«Сандал», которого не было

– Ставь на стол, и свободен!

Боец мгновенно исчез.

– Пей чай, Миша! – предложил командир Шумахеру. – И мне налей, пусть остывает. Я выскочу на минутку…

Он вышел, прошел по коридору в соседний кабинет.

– Связь по ВЧ с Москвой мне! Живо!

Минутка затянулась на полчаса. Сидя в одиночестве, голодный Шумахер жадно ел баранки и запивал чаем. Чувствовал он себя неуютно. Вроде командир и сам его здесь оставил, и документов секретных на виду нет, а все равно неудобно как-то. И выйти неудобно. Решив все же ждать там, где приказали, Шумахер допил третью чашку чая, догрыз очередную баранку и от нечего делать принялся изучать план-график на стене.

Наконец Гуськов вернулся. Шумахер встал.

– Сиди! – отрешенно махнул рукой полковник.

Вид у него был какой-то растерянный. Таким командира Шумахер видел впервые.

– Да что случилось-то, товарищ полковник?

Гуськов подвинул стул и сел рядом.

– Видишь ли, Михаил…

Он на минуту задумался.

– Даже не знаю, что с тобой делать!

– Как это? – удивился Шумахер. – Говорю же, я здоров, прекрасно себя чувствую, готов приступить…

– Да я это понял! Тут такое дело… Мы же тебя откомандировали по совсекретному приказу…

– Ну да, я еще десяток расписок давал, – кивнул Шумахер.

– Вот! В соответствии с последним пунктом этого приказа, я его уничтожил сразу после исполнения! Сжег в печи для уничтожения секретных документов…

– Ну? – Шумахер ничего не понимал. При чем здесь давнишний приказ, если он уже выполнен? Какая разница, как его уничтожили? И если откомандированный уже вернулся в родную часть?

– Вот тебе и ну! И не просто «ну», а большая загогулина…

Гуськов вытаращил глаза и промокнул лоб большим клетчатым платком.

– Согласно тому приказу, в распоряжение войсковой части номер 88606 был откомандирован старший лейтенант Михаил Забазнов!

– Так точно! – кивнул Шумахер.

– Но назад-то ты вернулся с документами на имя Магомеда Асланова! Вот выписка из медицинской карты, вот предписание госпиталя, вот справка о годности к дальнейшему прохождению службы. – Полковник выложил на стол перед Шумахером медицинские документы.

– Как Асланов может занять место Забазнова, мне совершенно непонятно! – резюмировал полковник. – Нужно, чтобы из части 88606 вернулся продолжать службу именно старлей Забазнов!

– Да, Аслановым я представлялся в госпитале, – подтвердил Шумахер. – И вообще везде. Но можно же, наверное, позвонить туда, куда меня откомандировывали, чтобы они подтвердили: это фамилия прикрытия. Пусть пришлют новый приказ…

– Я только что звонил по тем номерам, что мне тогда оставили, – ответил Гуськов. – Телефоны отключены. В госпитале никакими подробностями не располагают. А в Министерстве обороны никто не в курсе твоих перемещений и говорят, что войсковой части 88606 вообще не существует.

– Ничего себе поворот! – встревожился Шумахер. – И что мне теперь делать?

– Вот и я говорю! Получается, что старший лейтенант Забазнов пропал без вести, а неизвестно откуда взявшийся Магомед Асланов не может поступить на службу без собственных документов и послужного списка. Тебя и из общежития теперь выселять нужно, раз ты в нашей части не служишь. Да что там – тебя даже на территорию нельзя пропускать! Тем более у нас комплексная проверка на носу… Как я буду объяснять эти заморочки?

– Что же делать теперь? – повторил Шумахер.

Гуськов развел руками:

– А что тут делать?! Нужно подлинные документы возвращать!

– Как?

– Ну, как… Откуда я знаю?! Поезжай в Министерство обороны, в конце концов, пусть прижмут того, кто такой непорядок допустил! Хотя где он сейчас, порядок?! В общем, твои документы – твои проблемы! – Командир выталкивал слова будто через силу и смотрел в сторону.

– Я понял, товарищ полковник! Разрешите идти?

– Да подожди, не психуй! Деньги хоть есть у тебя?

– Откуда? Ранение, один госпиталь, другой… При выписке дали требование на проезд да тысячу на питание в дороге…


Полковник встал, порылся в карманах, протянул три тысячи.

