Русский брат. Земляк

— Орудие труда. Только я его нашел не на стройке.

Олег молча разглядывал предмет, довольно тяжелый для своих небольших размеров.

— Какой-то интересный сплав. Древнееврейские буквы. Сокровенное имя Бога, — он мог говорить только короткими фразами, легкие болели при каждом вдохе. — Но к археологии эта штука не имеет отношения. Ей не больше ста лет. «Каменщики» часто использовали каббалистические символы.

— Так чутье меня не подвело, это их игрушка?

— Четыре буквы у них часто встречаются. На самых разных регалиях. Например, в золотом треугольнике на груди масонского орла. Откуда взялась эта штука?

— Она из частной квартиры.

— Может быть досталась по наследству. Или хозяин привез как сувенир из-за границы, — легкие постепенно разрабатывались, воздух словно смазывал их. — Даже нашейная лента тридцатой ступени Шотландского обряда попала в провинциальный Витебск, в частную коллекцию. К человеку, который никакого отношения к Ордену не имел. А это последняя ступень лестницы — «Рыцарь белого и черного Орла, Великий Избранник Кадош». Их девизом было: «Возмездие, Господи».

— Я уже убедился: ни одна секта не может обойтись без врагов. Иначе зачем повиновение, преданность, тайна? А кому возмездие и за что?

— Да в теории вы еще слабоваты, майор. Знаменитая история о тамплиерах, рыцарях-храмовниках безвинно отправленных на костер по приказу французского короля и с благословения папы. Многие масоны считают себя их наследниками. Кстати, я видел фотографию этой ленты с обеих сторон. На обратной стороне вышиты инициалы: Дж. М. Жак Моле — последний гроссмейстер тамплиеров. Эта история мусолится во всех дешевых книжках о масонстве. К рыцарям Храма возводили свою родословную те «каменщики», которые подкапывались под европейских королей и Ватикан. Вообще, они придумали для себя много красивых легенд.

В дверном проеме появилась сумрачная физиономия тюремщика, облаченного в белый халат медбрата. Впрочем, халат был скорее серого цвета, белая ткань сразу серела по соседству с такой рожей.

— Свидание полчаса.

Из-за его спины уже выглядывала Алла, закусившая губу, чтобы не разрыдаться.





Глава шестая. Судный день в богородичном братстве




Левченко слегка задело замечание о его неглубоких познаниях. Но он был человеком необидчивым и согласился с его правотой. Выйдя из здания следственного изолятора ГУОПа, он понял, что должен заехать домой и хоть на часок прилечь.

Все двоилось, троилось. Сперва от дела отца и дочери Альтшуллеров отпочковалась линия с ветеранским фондом. Теперь оказалось, что хозяина сгоревшей квартиры на Никольской тоже надо принять в расчет.

С кухни доносился запах кофе — мать смотрела телевизор. Услышав шаги, она выглянула в прихожую — обычно Левченко не появлялся дома раньше десяти вечера. Она приложила палец к губам — просьба не отвлекать, пока не закончится фильм.

Действие в самом деле приближалось к развязке. Открывая холодильник Максим услышал душераздирающий вопль и невольно обернулся. Длинноволосая красавица на глазах превращалась в клыкастого вампира с признаками трупного разложения на лице. Очкастый парень — очевидно главный герой — после секундного колебания выстрелил в нее в упор, но промахнулся. Пришлось броситься наутек по длинной лестнице, спиралью уходящей вниз.

Левченко достал пластиковую бутыль растительного масла, помидорину и два яйца. Быстро сварганить яичницу, перекусить и отрубиться, предварительно выставив будильник.

— Хватит тебе хлопать дверями, — жалобно попросила мать, хотя и входную дверь и дверцу холодильника он закрыл почти бесшумно.

— Извини, — Левченко аккуратно вылил масло на сковороду и с тоской подумал, что яичница сейчас начнет шипеть вовсю.

Мать сидела с осанкой балерины — высоко поднятый подбородок, расправленные плечи, ровная спина. От ее седых волос пахло духами. Левченко застыл с яйцом в руке, убавил газ, но фильм как раз кончился: очкастый герой вырвался на свежий воздух и попал в объятия преданных друзей.

— Этот фильм с первой минуты держал меня в напряжении, — обернулась мать.

— Так вампир прикидывался девушкой или девушка вампиром?

— Откуда ты явился так рано? Отправили в отпуск за свой счет?

— Отпуск пока не грозит.

