Рулетка судьбы
Часть 37 из 71 Информация о книге
Сославшись на то, что у него срочное дело, Пушкин оставил старую даму, которая не хотела отпускать благодарного слушателя. Для счастья, оказывается, так мало нужно: когда на старости есть кому тебя слушать. 4 Ничто не красит женщину так, как победа. Агата проснулась полная сил. Как бывало в ее прошлой жизни, когда она опустошала карманы и кошельки богатых купцов, фабрикантов, аристократов, жандармских офицеров и прочих мужчин, падких на легкую добычу. Так хорошо она давно себя не ощущала. Теперь, когда у нее в руках главные ниточки дела, остается нанести победный удар. И тогда Пушкин, тот самый Пушкин, что выбрасывает ее подарки, сухарь Пушкин, зануда Пушкин, тетушкин любимчик и гордость, поймет, кто чего стоит. Поймет, что Агата умнее и проницательнее его, потому что чутье и сердце всегда победят формулу и логику. Поймет, что ее нельзя выгонять из Москвы. И вообще: нельзя без такого незаменимого и мудрого советника. Хотя бы советника… Она уже составила точный план доказательств, как Фудель и Лабушев убили несчастную Терновскую, как замаскировали преступление. И как теперь пытаются под видом игры уйти от подозрений. Но тем сильнее изобличают себя. Агата даже поняла, как ответить на сомнения Агаты Кристофоровны. Что она ей обязательно предъявит. Настала пора исполнить составленный план. Агата оделась в пристойное дневное платье и направилась в старый корпус гостиницы. За дверью номера 21 было тихо. Пробегавший половой сообщил, что мадемуазель наверняка у себя. Агата постучала. Она не услышала шагов, когда за дверью спросили: «Кто там?» – Мадемуазель Бланш. Откройте, милая. – С Прасковьей она обращалась на равных. Не ей гнушаться прислуги. Дверь открыла Настасья. Она придерживала щеку рукой. – Что случилось, дорогая моя? – с тревогой спросила Агата. – У вас болят зубы? – Вчера вечером вышли на прогулку, поскользнулась, упала, и вот… – Настасья отвела руку. Левую скулу пересекала крохотная царапина, замазанная йодом. Ничего опасного, но для барышни, воспитанной за границей, достаточно, чтобы упасть в обморок. Агата взяла ее за руку. – Какие пустяки. Заживет без следа… – Правда, мадемуазель Бланш? С таким уродством я не смогу жить… В глазах чудесного красивого ребенка стояли слезы. Как мало она еще знает про настоящие огорчения. Агата уверила, что молодая кожа скроет царапину без следа. – Пойдемте завтракать, дорогая. Настасья решительно мотнула головой. – Нет, нет, я не могу показываться на людях с таким шрамом… Агата невольно улыбнулась. – Не шрам, не рана, а легкая царапинка. Тем более Прасковья так хорошо обработала йодом… Кстати, где она? – Отправила в аптеку… Пусть найдет какое-нибудь средство, чтобы скрыть мою беду. – Настасья всхлипнула. – Хорошо, оставайтесь, раз так. Прикажу принести завтрак вам в номер. – Вы так добры, мадемуазель Бланш… Несчастная израненная барышня обняла мудрую покровительницу. Агата нежно погладила ее по спине. – Все пройдет, моя дорогая… Хотела вас спросить: когда вы были с визитом у мадам Терновской, она намекала, что оставит вам наследство? – Что вы! И речи не было. – Настасья потрогала ранку. – Не говорила о подозрениях в отношении месье Фуделя и месье Лабушева? – До вчерашнего дня я не знала, кто они такие. Мадам Терновская не называла имен. – О чем шел ваш разговор? Барышня скривила губки. – Такая скука. О том, что надо быть бережливой, копить капитал, экономить каждый рубль… Скучная мораль… Что и говорить: тема экономии и молоденькая барышня – вещи несовместимые. Агата хорошо поняла Тимашеву. Еще раз успокоила ее, что рана не смертельная, и отправилась в ресторан. Агата ела быстро, с аппетитом и не оглядываясь. Ей хотелось поскорее увидеть Пушкина. Хоть и договорились с Агатой Кристофоровной пока ему ничего не рассказывать. Но ведь есть другие новости: например, выигрыш еще одной дамы. Новая истеричка Рузо. Наверняка ему будет интересно. А если он сам спросит про Фуделя и Лабушева – что же поделать… Быстро доев, Агата вернулась в номер, надела шубку и сбежала вниз. Извозчики стояли рядком. Она помахала ближнему. Темнота упала перед ней. Как будто нырнула в душный и глухой кокон. Агата хотела закричать. Но ни вскрикнуть, ни двинуть рукой не смогла. Что-то накрепко схватило, как обручем. Перед глазами болталась грубая ткань, просвечивая дырочками. – Ну, попалась, голуба, – проговорил у нее над ухом грубый голос. А в нос ударил свежий запах коньяка. 