– На вот… Да пойдем в столовую, нормально пообедаешь.

– Спасибо, товарищ командир! Я уже баранками наелся…



Чечня, Мохк-Мартановский район, село Мырмаши, 2005 г.

Трудно зимой лежать на одном месте под открытым небом. Очень трудно. Вдвойне труднее, когда лежишь долго и должен оставаться незаметным. Морозец хоть и небольшой, но, когда не двигаешься, быстро пробирает до самых костей. Хочется плюнуть на все и уйти домой, к теплу и уюту. Но нельзя. Надо доказать, что он достойный воин. Вот Шамсутдин вертолет сбил и доказал. А теперь и он должен показать, на что способен…

Адлан лежит на окраине села, на крыше бывшего консервного завода, напротив магазина. У него есть бинокль, термос с чаем, сушеное мясо и лепешка. Лежит третий день подряд, только ночевать уходит домой. Он уже изучил местную жизнь: утром мужчины уходят на работу, белая «Газель» привозит в магазин хлеб и молоко, потом улицы пустеют: из неказистых саманных домов выходят только женщины или подростки: принести воды из колодца, подкупить продуктов или по другим хозяйственным надобностям. К вечеру опять начинается движение – мужчины возвращаются с работы, покурят возле своих дворов, поговорят недолго и разойдутся. Сейчас тема разговоров одна: когда война закончится. И чем закончится – тоже. О чем тут долго говорить, если никто ничего не знает: такие вопросы наверху решаются. Разве что сплетни пересказывать… Да и не всякие соседи дружат, как раньше, – война всех разделила: у одного сын в горы ушел, а у другого брат в милиции… Сосед есть сосед, ссор с ним лучше избегать, только невидимая стена меж ними появилась: тепла нет, дружба закончилась, здороваться-то здороваются, но смотрят косо… Кафиры заезжают сюда редко, а вечерами вообще не появляются, поэтому, как начинает смеркаться, Адлан идет домой – отогреться, поесть горячего и поспать.

Но сейчас только середина дня, а холод уже пробирается сквозь черный волчий полушубок. Его пошил еще дедушка Исса – он сам заколол кинжалом напавшего на него волка! В его роду все мужчины были героями, хотя дядя Абдурахман говорил, что отец Адлана пошел не в своего отца… И действительно – Хуссейн не убивал ни волков, ни тем более людей. Он работал счетоводом в совхозе и отказался уходить в горы, как сыновья Абдурахмана. И его планы отец, конечно же, не одобрил бы…

Молодой человек вздохнул и перевернулся на бок. Завод разрушен еще в первую войну, территория густо заросла деревьями и кустарником. Даже без зелени, эти заросли мешают точности прицела. К тому же со стороны дороги сохранились еще не разворованные остатки бетонного забора, который скроет его от кафиров, задержит возможную погоню и исключит прямые выстрелы… Дядя Абдурахман научил его, как быстро спуститься: вон надежно привязанная веревка, по которой можно за секунду съехать на землю. Пожалуй, он действительно успеет три раза добежать до дырки в задней части забора и нырнуть в овраг, как говорил умеющий все продумывать дядя. Он был уверен, что тоже успеет добежать, хотя не трижды, а только один раз, ибо на левой ноге у него были оторваны пальцы – хромота осталась на память о давнем неудачном опыте с самодельной миной.

От площади у магазина мимо забора идет гравийная дорога к асфальтированной трассе. Под рукой у Адлана аккумулятор от мотоцикла. До дороги не больше 100 метров, силы тока наверняка хватит, чтобы преодолеть сопротивление проводов, во всяком случае, дядя так сказал, а он хорошо знал взрывное дело, хотя когда-то и допустил ошибку. Провода идут к танковому снаряду, уложенному в дренажную трубу под дорогой, прямо на повороте. Здесь быстро не проскочишь, скорость в любом случае сбросить придется. Тут-то он и соединит провода…

