Сама виновата

– А ты сам?

– В смысле?

– Легко, знаешь, быть принципиальным, когда не твоя судьба на кону, а если бы тебе пришлось выбирать, ты точно уверен, что положил бы голову на плаху?

Саня нахмурился и ничего не ответил.

– Вот видишь.

Она вернулась в здание.



Полина Поплавская все-таки пришла, странная сознательность для поэтессы.

– Да, я просила Василия Матвеевича наказать Фельдмана, – сказала она спокойно, – он оскорбил меня и должен был за это ответить.

Судья и народные заседатели переглянулись, наверное, удивились такой бесстыдной откровенности.

– А вы не подумали, что ломаете человеку жизнь? – не удержался Бимиц.

Полина улыбнулась:

– Нет. Мне просто хотелось, чтобы он пострадал как можно больше, вот и все.

– И вам нисколько было его не жаль?

– Нет.

– А сейчас как вы себя чувствуете? – вдруг взвился заседатель Кошкин. – Когда из-за вашего каприза погиб близкий друг вашей семьи? Совесть вас не мучает?

Поплавская холодно улыбнулась:

– Насколько мне известно, я не совершила ничего противозаконного, а моя совесть вас не касается.

Ольга позавидовала железному самообладанию девушки и спросила, говорила ли Полина Фельдману, кому он обязан своим отчислением.

Поплавская налила себе воды из пожелтевшего графина и выпила почти целый стакан.

– Так говорили или нет?

– Возможно. Да, я могла ему сказать.

– Полина Александровна, суду нужно знать, было или не было, а предположения мы не рассматриваем.

Свидетельница снова стала пить.

– Вспоминайте, пожалуйста, – улыбнулась судья.

– Ну хорошо, кажется, было. Да, кажется, я позвонила ему и сказала, в его возрасте пора понимать, на кого можно тявкать, а на кого нет, и упомянула, что в моей судьбе принимает участие сам Пахомов.

– Полина Александровна, кажется или точно?

– Кажется, точно.

– Свидетель, соберитесь, пожалуйста!

– Точно. Да, так и было. Просто я в тот день слегка выпила, собственно, почему и позвонила.

Ольга выдохнула. Ну вот и все. Мотив доказан железобетонно. Через час приговор, и с плеч долой! Начнутся новые дела, и через неделю она обо всем забудет.

Судья тоже повеселела. Наверное, мысленно уже на пути к своему ребенку.

– У подсудимого есть вопросы к свидетелю?

Фельдман встал:

– Спасибо, нет вопросов. Все так и было.

– Странно, еще вчера вы не помнили, откуда узнали о роли Пахомова в вашей судьбе, – заметил Кошкин.

– А сейчас Полина Александровна сказала, и вспомнил. Что тут удивительного?

– Да много чего.


Судья кашлянула и, видимо, пнула Кошкина, потому что он замолчал.

– Свидетель, вы свободны, – сказала Ирина Андреевна, но Полина осталась стоять.

– Можете идти, – повторила судья.

– Я думаю, необходимо уточнить, почему именно Василий Матвеевич так обо мне заботился, – сказала Полина негромко, – мне кажется, что это важно.

У Ольги екнуло сердце. Сейчас начнется, и она никак не сможет это остановить, ведь нельзя же силой стаскивать человека со свидетельского места!

– Дело в том, что мы с Василием Матвеевичем были любовниками, – сказала Полина.

– Уберите эту дрянь! – вскинулась вдова. – Я не желаю слушать клевету на своего мужа!

Полина переступила с ноги на ногу и крепко ухватилась за бортики кафедры.

– Порядок в зале! – крикнула судья.

– Не смей тут мести своим поганым языком!

Вдова вскочила, люди в зале заволновались, и Ольга на секунду испугалась, что начнется потасовка, но вдруг поднялся Кошкин:

– Отставить!

Это прозвучало так внушительно, что зрители опустились на места и даже вдову усадили.

– Ти-ши-на! – зычно проскандировал Кошкин.

