Сажайте, и вырастет
Часть 28 из 75 Информация о книге
…Можно, мечтал я дальше, упираясь взглядом в мерно колеблющиеся лопатки бегущего впереди приятеля, применить хитрость: сделать вид, что оступился, споткнулся; картинно упасть; безнадежно отстать ото всех, перевести дух – и легкой трусцой вернуться назад, на стадион, а потом продемонстрировать тренеру синяки и царапины на разбитых коленях. То один, то другой малец из нашей компании периодически проделывали подобный фокус, если становилось совсем невмоготу. Но тренер не жаловал ловкачей, а старшие смотрели на таких с пренебрежительными усмешками. В тринадцать лет усмешки друзей ощущаются чрезвычайно болезненно. И я бежал дальше. Я выдержал уже тридцать тренировок. Тридцать раз стартовал и финишировал. Не первым – но и не последним! Десятикилометровый кросс уже не казался мне кошмаром, как в первый месяц. Я научился правильно дышать и распределять силы. Я решил, что сойду с дистанции в другой раз. Не сегодня. Поперек дороги – пробитого через лес бульдозерами зимника – торчал красно-белый шлагбаум. Дальше, в черной мгле, маячили деревянные срубы загородных домов. Здесь группа спортсменов взяла краткую паузу. Девушка-мастер перестала бежать, но не перестала двигаться. Она притоптывала, размахивала руками, приседала, шумно вдыхала и выдыхала. Все, кто удержался за лидером, повторяли ее движения. Дождались отставших. Ледяной лес вокруг потрескивал; слабо шевелились под медленным ветром голые кривые ветви. Хрипло брехали две-три собаки – издалека, от подножий погруженных в темноту домов и домиков, чьи хозяева однажды перегородили въезд в свой садово-огородный рай огромной железной трубой. – Не стоим! – командовала не знающая усталости девушка. – Шевелимся! Не даем себе остыть! Все подтянулись? – Вроде да… – Пошли, пошли! К досаде полумертвых от усталости пацанов, передышка закончилась. Теперь изматывающий кросс по ледяным тропинкам и асфальтовым обочинам надо было проделать в обратном направлении. Пелетон все же распался. Группа бегунов растянулась на добрую сотню метров. Девушка-мастер и двое старших не утратили лидерства, но вплотную за ними держалась кучка наиболее упрямых и быстрых мальчишек; другие постегали; в хвосте же плелись выбившиеся из сил аутсайдеры. Вдруг я обнаружил, что пребываю не среди последних и даже не в середнячках, а прямо за спиной кого-то из старших. Правда, престижная позиция далась мне напряжением всех сил. Старшие же бежали, что называется, вполноги и даже переговаривались между собой, как будто адский забег был для них забавой. Я еще поднажал, опустил подбородок вниз – так легче собраться с духом – и обогнал всех. – Ого! – благодушно засмеялись старшие. – Малой в отрыв пошел! Вслед мне запустили снежком, но промахнулись. Лидировать оказалось сложно. Гораздо проще, понял я, быть ведомым, а не ведущим. Легче дышать в чью-то спину и стараться не отстать, нежели заставлять себя, и только самого себя, бежать быстрее и быстрее. Не прошло и минуты, как старшие – без усилий, по-прежнему балагуря меж собой, – нагнали меня. – Чего затормозил, малой? Давай! Голову вниз! Вперед! Сделав вид, что не расслышал, я снова попытался быстрее переставлять ноги. – Давай! Давай! Выкрики далеко разносились по черному зимнему лесу, но я слышал только крахмальный скрип снега под резиновыми подошвами. Теперь мне показалось, что я хорошо оторвался. Захотелось оглянуться, удостовериться, но на это ушла бы драгоценная секунда. – Опять скис, малой! – раздалось над самым ухом. – Работай! Вперед! Голову вниз! Им смешно, понял я. Они развлекаются. Десять километров по январскому снегу – пустяк для тренированного спортсмена. Старшие, если бы захотели, побежали бы вдвое быстрее. Но зимой продвинутые атлеты не напрягаются, лишь держат форму. Летом им предстоит покрывать в седле велосипеда дистанцию в десять раз большую… – Надо, малой, надо! Давай! Рывок, малой, рывок! Вперед! Старшим было как минимум по семнадцать лет. В раздевалке я видел их бедра – сухие, твердые, перекатывающиеся рельефными мышцами. Приученные к многочасовому вращению педалей. – Рывок, малой! Рывок! Ты сможешь! Девушка-мастер – для нее, видимо, и разыгрывалась вся сценка – не выдержала и мелодично рассмеялась. – Ты сможешь, малой! – не унимался вдохновенный юношеский бас. – Рывок! Голову вниз! Работай! Я прибавил. Голоса стали отдаляться. Еще быстрее! Еще! Не волнуйтесь, малой