С небес на землю

Слава богу, вроде сошлись на том, что он не душил эту самую Митрофанову!.. И за это спасибо!

— Есть очень хочется. Можно мне еще мандаринчик?

— Тебе почистить?

— Я сама почищу.

И они оба, Покровская и Шан-Гирей, опять уставились друг на друга так, что Береговому стало совсем неловко и даже завидно немного.

Странно, что не начали целоваться!

Алекс вытащил из сетки мандарин и стал чистить.

— Можно, я сяду? — устало спросила Митрофанова. — Сил нет.

Стул был один-единственный, и на нем сидел Береговой. Когда она попросилась сесть, да еще так… трагически-устало, он вскочил и подтолкнул стул к ней.

Тот поехал и ткнулся ей в колени. Она повернула его и села так, чтобы смотреть в окно. И понурилась.

— Я могу продолжать? — Не дожидаясь ответа, Алекс отщипнул дольку от мандарина, сунул Мане и спросил: — Вы никого не видели возле дома Екатерины Петровны тем вечером, Владимир?

— Я не знаю! Кого-то видел, наверное! Я злился и… плохо соображал. И я не понимаю, какого черта вы ко мне привязались! Вы следователь, что ли?!

— Нет.

— Тогда почему лезете в это дело?!

— Анна Иосифовна попросила меня разобраться. По мере сил я пытаюсь. — И как ни в чем не бывало отщипнул еще дольку.

Митрофанова повернулась так резко, что чуть не свалилась со стула.

— Анна Иосифовна?! Вас?! В чем вы должны разобраться?!

— Ну, например, в том, кто именно и зачем присылал ей письма с угрозами. Но в тот день, когда я пришел, в издательстве убили человека, и теперь я пытаюсь разобраться еще и в этом.

— Вы из милиции, что ли?! — Митрофанова по начальственной привычке возвысила голос.

— Господин Береговой только что меня об этом спрашивал. Нет, я не из милиции.

— Помнишь «Запах вечности»?.. — спросила Маня беспечно.

— Который украли? Конечно! Кто ж его не помнит!.. А при чем здесь…

— Автор Алекс Лорер, он же Александр Шан-Гирей.

У Митрофановой слегка приоткрылся рот. Она, кажется, даже на стуле покачнулась. Береговой усмехнулся с некоторым злорадством — он первый раз видел «стерву и суку» в таком потрясении.

— Маня, — ровным голосом сказал Шан-Гирей, — мой роман не имеет к делу никакого отношения.

— Так это вы его украли?!

— Нет, — ответил Алекс и улыбнулся. — Не я.

Ни с того ни с сего ему стало легко и весело, как человеку, который долго и трудно болел, и лежал на операционном столе, уверенный, что белые холодные стены и лампы на потолке — последнее, что он видит в жизни, и еще отходил от наркоза, и ждал, когда утихнет боль, не надеясь, что утихнет, а потом вдруг оказалось, что больше нигде не болит!.. И можно проверять себя, и осторожничать, и стараться не делать резких движений, но — не болит!.. В это почти невозможно поверить, но правда не больно — смотрите, люди, я могу говорить об этом, и не корчусь в муках, и не хочу убежать и спрятаться, и не боюсь, что боль может вернуться!..

Не может. Все. Отболело.

Отныне и навсегда.

— Нет, подождите, я ничего не понимаю, — заговорила Митрофанова и оглянулась на Берегового, как будто ища у него поддержки. Он ей зачем-то кивнул. — То есть вы хотите сказать, что автор «Запаха вечности» — это вы?!

— Угум, — подтвердила Покровская, жуя мандарин, — о чем я тебе и толкую!

— Он же был… француз! Нет, что-то говорили про русское происхождение, но это ерунда! И роман этот вы… присвоили, а написал его совершенно другой человек!

— Екатерина Петровна, я не крал роман, — перебил Алекс. — Все наоборот. У меня украли, а я плохо защищался. Маня, зачем ты это начала!

— Затем. У нас одни загадки, пора переходить к разгадкам! Никто в издательстве так и не понял, кто ты и откуда явился! И почему для расследования императрица Анна выбрала именно тебя!

— Да этого просто быть не может! — словно в забытьи бормотала Митрофанова. — Слушайте, как вас, Владимир, дайте мне выпить, а? Алекс Лорер! Нет, не может быть…

И она схватилась за голову.

