Счет

– Ну так что, есть или нет? – не отстает она, когда я на две секунды задерживаюсь с ответом.

Я оглядываюсь на нее через плечо.

– Нет. А тебе разве не нужно делать домашнюю работу? – Вообще-то, я совсем не против ее компании. С Дакотой не соскучишься.

Она запрыгивает на большой закрытый контейнер для хранения и садится, скрестив ноги.

– На сегодня у меня нет домашней работы. – Дакота накручивает на палец кончик своего хвостика, громко жует жвачку, надувает огромный розовый пузырь, а потом говорит: – Почему нет?

– Почему нет чего? – Засунув на полку последний шлем, я разворачиваюсь к ней.

– Почему у тебя нет девушки?

– Потому что нет.

– А вообще у тебя когда-нибудь была девушка?

– Конечно. И много. – Конечно, я не говорю ей, что все изменилось после того, как я поступил в университет. Все-таки ни к чему десятилетней девочке знать о том, что я живу холостяком, потому что предпочитаю секс без обязательств.

Кстати о сексе: если в ближайшее время мне ничего не перепадет, клянусь богом, мои яйца просто лопнут. В воскресенье мы с Элли так и не увиделись, вчера она тоже не смогла со мной встретиться. У нее совершенно нет времени из-за постоянных репетиций, и ей еще нужно было сделать какую-то запись для прослушивания, но я начинаю сомневаться, не дина`мит ли она меня. Уж лучше бы нет, потому что я еще не готов к тому, чтобы этот… роман (?), ну да, наш роман, закончился.

– Ты знаешь моего брата Робби? – понизив голос, спрашивает Дакота.

Я громко фыркаю.

– Нет, малышка, я не знаю Робби. Я всего лишь тренирую его команду.

Она смущенно краснеет.

– Упс, точно. Это был глупый вопрос.

– Думаешь?

Дакота хихикает.

– Неважно. Я вот что хотела сказать – только ты никому не говори! У Робби есть девушка.

Я поднимаю брови.

– Правда? А ты откуда знаешь? Шпионишь за старшим братцем?

– Нет, он сам мне рассказал, тадам! Робби все мне рассказывает. Ее зовут Лейси, и она учится в восьмом классе. – Дакота изумленно качает головой. – На целый класс старше, чем он.

Я еле сдерживаю готовый прорваться наружу смех.

– Закрутил роман с дамой постарше, говоришь? Для Робби так только лучше.

Дакота переходит на шепот и в подробностях рассказывает мне о девушке своего брата. Я вежливо слушаю, а сам думаю, когда это вдруг общение со школьниками стало придавать смысл моей жизни.

Конечно же, время, проведенное в Брайаре, было чудесным. Моя хоккейная команда три раза выигрывала национальный чемпионат, а что касается учебы, то я всегда был в списке самых лучших студентов. Малопонятная мне политика на втором курсе стала единственным предметом, по которому у меня были проблемы и который я закончил с оценкой B+. Хотя мне не нравится думать об этой оценке, потому что с ней связано много всякого другого дерьма, о котором я предпочел бы забыть. Так что без сомнения можно сказать, что я начал успешную научную карьеру: на отлично сдал вступительные экзамены в юридическую школу Гарварда и поступил туда только благодаря своим заслугам, а не фамилии моих родителей.

Но учеба никогда меня особо не волновала. Я не прыгал от радости, когда пришли результаты экзаменов в Гарвард. И точно не буду делать «колесо» потому, что буду учиться там.

Всегда предполагалось, что я пойду учиться в юридическую школу. Родители меня никогда к этому не принуждали, но не стану притворяться: особой страсти я к этому тоже не питал. В отличие от своего брата, который живет и дышит юриспруденцией. Он обожает свою работу в фирме и говорит, что каждый раз, входя в зал суда, чувствует себя живым. Те же самые чувства испытывают Гаррет и Логан, когда выходят на лед.

А я? Я никогда ничего такого не чувствовал, не любил ничего до такой степени, чтобы кипела кровь и оживало все тело.

По крайней мере, я не чувствовал ничего подобного до того пятничного вечера, когда «Ураганы» в пух и прах разгромили лидера дивизиона. И сегодня опять, когда я отрабатывал с ними упражнение бросков по воротам и абсолютно каждый мальчишка выполнил его на отлично.

– Дин, ты не слушаешь!