Только надо, чтобы шла одиночная машина. Вчера два уазика проезжали, но он их пропустил – опасно: из второй машины такой огонь откроют… И БТР пропустил – тоже опасно. А когда одиночная – другое дело! Правда, он и одиночный грузовик пропустил – кузов был набит солдатами, многие уцелеют, и ему не уйти… Надо, чтобы была одиночная, но с несколькими бойцами, а лучше всего – легковушка с офицерами. Тогда, даже если кто-то выживет, после контузии трудно сразу сообразить, жив ты или мертв, а уж определить место лежки подрывника – и подавно. Вот он и успеет уйти. Конечно, с дядей было бы спокойней, да они и собирались идти вдвоем, но дядю во вторник задержали на блокпосту. Может, конечно, и выпустят, если не опознают. А если разберутся, что он и есть Хромой Подрывник, – тогда все… Может, и без всякого суда пристрелят ночью да выбросят в лесу…

По гравийной дороге к магазину подъехала старая «Нива», молодой парень скрылся в магазине, потом вынес, погрузил в багажник мешок то ли муки, то ли сахара и поехал обратно. Женщина, закутанная поверх пальто в пуховой платок, проехала на груженной углем телеге. Адлан представил, как разгорится этот уголь, распространяя вокруг острый запах и блаженное тепло, вздохнул, снял перчатки, подышал на руки, потер их друг о друга. Но это не помогло – волчий полушубок с лохматой меховой шапкой не спасали от холода, а ноги, несмотря на валенки, стали мерзнуть. Он уже начал дрожать всем телом. Сейчас бы к горящей печке и поесть горячий, жирный жижиг галнаш…

Но тут же мысли его приняли другое направление: от центра села к магазину подъехал военный тентованный «Урал», из кабины вылез прапорщик и исчез внутри. Солдат-водитель тоже выпрыгнул из кабины, закурил, прошелся взад-вперед, разминая ноги. Вот оно! Одиночная машина, и нет никаких поводов пропустить ее, если она поедет мимо заряда… Адлана бросило в жар, будто он уже сидел у хорошо разгоревшейся печки.

«Что они собрались покупать? У них же централизованное снабжение», – пульсировала в голове ненужная и никчемная сейчас мысль. Сердце колотилось, как стреляющий автомат, под ложечкой ныло, волной подкатила тошнота. Голова вспотела, и он снял шапку, как будто внезапно наступило знойное лето.

«Скорей всего, они поедут обратно тем же путем, и у меня вновь ничего не выйдет!» – эта мысль не огорчила его, а скорей обрадовала. Но он тут же устыдился этой предательской радости, радости труса. Трясущимися руками он прикрепил один провод к положительному контакту аккумулятора, теперь осталось приложить второй к отрицательному…

«Скорей бы уже, что он там возится…»

Через некоторое время прапор вышел на крыльцо, что-то крикнул, из кузова грузовика выпрыгнули двое солдат и стали носить в магазин ящики с сухим пайком.

«Вот оно что! Оказывается, он не покупает, а продает! Казенное имущество налево пускает, шакал!» От этой мысли Адлан несколько успокоился. Взорвать кафира, если он вдобавок шакал, легче, чем просто кафира…

Через несколько минут военные заняли свои места и «Урал» тронулся. Но разворачиваться, чтобы ехать обратно через все село, они не стали, а направились к гравийной дороге, ведущей к трассе, где их ждал фугас. И пропустить их у Адлана не было никаких оснований. Хотя как убить сразу четырех человек? Солдаты такого же возраста, как он сам, прапорщик немного постарше… И он видел их лица! Когда Шамсутдин пускал свою ракету, он метил в летящий вдалеке вертолет, словно в обычную мишень в тире. Вертолет упал, как в кино, а последствия в виде трупов они увидели уже потом, когда прибыли на место крушения и все было позади… Но сейчас обстановка совсем другая: вот они – четверо молодых мужчин, живых и здоровых, и именно он своими руками должен превратить их в куски окровавленного мяса!

Тошнота усилилась. Когда он представлял, как взорвет заряд, то не думал о таких подробностях. Думал о другом: как соединит провода, как его будут хвалить в джамаате, как Шамсутдин официально назначит его своим заместителем…

«Урал» приближался к повороту. Руки дрожали еще сильнее, сердце колотилось так, будто хотело проломить ребра и вырваться наружу… Адлан пытался успокоить сам себя: ничего не поделаешь – так уж распорядился Аллах. Даже не Аллах, а прапорщик, решивший срубить бабла на продаже сухпайков… И конечно, таким шакалом распоряжался шайтан! Именно по его воле четверо молодых федералов оказались там, где никогда раньше не были, не должны быть и где делать им нечего – на окраине чужого села, в конце неизвестной им улицы.