Если все это правда, а не Манины писательские выдумки — можно ведь на секунду допустить, что правда! — значит, Анна Иосифовна сделала гениальный ход. Она сумела раздобыть где-то этого самого Алекса Лорера, прогремевшего несколько лет назад на весь мир, и каким-то образом убедила его поработать в «Алфавите». Дальше по большому счету не так уж и важно, он ли написал тот самый роман или не он, но из одного факта его присутствия в издательстве можно выжать миллионы!.. Он может написать книгу о том, как у него украли роман, и это будет грандиозный скандал и, следовательно, грандиозные продажи! Он может написать книгу о том, как он украл роман — и это тоже будет скандал и, значит, продажи и прибыли!


Анна Иосифовна разыскала его, как-то уговорила сотрудничать, обласкала, — уж это она умеет! — видимо, что-то пообещала, может, в чем-то убедила и заняла делом, вот этим самым расследованием, и готово! Алекс Лорер верой и правдой станет ей служить. Вот уже сейчас служит!

Но это означает только одно — она, Митрофанова, больше не контролирует ситуацию в издательстве!

Кажется, она произнесла это вслух, потому что Алекс сказал совершенно спокойно:

— Вероятнее всего, вы никогда ее не контролировали. Вам казалось, что контролируете! А на самом деле ее всегда контролировал только один человек. Не вы, не Александр Стрешнев и уж точно не Анна Иосифовна!..

Теперь они смотрели на него — все трое.

— Кто? — прошелестела Митрофанова.

— Я расскажу, — пообещал Алекс. Он сочувствовал ей, но не слишком. Во всем этом ему еще предстоит разобраться. — Владимир, вспомните! Тем вечером возле дома Екатерины Петровны вы не видели… собаку?

От ответа на этот вопрос зависело многое, если не все.

У Алекса вдруг вспотели ладони, и пришлось тихонько вытереть руки о джинсы.

— Точно! — сказал Береговой. — Собаку видел! Большая черная собака бегала туда-сюда! А что?..

— Так. А кто, кроме вас, знал о том, что у Анны Иосифовны есть компьютер?

Сейчас соврет, понял Алекс, глядя Береговому в лицо.

И тот соврал, конечно:

— Никто, — буркнул он и посмотрел в сторону. — Никто не знал.

— Значит, письма с угрозами ваших рук дело, — подытожил Алекс.



— А если ты будешь молчать и дуться, я тебя вообще никуда не повезу.

— Я не дуюсь, Маня. Мне просто нужно подумать.

— Думай вслух.

Алекс хотел было заявить, что думать вслух он не намерен, а если ей не хочется его везти, он — пожалуйста! — вполне может добраться на метро. Он виртуозно умел проделывать такие штуки — цепляться к словам, даже самым безобидным, самым незначительным, выстраивать целые теории, обижаться на ерунду, добиваясь таким образом самого главного.

Одиночества и покоя.

Но не тут-то было! Маня Поливанова не оставила ему ни единого шанса на одиночество, что уж говорить про покой.

И надуть ее он вряд ли смог бы, разыграв какую-нибудь сцену. Непостижимым образом она понимала все, что происходит у него в голове, и ловила фальшь, и умела пропускать мимо ушей то, что следует пропустить, и всегда слышала самое важное, как будто забралась к нему внутрь и сидела, притаившись, время от времени выглядывая из укрытия, но избавиться от нее не было никакой возможности.

Поэтому он вздохнул и сказал:

— С тобой так трудно, Маня!.. Ты очень мне мешаешь, а поделать я ничего не могу.

— Конечно, мешаю, — согласилась Маня совершенно искренне, — и с этим ничего не нужно делать! Ты просто должен ко мне привыкнуть, только и всего.

Алекс пожал плечами, отвернулся и стал глядеть в окно. Старые привычки не сдавались — все ему хотелось «демонстрировать независимость», оберегать «личное пространство» от «чужих», только чужих никаких не было, не от кого оберегать.

Это же Маня, а не какие-то там «чужие»!

— Скоро Новый год, — объявила та. — Где мы его будем встречать?

— Мы?!

— Ну да. Мы с тобой.

— Ты сошла с ума.

— Ну, вот сейчас самое время заныть, что у тебя свои планы и я в них не вписываюсь. Давай. Начинай.

— Маня.

Она быстро на него взглянула. Вид у него был рассерженный.

— Достань мои сигареты, а? Мне неудобно.

— А где сигареты?