Рыцарь умер дважды

Такое счастливое, что Джейн решила сбежать на войну и никогда, никогда не приходить больше домой. Ко мне. К маме и папе. К Сэму.

У меня вырывается сдавленный всхлип; его принимают за стон боли. Кьори начинает удобнее устраивать меня на постели, а человек-орел, Ойво, одергивает товарища: берет за плечо своей покрытой оперением рукой, хорошенько встряхивает и вкрадчиво напоминает:

– У нас было две цели, Эйро с Дикой Тропы. Первая ― убедиться, что Жанна жива, вторая ― задать ей два вопроса. После этого мы собирались уйти, мы же… ― не могу сказать точно, но, кажется, орел брезгливо ухмыляется, ― не зеленый сброд, которому лишь бы поваляться у Рыцаря в ногах. Мы же понимаем, что ей необходим отдых?

Цьяши подпрыгивает от возмущения, открывает рот, но Вайю из рода Черной Орхидеи, встав с колен, властно осаживает ее:

– Не поддавайся. А то ты не знаешь эту птичку.

«Птичка» отвечает учтивым кивком:

– Тебя не спрашивали, цветочный куст. Не нужно злиться, никто не отнимет твоего первенства. Но будь щедрее, Жанна наверняка соскучилась и по другим соратникам… Верно?

Ойво смотрит прямо на меня; его глаза ― такие же серебристые, как доллар на шее его приятеля. Это колючий, требовательный, но не угрожающий взгляд, и, то ли испуганная, то ли вновь завороженная, я киваю орлу, даже пытаюсь улыбнуться. Я еще не знаю, что иногда самая длинная и страшная ложь начинается не со слов, а с простого кивка.

– Задавайте вопросы. ― Голос Черной Орхидеи холоден, кулаки сжаты. ― И уходите. Все.

Последнее адресовано толпе, где окончательно смешались и переругались «зеленые» и «звериные». Я замечаю среди последних человекоподобного кролика, крокодила, ягуара; все они едва ли довольны услышанным. Волк и орел перемигиваются. Первый слегка кивает второму.

– Прежде чем уйти, ты обещала, что скоро расскажешь нам о Мэчитехьо Злом Сердце нечто важное. Ты узнала секрет?

Ойво говорит громко, внятно, и слова действуют на собравшихся. При имени врага они дрожат и скалятся, при слове же «секрет» все в едином порыве подаются вперед. Теперь в глазах не только тревога и благоговение, там ― вера, и я готова умереть прямо сейчас, умереть, чтобы не лгать. Кьори бледнеет. Кажется, она не подскажет, она ничего не знает. Я зажмуриваюсь; все силы уходят на одно ― владеть лицом, скрыть, насколько я боюсь тех, кто окружил меня. Мне даже страшнее, чем было, когда я пряталась от теней. Экиланы могли убить меня, ненавидя ту, на кого я похожа; эти же существа убьют меня как предательницу, лишившую их идола. Их больше. Они не ограничатся одной стрелой. «Я не Жанна. Не Жанна!» ― вопль рвется из груди, но я его давлю. Под серебристым взором орла, под десятками других взоров я пытаюсь спасти свою жизнь и во второй раз отрезаю себе путь назад.

– Нет. ― Удается выровнять тон, посмотреть на Ойво прямо. ― Не узнала. И была ранена.

Вайю, внимательно меня слушающий, хмурится; лицо принимает удивленное, затем скорбное выражение. Он вдруг отступает, прячет за спиной руки, наверняка сжатые в кулаки. Слышу тяжелый вздох, но не даю себя сбить и продолжаю:

– Я пыталась. Но мой план не сработал.

– План? ― Глаза Эйро сужаются, искря любопытством. ― Какой план? Расскажи!

Я сама загнала себя в яму, сама оборвала последнюю веревку и теперь обречена. Не стоило, не стоило углубляться. Слов ждут все, не только нависшие надо мной орел и волк. Пасть одного, хищный клюв второго ― один вид их, вместе с флером звериного запаха, тошнотворен. У меня нет ответа. Но неожиданно меня выручает та, от кого я этого не жду.

– Да что вы?.. ― Цьяши нагло ударяет кулаком в плечо орла и отпихивает его. ― Зачем обсуждать неудачные планы? Ну провалилась ее вылазка, кто не проваливался? Болтают, что он просто ее выследил раньше, чем она к нему подобралась.

Торопливо цепляюсь за эту версию, киваю, более всего на свете боясь новых вопросов:

– Именно. Он… нашел меня, я едва ушла. И меня ранили каким-то… волшебством. Я с трудом добралась домой.

Некоторые сзади ахают.

