился этот, как его… а, неважно. Раз сразу не выгнали, так уж пусть себе сидит. Не до него.

Вот виконт, как галантный кавалер, принялся развлекать дам светскими разговорами. О чем они говорили – было плохо слышно, но, очевидно, что беседа была непринужденной, даже веселой. Во всяком случае, сдержанные улыбки супруги и заливистый, звонкий смех дочери… Демон! Не дочери! Ее больше нет! Есть убийца, имеющий лишь цель и выбирающий лишь средства для ее достижения. Господи, но как же искренне звучит смех!

Но вот Транкавель намекает, что мужчинам надо остаться наедине. Дамы выходят, у маркиза сжимается сердце.