сможет! Он смог в прошлый раз, и в позапрошлый, сможет и теперь. Вам, мастерам, кажется, что сопляк хочет показать себя. Вы решили, что все это – рисовка, выпендреж. Я же рву жилы вовсе не для того, чтобы покрасоваться. Еще год назад я не мог пробежать и сотни метров без того, чтобы не скорчиться в приступе удушья. Я останавливался, наклонялся вперед, упирал ладони в колени и стоял в такой позорной позе, с отставленным задом, по нескольку минут, ожидая, пока не станет легче. Либо лез в карман за лекарством – аэрозольным баллончиком «Астмопент». Бывало так, что я шел с друзьями гулять, а на полпути обнаруживал, что позабыл свой баллончик, – и у меня от страха немедленно начинался приступ. Теперь хилый астматик обгоняет не только своих здоровых сверстников, но и мастеров спорта. Пусть ненадолго, пусть всё это почти шутка – но обгоняет, обгоняет, бежит, не останавливаясь! Тут силы вдруг оставили меня. Стало совершенно ясно, что я смогу сделать не более десятка шагов, а потом упаду. Я сделал этот десяток. Но не упал. Начал следующий. Еще десяток – и все, падаю. Ускорения и рывки истощили тело. Калории иссякли. Я не добегу. Проиграю. Сделаю десяток, потом еще один – на этот раз самый последний, окончательный, и рухну бездыханный прямо на обочине этой изгибающейся меж деревьев дороги. Всё. С меня хватит. Я вам не лошадь. Я человек. Слабак, не готовый к большим нагрузкам. Я попробовал – и понял, что велосипедный спорт – не для меня. Пожалуй, я брошу тренировки. Займусь волейболом. Школьный друг Николай давно зовет меня в секцию волейбола. Отличный игровой вид, не требующий особых физических усилий. Прыгай вверх и бей по мячу. Уютный светлый зал, сетка, визжащие девчонки – это вам не десять километров по заснеженным тропам… – Не спи, малой! Отрывайся! Давай! Стиснув зубы, я пропустил хохочущих атлетов вперед и пристроился за спинами. – Ты чего? – прохрипел рядом кто-то из сверстников. – Остынь, не рви жопу! – Ага, – только и выдохнул я. И опять ускорился. Назло всем. Назло себе. Еще километр этого ада – а дальше станет легче. Девушка-мастер сбавит скорость, дабы набраться сил перед финишным рывком. А сам рывок и вовсе будет праздником. Ведь там, в конце, – жарко протопленная раздевалка, сухие носки, чай из термоса. Глубокое, как море, ощущение победы. Упрочившееся самоуважение. А затем – путь домой. Победа – совсем близко. От нее меня отделяют считанные минуты. Несколько сотен метров ураганного спурта по ледяному тротуару. Нужно ускориться, выложиться, отработать что есть мочи. И всё будет. Беги – и добежишь. Я добежал. И в этот раз, и в следующий. Зима прошла. Астма отступила. К концу марта я совсем забыл о своей болезни. В апреле снег растаял. Десять новичков – половина отсеялась – с вожделением поглядывали на хромированную технику. Вот-вот нам ее доверят. Вот-вот начнется то, ради чего мы пришли, ради чего пять месяцев месили снег. Мои дворовые приятели давно открыли сезон, сладостно гоняли по асфальтовым дорожкам, кое-где еще черным от весенней грязи. И я тоже выкатил своего железного коника, местами зацветшего ржавчиной. Подкачал шины, подтянул цепь, смазал, повыше поднял седло. Понятно, хотелось уже не детских заездов от скверика до скверика, не путешествий на «лисапеде», а настоящей гонки на настоящем спортивном аппарате. Серьезного состязания. Но в нашу секцию пришли новички, целая толпа, все крепкие, хитрые – в двенадцать лет хорошо понимающие, что зимой на велосипедах не ездят. Запишешься зимой – заставят бегать! Надо подождать тепла – это просто. Нас стало двадцать пять, на десять машин. Каждая новая тренировка начиналась тихим, сквозь зубы, шепотом, конфликтами и мгновенными драками. Сегодня на красном еду я. Тогда я – на зеленом. Нет, зеленый мой, я его еще в прошлый раз забил. Ты – забил? Купил, что ли? Сказано – мой, значит, мой. Отвали. Сам отвали… Тренер знал, но только скупо посмеивался. Слабохарактерные в спорте не нужны. Требуются злые, упрямые, с каменными подбородками. Мальчишки сами разберутся. Из двадцати останется один, фанатик, добравшийся до нормы первого взрослого разряда. Дальше – два года упорной работы (с ежедневными тренировками, дважды в неделю – тяжелыми, с нагрузками до обмороков) до нормы кандидата в мастера спорта. До самого же звания мастера дойдет один из тысячи. Старшие не обращали на нас внимания, все они торчали в мастерской, с грязными от