Счет
Часть 48 из 80 Информация о книге
– С чего это? – Мне не нравится ее внимательный, проникающий в самое сердце взгляд. – Поэтому ты всегда такой откровенный в сексе, да? Хочешь убедиться, что ты и твоя пассия на одной волне? – Я не собираюсь снова вводить кого бы то ни было в заблуждение, это точно. Или принимать их согласие за чистую монету. Мне плевать, что кому-то покажусь засранцем, но я никогда никому не вру о своих намерениях. И не встречаюсь с девственницами, – подумав, добавляю я. – Или с первокурсницами, потому что они тоже имеют склонность быть чересчур навязчивыми. – Оказывается, в жизни Дина все-таки есть правила. – Без этих правил не было бы жизни Дина. – Ну, наверное. – Элли умолкает, но тут же произносит: – А с девственницами все не так уж просто. Любая может солгать об этом. Известно, что только из-за езды верхом рвется пятьдесят процентов девственных плев. Я хохочу. – Поверь мне, мой радар на девственниц работает без ошибок. – Ах вот как? И как ты узнал, что я не девственница? – Гаррет ночует у вас почти каждые выходные, и он не раз слышал вас с Шоном. Сказал мне, что ты любишь покричать. Элли ахает. – Он этого не говорил. – Еще как говорил. Смирись, детка, ты и правда очень громко выражаешь свои эмоции. – Я смеюсь над ее изумленным выражением лица. – Это не так уж плохо. Мне нравится. Я вспоминаю ее гортанные стоны, возгласы «о боже» с придыханием, и у меня сразу же встает. – Мне очень нравится. – Господи, мне так стыдно, – бормочет она, сильно покраснев. – Эй, как по мне, так пусть уж лучше женщина будет громкой, а не тихой. Нет ничего хуже тихих оргазмов. Я как-то переспал с одной девушкой, так она во время всего процесса не издала ни звука. Серьезно, я не имел ни малейшего понятия, хорошо ей или нет, а потом, когда все закончилось, она повернулась ко мне и поблагодарила за несколько оргазмов. Элли присвистывает. – Врешь. – Я никогда не вру. – Ты… слушай, и правда. Я начинаю думать, что еще никогда не встречала настолько честных людей. – Еще одно требование, чтобы жить жизнью Дина: говори, что думаешь, и думай, что говоришь. – И делай, что хочешь? – И делай, что хочешь, – эхом повторяю я. – По-моему, мне очень нравится жить жизнью Дина. «По-моему, мне очень нравишься ты», – чуть не брякаю я. К счастью, мне удается промолчать, потому что… что за фигня? Мне нравится трахаться с ней. С Элли приятно общаться и классно трахаться – вот и все. Она и сама твердо убеждена, что у нас ни к чему не обязывающий роман, так что согласится со мной на все сто процентов. Но через несколько часов, когда я останавливаю машину перед трехэтажным краснокирпичным особняком в Бруклин-Хайтс, Элли ошеломляет меня: – Может, придешь завтра к нам на ужин? Приглашение оказывается настораживающим и совершенно неожиданным. И настораживающим. Или я уже говорил это? Паника, видимо, отражается и на моем лице, потому что Элли торопливо добавляет: – Я не обижусь, если откажешься. Честно, говори «нет», если хочешь. Просто я представила, как ты будешь праздновать День благодарения в одиночестве, пока вся твоя семья уминает тропическую индейку на Сен-Бартелеми, и это была такая унылая, мрачная картина, что я решила предложить тебе поужинать с нами. – Что… – я прочищаю горло, – что ты скажешь своему отцу? Она пожимает плечами. – Скажу, что ты мой приятель из университета и тебе больше некуда пойти. Не будет ничего такого, обещаю. Вы будете говорить о хоккее, я приготовлю ужин, посмотрим футбол, а потом с вероятностью в сорок процентов заработаем пищевое отравление. Старый добрый День благодарения в