— Еще чуть-чуть и у тебя подгорит яичница.

— Я слежу внимательно.

Мать пожала плечами и протянула вперед руку с пультом управления. Телевизор переключился на викторину.

— А теперь ваши ассоциации со словом «лето», — провозгласил ведущий.

— Жара, — ответил Левченко с полным ртом.

— Ты не слишком оригинален, — заметила мать, переворачивая чашечку, чтобы погадать на кофейной гуще.

— А тут, по-моему, оригинальность не требуется.

Левченко быстро проглотил яичницу, стараясь не думать о хозяине мастерка, перевыборах директора фонда, истинной роли Марины, тяжелом взгляде следователя, направленном ему в спину. Но стоило ему отвлечься от настоящего, как в голову лезло прошлое. Судный день в Богородичном братстве.

Он сидел как раз здесь, на кухне — курил, рисовал на бумаге профили. Шел третий час ночи, когда зазвонил телефон. Задыхающийся голос торопливо прошептал о начале Судного дня. Левченко узнал своего человека в братстве, тот помимо участия в радениях и молитвах выполнял еще в случае надобности функции автослесаря — у верхушки имелись фешенебельные лимузины.


Двухметровый бородач Матвеев, главарь всей этой компании давно уже вещал о конце света. Левченко считал его человеком с огромной силой воздействия на людей, но внутренне очень холодным и рациональным. Поэтому он не придавал слишком много значения напыщенным фразам — зачем Матвееву гробить заведение, дающее баснословный доход. Левченко больше интересовала бухгалтерия секты. Новообращенные, порывая связь с семьей, отдавали в секту все свое имущество, но это была только малая часть совокупного дохода.

— Говори толком что происходит. Где Борода?

Но в трубке уже звучали бесстрастные гудки.

«Что-то серьезное или очередной сеанс массового гипноза?» — спросил себя Максим.

Перед тем как выбежать из дому, он связался с дежурным спецподразделением:

— Костя, пусть ребята будут наготове. Я подскочу в гости к Бороде. Позвони, пусть «скорая» пришлет два-три микроавтобуса.

Он погнал машину к четырехэтажному дому на Красной Пресне, который официально арендовало братство.

«Что надумал этот ублюдок? Если что-нибудь серьезное, голову оторву.»

Освещенное здание ударило в глаза сигналом бедствия: свет горел во всех до единого окнах. Ворота были закрыты. Левченко выскочил из машины, даже не запер дверь на ключ. Подтянулся, уцепившись за отлив, заглянул внутрь. Оконный проем защищала красивая, по спецзаказу изготовленная чугунная решетка.

В комнате никого. Аккуратно застеленная кровать, тумбочка, голые стены. Черный платок висит как-то странно — да это занавешенное зеркало! Такое устраивают только в доме покойника.

Максим прислушался: от вязкой тишины закладывало уши. Бросил взгляд на водосточную трубу — развалится при первом же прикосновении. Соскочил вниз, бегом вернулся к машине и подогнал ее вплотную к глухим, крашенным серой краской воротам для автотранспорта. Подпрыгнув с крыши своего видавшего виды «Фольксвагена», уцепился за верхний край одной из створок. Остальное было делом техники.

Во внутреннем дворике стояли две грузовые машины, несколько металлических контейнеров-десятитонников, валялся труп огромной овчарки. Уже не оставалось времени действовать скрытно, без шума. Левченко ринулся по длинному коридору, каждую из дверей открывая ударом ноги.

Ни одна не была заперта. Все комнаты походили друг на друга как две капли воды. Одинаково аскетичные кельи с занавешенными зеркалами.

«Зачем вообще зеркала послушникам, отрекшимся от всего земного? Или они — составная часть придуманного Матвеевым культа?» — размышляло второе «я» Максима, то, которое продолжало анализировать при любой заварухе: погоне, стрельбе, рукопашном бое.

На повороте он чуть не споткнулся о тело совсем еще юной девушки. Распущенные волосы, белое, безо всяких украшений одеяние до пят испачкано в крови. На обеих руках перерезаны вены. Пульс не прощупывался. Смерть наступила совсем недавно — тело еще не успело остыть, закоченеть.

«Ну, Борода, ты мне за это ответишь.»

Лестница. Куда — вверх или вниз? Ошибка может стоить кому-то жизни. Если они собрались возноситься на небеса, то заберутся как можно выше. И все-таки Максим побежал вниз, перепрыгивая через три ступени. Толкнул тяжелую дверь и очутился в просторном помещении, залитом ярким светом. Большую его часть занимал бассейн с невысоким бортиком, выложенным плиткой.