«Урал» проехал вдоль заводского забора почти до самого конца, притормозил перед поворотом…

Адлан перестал думать о чем бы то ни было. Он действовал, как автомат, и видел себя со стороны, словно в тяжелом, болезненном сне. Плохо соображая, что делает, он омертвелой рукой соединил провод с отрицательным полюсом аккумулятора.

Огненный столб подбросил грузовик, отбросил и опрокинул его на бок.

– Гух! – звук взрыва разорвал сельскую тишину с такой силой, что на соседней улице заскулили собаки. Еще не улеглось эхо, как Адлан, по заранее спущенной вниз веревке, обжигая ладони, съехал на землю и понесся во весь опор к пролому в заборе на противоположной стороне двора, ловко маневрируя между деревьями. Но его никто не преследовал и не стрелял вслед. Контуженные солдаты с трудом выбирались из кузова искореженного и дымящегося грузовика, рядом с оторванным колесом корчился водитель – держась за кровоточащую культю правой ноги выше колена. Бездыханное тело прапорщика так и осталось в развороченной кабине.



Москва, 2005 г.

Отличное знание военной топографии в метро помогало слабо. Точнее, вообще никак не помогало. Шумахер помнил почти всю карту Чечни и свободно ориентировался там на местности, мог легко определить направления сторон света по солнцу, звездам и деревьям… Но здесь, под землей, все эти знания и навыки были бесполезны, а схема метрополитена мало походила на карту.

Два милиционера с подозрением рассматривали Шумахера, одетого, как бандит девяностых годов, в длинный, изрядно потертый кожаный плащ, из-под которого выглядывали камуфляжные штаны. Теплым бушлатом от комплекта «Ночь» он расплатился с проводником за проезд в Москву, а тот ему дал этот измятый, с зашитыми прорехами раритет, валявшийся в рундуке под полкой. Если продолжать аналогию с «лихими девяностыми», то бандит, который его носил, был убит на «стрелке», а потом его вдобавок переехала машина. Грел бывший бандитский плащ плохо, но по крайней мере от ветра защищал… Милиционеры так и не подошли: сейчас многие носят камуфляж – и охотники с рыбаками, и охранники всякие, а отличать «спецуху» от обычного «комка» патрульные не умели… Поговорили между собой и отвернулись. То ли посчитали, что он недостаточно подозрителен для проверки документов, то ли поленились, то ли проявили осторожность – кто знает, что в карманах у этого небритого типа с угрюмым лицом, не располагающим к общению. Может, они и правильно сделали.

Шумахер был вне себя. Его, как щенка, выбросили из привычного двора в чужой, незнакомый город. Он не знал, где в огромной столице искать тех людей, которые могут помочь ему восстановить свое настоящее имя. Деньги кончились еще в дороге, никаких перспектив он не видел. Документы прикрытия, без обеспечения этого самого прикрытия, ничего не значили: первая же серьезная проверка выявит, что это «липа», и что тогда? Во всяком случае, ничего хорошего ждать не приходится… И вряд ли он бы подчинился, если бы патрульные попытались доставить его в отдел. Так что хорошо, что они «разошлись краями».

Так и не разобравшись в переплетении разноцветных линий, Забазнов безошибочно выбрал из нескольких стоящих на перроне военных «паркетного» офицера и подошел к нему.

– Товарищ подполковник, не подскажите, как проехать к Министерству обороны?

– Вам третий дом нужен? – уточнил тот.

– Ну… Я точно не знаю… Мне по серьезному вопросу.

Подполковник критически осмотрел его с головы до ног, хмыкнул.

– По Сокольнической линии до станции «Фрунзенская». Сейчас подойдет состав и садитесь. Только приведите себя в порядок! На кого вы похожи?

– На бойца, который после ранения никому не нужен! – дерзко и не по-уставному ответил Шумахер и повернулся к подходящему поезду. Толпа внесла его в открывшиеся двери, чтобы не упасть, он ухватился за поручень и тут же скривился от боли – рана еще давала о себе знать.

Милиционеры, очевидно передумав, направились к вагону, но не успели, дверь закрылась прямо перед ними.