Сердитый голос Дакоты выдергивает меня из моих размышлений.

– Прости, малышка. Я задумался. Что ты говорила?

– Ничего, – бурчит она.

Похоже, Дакота очень расстроилась из-за моего невнимания, а значит, она говорила мне что-то важное. Я подтаскиваю к ней металлический стул, поворачиваю его и сажусь верхом, положив руки на спинку.

– Поговори со мной.

Она обиженно надувает губы.


– Я задала тебе вопрос.

– Ну и ладно, спроси меня снова. Обещаю, что в этот раз буду слушать внимательно.

– Ты можешь… – остальная часть вопроса вылетает одним большим словом, – научитьменякататьсянаконьках?

– Можно помедленнее? – с улыбкой спрашиваю я.

– Научить меня кататься на коньках, – повторяет Дакота.

Я хмурюсь.

– Ты не умеешь кататься на коньках?

Малышка медленно качает головой.

– Почему бы и нет… что мне стоит?

Я потрясен. Как можно жить в Новой Англии и не уметь кататься на коньках? Это же просто кощунство!

– У мамы хватало денег, чтобы отправить на уроки катания только одного из нас, Робби старше, так что пришлось его. Но в один прекрасный день он станет знаменитым хоккеистом, поэтому ему нужно было научиться кататься.

Дакота говорит твердо и решительно, но от меня не ускользают затаившиеся под ее бравадой нотки обиды. Мое сердце сжимается, словно от боли. У нас с братом и сестрой никогда не было таких проблем, пока мы росли. Наша семья владеет большим состоянием, и нам ни разу не приходилось чем-то жертвовать. Саммер ходила на уроки балета и плавания. Мы с Ником учились хоккею, ездили на хоккейные сборы, у нас была вся необходимая амуниция.

На прошлой неделе я не соврал Элли: жить жизнью Дина – это просто офигенно круто. Я всегда получал все, чего хотел.

Но сейчас, глядя на расстроенное личико Дакоты, я чувствую себя избалованным, неблагодарным засранцем.

– Это значит, что у тебя нет своих коньков? – медленно спрашиваю я.

Она снова качает головой.

– Какой у тебя размер ноги?

– Не знаю. Маленький!

Я усмехаюсь.

– Дай мне посмотреть на твой ботинок.

Она быстро стягивает ярко-розовую кроссовку и протягивает ее мне.

Я проверяю размер, отдаю ей кроссовку обратно и, поднявшись со стула, подхожу к большому металлическому шкафу, где хранятся коньки мальчиков. Большинство из них очень большие для нее, но, немного порывшись, я нахожу на нижней полке пару «бауэрсов», которые вполне могут подойти ей.

Я протягиваю Дакоте потертые черные коньки.

– Попробуй эти.

Ее огромные голубые глаза наполняются ужасом.

– Но это же мальчишечьи коньки! А я хочу девчачьи!

Я вот-вот рассмеюсь. Но Дакота вот-вот заплачет, и я вздыхаю.

– Ладно. Не переживай, малышка. Посмотрим, что я смогу сделать, хорошо?

Я убираю гадкие мальчишечьи коньки обратно в шкаф и плотно закрываю дверь, пока она не разрыдалась.

В этот самый момент в комнату заглядывает тренер Эллис.

– Твоя мама пришла, – говорит он девочке.

Я в страхе жду, когда он заметит ее охваченное паникой лицо и накажет меня за то, что я расстроил ребенка, но, обернувшись, вижу широко улыбающуюся Дакоту.

– Пока, Дин! – Она спрыгивает с ящика и вылетает из комнаты.

Эллис улыбается мне.

– Милый ребенок, правда?

Я выхожу вслед за ним из кладовой, и мы еще несколько минут обсуждаем, какие цели поставим перед ребятами на следующей тренировке. После этого я выхожу с катка и направляюсь к своей машине, по дороге проверяя телефон. Гаррет написал, что сегодня останется ночевать у Ханны, в Бристоль-Хаусе, но он оставил свой «джип» дома, так что завтра после тренировки его нужно подвезти.

Спустя десять минут я захожу на нашу кухню. На холодильник прикреплена записка от Такера, где написано, что он переночует у друга. Наверное, это та самая таинственная «не его девушка».

А потом? Тройное бинго! За бутылкой воды заходит Логан и говорит, что вернется домой поздно.