Даже видавшего виды майора передернуло — все дно было устлано людьми в самых разных позах. Те же белые одеяния до пят, те же распущенные волосы у женщин. Кристально-прозрачная вода позволяла видеть каждую деталь. Левченко окунул руку — вода была теплой.

В бассейне был устроен подогрев и слои воды плавно перемешивались — более теплые поднимались наверх. Из-за этого шевелились волосы, складки ткани. Максим не обнаружил в воде следов крови — людей топили живыми или они сами добровольно погружались на дно. Ни одно тело еще не всплыло на поверхность. Местами утопленники лежали в два слоя — их было слишком много для бассейна.

Где тут сливной вентиль — хотя бы воду выпустить? Черт возьми, не у кого узнать — ни одной живой души.

Всего на две-три секунды он задержался возле бассейна — со двора донесся стрекот включенного движка. Левченко взлетел вверх по лестнице и увидел в окне, как грузовая машина медленно подкатывается к воротам и человек в защитного цвета куртке тянет на себя разомкнутые створки. Не задумываясь, Максим открыл беглый огонь по колесам.

Водитель резко рванул вперед — человек в защитной форме едва успел отскочить. Впритык к воротам стоял левченковский «Фольксваген». Грузовик еще не настолько разогнался, чтобы отбросить его с дороги. После глухого удара раздался звон бьющегося стекла.

Последней пулей, оставшейся в обойме, Максим выстрелил по кабине — почти вслепую, потому что стрелял вдогонку, видя перед собой кузов, обтянутый брезентом. Похоже, выстрел достал водителя — машина странно вильнула на спущенных шинах и даже откатилась на несколько метров назад.

Те, кто сидел внутри явно не успели засечь, откуда стреляли. Несколько автоматных очередей вслепую полоснуло по окнам. Присев на корточки, Левченко сменил обойму в «Макарове». Отсиживаться Максим никак не мог — он был обязан не выпустить никого на улицу.

Широко расставил ноги, вытянул обе руки, поддерживая левой правый кулак с зажатой ребристой рукояткой. Привстал и выпустил две пули подряд в коренастую фигуру, уже проскочившую было в створ.

Если задержаться на секунду, чтобы удостовериться в результате — ты мертвец. Левченко отпрянул от окна и тут же длинная очередь разнесла остатки стекла, посыпались щепки от рамы и куски штукатурки. Почти у каждого человека, которому много раз выпадало на долю вести огонь по живой цели, рано или поздно появляется шестое чувство: нажав спусковой крючок, уже знаешь, попал ты или нет. Сейчас, прижимаясь спиной к стенке, майор был уверен: шустрый мужик отбегал свое.

Теперь подняться на второй этаж: оттуда обзор все-таки лучше. Где Сема-автослесарь, человек, который нашел в себе силы очнуться от дурмана? Он не был особенно ценным информатором — находясь на самом низу пирамиды, только по косвенным приметам можно судить о ситуации.

Вот и теперь он ничего не знал заранее. Где Сема, он-то ведь точно не хотел умирать. Поднявшись на второй этаж, Левченко достал из кармана радиотелефон:

— Где там Костя?

— Они уже выехали, — ответил дежурный.

— Давно?

— Минут пять назад.

Майор выглянул во двор — теперь он просматривался гораздо лучше. Никаких признаков жизни. Попрятались по щелям? Да ведь в здании наверняка есть еще выходы: парадные, черные — как тут все проконтролировать в одиночку.

Одна надежда — содержимое грузовика. Недаром они не стали сматываться на легковой. Что окажется сильнее: жадность или страх? Они ведь тоже не дураки — на шум пальбы рано или поздно кто-нибудь да подскочит: «собровцы» или еще похуже.

Левченко вытер пот со лба — капли уже затекали в глаза. Он вспотел не столько от напряжения сколько от беспрерывной беготни. Неожиданно послышался слабый стон. Опять бежать. За поворотом он увидел парнишку лет шестнадцати, истекающего кровью. Он пытался ползти в клейкой красной луже, но не мог сдвинуться ни на метр.

Левченко выдрал полосу из белого халата до пят. Перевязал обе руки, затянув жгут как можно туже. Сознание у мальчишки плыло, глаза закатывались.

— Потерпи, сейчас будет «скорая», — пообещал на всякий случай Максим — авось парень еще в состоянии слышать.