смазки пальцами. Они собрали свои машины сами. Спицы, седла, обода, цепи, рули, рамы – звучало для них, как поэма. Но не для меня. В середине мая я окончательно разочаровался в велосипедном спорте. Этот спорт прекрасен. Но я не хотел драться за велосипеды. Ведь я не в секцию бокса пришел, правда? Один на троих велосипед – в этом было что-то сильно неправильное. И я отчислился. Главный урок, усвоенный мною за эту зиму, заключался в одном слове. В совете, или в моральном правиле, или в приказе тренера. Беги. Если хочешь чего-то добиться – беги. Тренируйся. Превозмогай себя. Лавируй меж унылых, меж вялых и нетрезвых; меж тех, чье дыхание сбито. Беги. Работай. Отрывайся. Побеждай свою слабость. Беги мимо всех – прямо к цели. Не отдыхай. Не мечтай. Не жалей себя. Не смотри по сторонам. Не сомневайся. Так – победишь. Беги, дыши, отталкивайся от земного шара. Преодолев себя, встретишь ли то, что нельзя преодолеть? Никогда. Глава 17 1 В первый день октября – сухой, прохладный, пронзительный до звона в ушах, до тоскливого беспокойства в сердце – прогулка особенно удалась. Нам достался дворик под номером пятнадцать. Самый широкий, прозванный «президентским». Здесь я мог совершать пробежку даже по кругу. Кроме того, дворик располагался с края здания и по-особенному, насквозь, продувался ветром. Свежий осенний воздух входил в легкие легко и свободно. Цементный пол был новый, гладкий, без трещин. Упражнять тело в таких условиях – одно удовольствие. Запрокинув голову, интенсивно вдыхая прану, я постоял несколько минут, затем разделся до пояса, аккуратно уложил свою футболку на деревянную, вделанную в стену скамью и побежал. Конечно, не по кругу – это была бы уже роскошь, ведь я гуляю не один, нас трое, – но по прямой линии, от стены к стене. И всё равно места – в избытке. Можно вволю размахивать руками и даже ногами. Друзья-сокамерники сегодня со мной. Обычно в момент вывода на прогулку они еще спят. Но один раз в несколько дней кривые позвоночники всё же выходят подышать. Щурясь от дневного света, оба сейчас расположились у стены: Толстяк оперся спиной, Фрол же присел на корточки, закурил и принялся мелко поплевывать себе под ноги. Я стал наращивать темп. Чтобы не терять скорость при развороте, я, добежав до стены, упирался в нее обеими руками и сильно отталкивался. Чем быстрее бежишь, тем больше кислорода поступает в тело – это все знают. За высокой, в два человеческих роста, стеной, из соседней прогулочной клетки, тоже слышался топот и громкое пыхтение. И там кто-то усердно двигался, пытаясь победить гиподинамию и тюрьму. Я послал мысленный привет неведомому мне собрату. Возможно, это – министр, проходящий со мной по одному ДЕЛУ. Но я никогда ничего не узнаю о соседе за стеной. В элитной следственной тюрьме обитатель одной камеры ни при каких обстоятельствах, даже на краткую секунду, не столкнется с жильцом из другого бокса. Когда я иду на прогулку, или в баню, или на допрос, прочие арестанты ждут своей очереди за дверьми. И если я возвращаюсь с допроса, а кого-то (я могу только слышать) ведут мне навстречу, то конвоир поспешно вталкивает меня в «стакан» – специальную конуру, метр на метр, закрываемую снаружи на засов. Такие «стаканы», для удобства персонала, располагаются во многих местах заведения, во всех коридорах, через равные промежутки. Бег давался нелегко. Я задыхался, голова кружилась, болели колени и икры, пот заливал глаза. Одышка пройдет, говорил я себе. Она – от отсутствия привычки. Скоро я войду в форму. Двенадцать шагов туда, двенадцать обратно. Дыши ровнее и глубже! Носом и ртом! Не отдавай тюрьме ни минуты своей жизни. Не позволяй никому и ничему красть твое время. А тем более – свободу. Тренируйся. Становись сильнее. Будь упорен и терпелив. Тебя ничто не должно отвлекать. Все в твоих руках – действуй! Я старался. Спешил. Шестьдесят минут – очень мало. В камере тесно и душно. Упражняться там невозможно. Лишь один-единственный час мне отвели для того, чтобы я мог укрепить тело. И я не тратил себя и свое время ни на что, кроме движения. – Слышь, Брумель! – позвал Фрол. – Чифир будешь? Я отрицательно помотал головой. Сегодня Фрол прихватил ценный тюремный напиток прямо на прогулку. Как он смог пронести в рукаве своего ватного бушлата кружку обжигающей жидкости мимо внимательных глаз контролера – для меня осталось загадкой. Теперь урка наслаждался кофеином вкупе со свежим воздухом.