– О Звезды… ― выдыхает старая женщина с волосами, похожими на лук. ― Что бы мы делали, если бы тебя не стало…

Кто-то шепчется, кто-то взбудораженно рычит, кто-то всхлипывает. Кьори сильно-сильно прикусывает губу, мрачна и Цьяши, которой я пытаюсь благодарно улыбнуться за неуклюжее, но напористое заступничество. Она не видит этой улыбки.

– Что ж, ― тихо изрекает Эйро. ― Не узнала. Жаль. Тогда второй наш вопрос по поводу… последнего разговора. Ты не переменила решение, Жанна?..

Ойво спасает меня, прежде чем я успела бы снова запаниковать. Он напоминает:

– Мы все еще хотим в твой мир. За стреляющим оружием. Оно нужно нам в борьбе, и если бы ты уговорила волю Омута пропустить нас с тобой, мы были бы благодарны. В отличие от большинства… ― Он опять обводит толпу, ― мы не боимся, какими бы жестокими ни были твои сородичи. Мы возьмем, что нам нужно, и уйдем, и…

Я не владею виртуозным даром угадывать обман. Обмануть меня не многим сложнее, чем одурачить лысого джентльмена, скупающего у заезжих торговцев все подряд «средства для чудесной шевелюры», или ребенка, которому приятели предлагают волшебные бобы за доллар. И все же что-то в словах тревожит; на мысли наводит и то, как подобралась Кьори. Если при вопросе о тайне Мэчитехьо я не могла рассчитывать на подсказку, то здесь получаю ее сразу: делая вид, что поправляет волосы, Кьори едва уловимо качает головой. «Не пускай их!» ― вот что она немо, испуганно говорит.

Я ищу ответ, за который не буду растерзана, но меня освобождают от поисков. Один из присутствующих, ― казалось бы, самый невозмутимый, Вайю, ― буквально взрывается. Вновь подступив, он впивается взглядом в звериных; черные цветки в волосах источают еще более резкий запах, чем раньше.

– Не верю. Вы все еще не отказались от затеи? Жанна все вам объяснила.

– Объяснила. ― Ойво отвечает мирно, но в глазах нервный блеск. ― Но прошло столько времени… Вдруг передумала?

Тон не вводит Черную Орхидею в заблуждение, он продолжает смотреть прямо и зло. Двое смотрят в ответ. Вайю оглядывается на толпу, кидает пустой взгляд на меня и, точно прочтя мои мысли, качает головой:

– О нет. Я знаю ее достаточно, она не передумала. И то, что вы не боитесь этого мира, не делает его для вас менее опасным. У людей короткий разговор с не похожими на них существами: они открывают стрельбу. А вы еще нужны движению.

Ойво раздраженно качает крылом и, видимо, не переборов себя, переглядывается с товарищем. Эйро, подавшись вперед, вдруг бесцеремонно тянет когтистую руку. Он снова улыбается, так, что видны ощеренные клыки.

– Храбрейший из этой зелени… лучший. И все равно трус.

Пальцы тянутся к черному цветку в волосах Вайю. Откуда-то я почти знаю: это запрещенный жест, жест-вызов. Знаю, еще до того как рука ― жилистая и смуглая ― молниеносно перехватывает чужую, когтистую и заросшую. Стискивает ― и волк шипит от боли. Когда хватка разжимается, я вижу: часть шерсти на этом месте слезла, а кожа обожжена.

– Не забывай, кто я, ― вкрадчиво проговаривает Вайю. ― Не забывай: мы союзники. И не забывай… ― интонация едва уловимо меняется, становится угрожающей, ― мы отстаиваем эту землю. Другой у нас не будет.

– Не будет, ― повторяет Эйро, растирая руку, и хочет что-то прибавить, но опять натыкается на взгляд крылатого друга. Предостерегающий взгляд.


– Ответь им. ― Вайю неожиданно разворачивается ко мне. Он не произносит имени «Жанна». ― Объясни то, что возможно объяснить, и давай прекратим это.

– Ей дурно, ― робко вмешивается Кьори. ― Вы и так…

– И все же. ― Вайю неприкрыто над нами насмехается. ― Пара фраз ее не убьет. Она ведь у нас крепкая девочка… не так ли?

Догадался. Подозрение, вспыхнувшее, еще когда он отступил от постели, окрепло. Он знает тайну, но почему-то не выдает. Щадит меня?..

– Послушайте. ― Мне стоит невероятного труда владеть голосом. ― Послушайте, он прав, и об этом говорилось не раз. В мой мир лучше не приходить чужакам в таком обличье, в моем мире на двух ногах ходят только люди. У вас не получится просто взять оружие, не получится ничего, вас могут убить, и от этого будет хуже общему делу.

«…Или вы кого-то сожрете». Я не делаю таких предположений, хотя именно этого, вероятно, опасалась Джейн. Теперь нужно пустить этим двоим пыль в глаза, так, чтобы сейчас они утихомирились. А ничто не пускает пыль в глаза лучше, чем…

– Но я подумаю, возможно ли пронести оружие сюда. Я попытаюсь.