семье Хейзов. Я усмехаюсь. – Звучит здорово. – Я взвешиваю все «за» и «против». – Хорошо, я согласен. К которому часу мне быть? – Можешь приехать к четырем, но, скорее всего, мы не сядем за стол до пяти. Я киваю. – Ладно, отлично. – Она печально улыбается. – А теперь помоги мне вытащить чемодан из багажника, а то я сломаю себе спину, если попробую поднять эту громадину сама. 21 Дин Отец Элли невзлюбил меня с первого взгляда. Я уверен, что, если бы сказал это Элли, она бы отмахнулась и ответила что-то типа «он просто очень придирчивый» или «ой, он такой со всеми». Но она бы ошиблась. Джо Хейз проникается ненавистью ко мне с той самой минуты, как открывает дверь и видит на пороге меня. И – уф – я ощущаю себя разряженным болваном. Элли сказала мне одеться «прилично», так что я выбрал белую классическую рубашку от Тома Форда и серые брюки от Армани. Пиджак я надевать не стал, но моя черная куртка от Ральфа Лорена заставляет отца Элли, который одет в спортивные штаны и фланелевую рубашку, нахмуриться. – Ты и есть тот самый приятель Эй-Джей? – рявкает он. Я морщу лоб. – Эй-Джей? – Моей дочери, Эллисон Джейн? – Мистер Хейз, кажется, сердит из-за того, что ему приходится объяснять мне все это. – О, э-э-э, да, сэр. Только я знаю ее как Элли. – Но не знаешь ее прозвища? – Он насмешливо фыркает. – Не такой уж ты и друг, а? Буркнув мне «входи», он неуклюже разворачивается. Ходьба дается ему с трудом, и он тяжелой походкой идет вперед, опираясь на тонкую трость. Элли предупредила меня, что у ее отца рассеянный склероз. Еще она посоветовала мне не поднимать эту тему в разговоре, потому что ему не нравится говорить о своей болезни и он оторвет мне голову, если я даже вскользь упомяну о ней. Так что я молчу, но даже мне, человеку, далекому от медицины, видно, что сейчас он страдает от боли. Я следую за мистером Хейзом через неожиданно просторный первый этаж, где на полу сияет паркет, а деревянные детали и двери, видимо, сохранились с тех времен, когда этот особняк был построен. Элли с отцом занимают два нижних этажа, где, как мне коротко поведали, располагаются четыре спальни и три ванные. Либо их семья купила этот дом до того, как Бруклин-Хайтс стал элитным, либо профессиональные хоккейные скауты зарабатывают намного больше, чем я думал. Мы заходим в большую гостиную с эркером, который выходит на аккуратный сад и патио. – Вы увлекаетесь садоводством? – вежливо спрашиваю я. – За садом ухаживает соседка сверху. – Папа Элли сердито смотрит на меня. Ну ладно. – Дин, привет. Слава богу, в комнате появляется Элли, и я с облегчением смотрю на ее синее платье длиной до колен. Не такое уж нарядное, но вполне милое, чтобы я перестал чувствовать себя так, будто заявился на чаепитие в смокинге. – Хочешь чего-нибудь выпить? – спрашивает Элли, быстро обняв меня. Я смотрю на диван из коричневой кожи, куда медленно опускается мистер Хейз. Он прислоняет трость к подлокотнику, берет бутылку пива с кофейного столика и поднимает ее ко рту. Его рука сильно дрожит. Заметив, что я пялюсь на него, папа Элли снова сердито хмурится. – Э-э-э… – я поспешно сглатываю. – Пиво подойдет. – «Корс» или «Бад»? – «Бад». Элли кивает. – Сейчас принесу. И я снова оказываюсь наедине с мрачным мистером Хейзом, чьи голубые глаза сейчас прикованы к плоскому экрану телевизора, по которому транслируют игру «Лайонс»[14]. Он ниже меня сантиметров на двенадцать, легче килограммов на четырнадцать и все равно пугает меня до чертиков. Наверное, он был силовым игроком: коренастый, с широкой грудью. И угрюмый. – Чего ты ждешь, красавчик? Сядь уже.