5 – И что ты тут делаешь, мой милый? Задавать подобный вопрос чиновнику сыскной полиции, да еще при городовом, по меньшей мере возмутительно. Не говоря о том, что же это как раз собирался спросить Пушкин. Его бессовестно опередили. Он не возмутился и не обиделся. Все-таки тетушка пользовалась некоторыми поблажками. – Мадам Львова, потрудитесь объяснить ваше появление, – сказал Пушкин, кивком головы отгоняя Ерохина, которому страсть как хотелось узнать, что будет дальше. – Ох, напугал! – Тетушка выразительно схватилась за сердце. – Только не говори, что потащишь в участок. У них там сапогами и портянками пахнет так, что лучше сразу на расстрел… Пушкин глянул в сторону: городовой держался на почтительном расстоянии. – Тетя, – тихо сказал он. – Почему вы не можете понять: я на службе. Вопросы здесь задаю я… – Мой милый Пи, задавай их сколько влезет! – выражение лица Агаты Кристофоровны не сулило ничего хорошего. Пушкин сильно рисковал, но выхода не осталось. – Уж спросил. – Неужели? Я что-то не расслышала. Туга на ухо к старости стала… Как все-таки просто иметь дело со злодеями и преступниками, а не с обожаемой тетушкой. – Тетя, зачем вы здесь оказались? Покорный и жалобный вид племянника растопил бы и не такое сердце. Тетушкино сердце было глубоко любящим. Агата Кристофоровна взяла племянника под руку. – Так слушай, а не перебивай… Вчера вечером чуть не в полночь влетела твоя Агата… – Она не моя… – …и стала описывать невероятное событие: некая дама выиграла на рулетке 238 000 рублей, вообрази. – Это была Живокини? – перебил Пушкин, хотя его просили этого не делать. За что получил шлепок по рукаву пальто. Как видно, тетушка не нашлепала племянника в детстве и теперь восполняла. – Терпение, мой любимый сыщик… Агата никогда не видела Веру… Веру Васильевну. По ее описаниям сильно похожа. Вот я и приехала поздравить подругу со свалившимся богатством. Не выиграла в завещании, так повезло на рулетке. Гармония денег в природе сохраняется: они достаются тому, кому нужны… – Живокини часто играла на рулетке? – Опять перебиваешь… Ты не поверишь: никогда. Вера всегда говорила, что рулетка скучна. Не помню, чтобы во времена нашей юности в Висбадене она заходила в курзал. Не говоря о том, чтобы сделать ставку… Звоню в дверь, а она вздумала не открывать… Или уже побежала на Кузнецкий Мост сорить деньгами в модных магазинах… Ее давняя мечта сбылась… Мягко, но решительно Пушкин освободил руку. – Тетя, прошу вас немедленно уезжать отсюда. Такое поведение Агата Кристофоровна не одобряла. – В чем дело, мой милый? Я хочу поговорить с Верой… – Прошу не препятствовать сыскной полиции, – сказал Пушкин, отрубая пути к отступлению. – Мадам Львова, извольте покинуть данную территорию… Не столько грозный вид чиновника сыска, об этом и говорить нечего, сколько тетушкино сердце обуздало порыв. Агата Кристофоровна не стала закатывать скандал и уступила. Она вдруг поняла, что обожаемый племянник стал настоящим полицейским. И что она не должна ему мешать. Как мешала бы какая-нибудь вздорная тетушка, а не тетушка, разгадывающая ребусы. Агата Кристофоровна только позволила себе поцеловать Пушкина в щеку, чувствуя, как он вздрогнул. – Ты прав, мой милый, веду себя неразумно… Допрашивай Веру Васильевну, сколько хватит сил… От меня передай привет. – И она ловко перелезла через сугроб. Направление ее движения было очевидным: особняк старой дамы. Пушкин не стал мешать: мадам Медгурст как раз выпила снотворное. Он подозвал городового и отдал распоряжение срочно вызвать пристава Нефедьева и помощника Трашантого. Ерохин пребывал в сомнениях. – Что случилось-то? Вроде никаких происшествий… Объяснять было некогда. – Прошу исполнять. Немедленно. Тащите сюда дворника с инструментом. Так ничего не поняв, а только представив, как будет орать на него пристав, городовой козырнул и побежал исполнять. Такая уж у него служба. 6