Ничто не пускает пыль в глаза лучше, чем обещания, даже отсроченные. И ничто так не выдает двойное дно в чужих желаниях, как иллюзия уступки. «Звериные» недовольны, и вовсе не тем, что мои рассуждения расплывчаты. Досаду вызвало другое.

– И все же лучше бы мы сами туда… ― начинает волк, но орел его одергивает. Серебристые глаза устремляются на меня, а спустя мгновение Ойво склоняет голову.

– Что ж. Славно. Благодарим, Жанна. Не смеем более тебя тревожить. Отдыхай.

– Отдыхай, ― вторит Эйро и все же гладит меня по щеке кончиками теплых когтистых пальцев. С трудом заставляю себя не отшатнуться, молча смотрю на покачивающийся доллар на его шее. ― Но мы еще вернемся к разговору… думаю, не раз.

– Эйро! ― окликает его Черная Орхидея. ― И прочие! Аудиенция окончена.

– Пора идти. Дела не ждут! ― поддерживает его Ойво, отступая.

Волк дарит Вайю кривую, наигранно-извиняющуюся ухмылку и снова машинально потирает руку; на крылатого товарища тоже косится довольно злобно.

– Как будет угодно. С дороги!

Двое, а с ними компания других «звериных», убирается из подземелья. Следом тянутся и «зеленые», правда, не сразу. Многие подходят, чтобы коснуться моей руки поверх грубого покрывала или хотя бы заглянуть в лицо. Я улыбаюсь и принимаю пожелания выздоровления. Тошно. Я никогда не лгала так. От моей лжи никогда не зависело что-то важное, а теперь от нее зависит… мир? Удавшаяся ложь несет в себе лишь отсрочку.

Агония после нее будет болезненнее.

Помещение пустеет, но прогнавший всех Вайю не уходит. Он прислоняется к земляной стене и хмуро скрещивает на груди руки. В желтом свете грибниц цветки меж его заплетенных, высоко зачесанных волос ― еще чернее.

– Аудьенца окончена, ― пытается повторить Кьори и получает желчную улыбку.

– Обезьянничаешь за Жанной? Научись хотя бы делать это грамотно, змеиная жрица.

Змеиная жрица?..

– Что здесь происходит? ― Вайю оставляет насмешки и в упор, с почти осязаемым отвращением глядит на меня. ― Что это?

– Не узнаешь ученицу? ― Кьори с неожиданной злостью выпрямляется, смело идет навстречу. ― Удивительно.

– Присмотрись, ― хмыкает Цьяши, тоже поднимаясь. ― Вдруг опознаешь легендарную девчонку с плащей и щитов? Сам лепил.

Вопреки собственному совету «присмотреться» девушки встают так, чтобы загородить меня от пытливого взора мужчины. Я, скованная паникой, еще и отворачиваюсь к стене, хотя не лучшее решение ― подставить спину. Если Вайю нападет, эти двое меня не защитят. А он, судя по его скрытому, но ощутимому гневу, может напасть.

– Что вы задумали? ― наступает он. ― Вы хотя бы понимаете, до чего можете доиграться? Особенно сейчас, когда Мэчитехьо в таком бешенстве? Экиланы всюду, они очень кровожадно настроены. Они…

– Они всегда жаждут крови, ― фыркает Цьяши. ― Тоже мне удивил, учитель.

– Маленькая нахалка, ― рявкает Вайю, постепенно теряющий терпение. ― Еще одна подобная дерзость… ― Он осекается. ― Так. Хватит морочить мне голову. Где Жанна?

– Перед тобой, ― упрямо заявляет Кьори. ― И то, что ты ее не узнаешь, ей едва ли приятно. Вы ведь так близки… были.

– Правда? ― Я ощущаю тяжелый взгляд, даже сквозь загораживающих меня девушек. ― Правда, Исчезающий Рыцарь? Мое недоверие обижает тебя? Так обернись. Глянь мне в глаза.

Я не двигаюсь.

– Жанна?..

Запах орхидей кружит голову, будя страх: не швырнут ли в меня нож? Я кусаю губы.

– Жанна, я приказываю. Когда я брал тебя в ученицы, ты поклялась подчиняться во всем.

Нет. Клятвы Джейн ― не мои клятвы. И я ничего не должна ее учителям.

– Слушай, ты! ― Цьяши, судя по гулу, топает ногой. ― Никто не отрицает твою несомненную роль в наших победах. Но прояви хоть разок милосердие и уйди.

Поговорите позже. Ты не видишь, что она больна?

– Я вижу другое. И я предпочту удостовериться прямо сейчас, что вы…