– За нарушение порядка будем наказывать по закону, – сказала Ирина Андреевна, – невзирая на лица.

На секунду Ольга понадеялась, что судья испугается скандала и прогонит Полину со свидетельского места, но та велела продолжать.

– Уймись, тварь неблагодарная, опомнись! – прошипела вдова.

– Еще один звук, и я буду вынуждена принудительно вывести вас из зала, – сказала судья, – продолжайте, Полина Александровна.

– Много есть слов в русском языке про таких, как я, – вздохнула Полина, – тварь, порченая, растленная, конченая… Все так, все про меня, и я действительно не помню, была ли когда-нибудь хорошей. Но это вам не важно, так что к делу. Василий Матвеевич Пахомов стал моим любовником, когда мне еще не исполнилось тринадцати.

– Ты лжешь!

– Выведите, пожалуйста, гражданку Пахомову из зала, – отчеканила судья.

– Я никуда не выйду! Не позволю, чтобы эта шлюха своим гнусным языком порочила память моего мужа!

– Гражданка Пахомова, мы выслушаем свидетельницу, несмотря на все ваши протесты.

– Тогда я требую закрытого суда!

– Нет, не нужно, – сказала Полина, – со мной все, это ясно, но, может, если я во всем честно признаюсь, это поможет кому-то поступить правильно.

Пахомова картинно прижала к лицу носовой платок:

– Мой муж убит! А вы, вместо того чтобы наказать убийцу, пытаетесь замарать его светлую память! Вы за это ответите!

– Ответим, а пока покиньте зал.

Пахомову вывели. Ольга осмотрелась. После того, что она узнала от Сани, признание Полины не удивило ее, а остальные с трудом держали себя в руках. Бимиц сидел опустив взгляд, Кошкин хмурился, а судья покраснела и быстро крутила ручку дрожащими пальцами.

Подсудимый сгорбился, смотрел в пол. Все старались смотреть мимо Полины, будто ее не существует. Ольга заставила себя встретиться с нею глазами и улыбнуться.

– Продолжайте, Полина Александровна. Пахомов принудил вас силой?

– Что вы, нет! – свидетельница усмехнулась. – Совсем наоборот. У меня тогда как раз разводились родители, а дядя Вася был такой добрый, такой понимающий… Так поддерживал меня, что я первая в него влюбилась и мечтала, как он тоже полюбит меня. Что ж, полюбил. Два года мы с ним встречались как любовники, а потом я выросла и перестала быть ему интересной. Василий Матвеевич сказал, что у нас слишком большая разница в возрасте, он старый, а у меня впереди вся жизнь, поэтому он меня отпускает. Какое-то время я думала, что он действительно бросил меня из любви, поставил мое счастье выше собственного, пока не узнала, что он снимает в новом фильме дочку одной из подруг моей мамы. Я ревновала, поехала к ней, но она радовалась, что получила роль, и не стала меня слушать. Решила, я специально говорю гадости, потому что сама хотела сняться в этом фильме, а меня не взяли. Не поверила мне, и потом для нее все кончилось очень плохо. Она оказалась не такая испорченная, как я, уступила, но не выдержала и покончила с собой, а накануне отправила мне письмо, в котором рассказала все, как было, и благодарила меня за то, что я хотела ее спасти. Хотя в действительности это было не так. Я принесла его сегодня, можете приобщить к делу, если нужно. – Полина достала из сумочки конверт и положила его перед собой. – Вот это письмо.

– Вы тогда никому его не показывали? – спросила Ольга.

– Нет. Я предпочла шантажировать Василия Матвеевича. Мы договорились, что я обо всем молчу, а он обеспечивает мне успех.

Повисла неловкая пауза. Видный мужчина лет шестидесяти, весь процесс просидевший рядом со вдовой, вдруг поднялся и хорошо поставленным голосом заявил, что давно дружит с Василием Матвеевичем и готов присягнуть: все, что он только что услышал, не что иное, как грязная клевета, мерзкие измышления гнусной девки.

– Вас тоже вывести из зала? – спросила судья.

– Я не могу молчать, когда порочат память моего друга!