Селфи с судьбой

– Ну и что? – не поняла Ангел.

– Ничего особенного. Теперь я могу уехать жить в итальянскую деревню или навсегда остаться в Сокольничьем. Все знакомые со мной раззнакомились, а друзья раздружились.

– Так не бывает.

Катерина засмеялась.

– Ты хочешь мне объяснить, как бывает, а как не бывает?

– Нет, но это неправильно! Получается, что всё зря! Так получается?!

– Не кричи, девочка.

– Я не кричу. Вы разводитесь, у вас больше нет друзей, знакомых тоже нет, а что есть? Деньги?

– Деньги есть, – согласилась Катерина. – Они у нас правда на двоих, и я не знаю, сколько мне оставит предприимчивая подруга моего мужа. Мы их никогда не делили. Нам и в голову это не приходило!..

– А ваш муж тоже сволочь? – осведомилась Ангел мрачно. – Как и ваши знакомые?

– Мой муж прекрасный человек, – заявила Катерина твёрдо. – Самое главное, порядочный и талантливый! И на самом деле неплохой продюсер.

– Ваш муж тоже продюсер?! Как Артобалевский?!

– Продюсер Артобалевский и есть мой муж, девочка. Сейчас уже почти бывший.

Тут Ангел развернулась к ней так стремительно, что Катерина выронила ножницы.

– Ваш муж Пётр Артобалевский?!

– Ну, конечно. Мы приехали сюда, чтобы без посторонних глаз обсудить условия развода. Я несколько дней назад, а он позавчера. И не дёргайся так, я могу тебя поранить.

– А поговорить с ним вы пробовали?

– Пробовала, девочка. То есть несколько лет он всё пытался поговорить со мной, но мне было не до него. Я была очень занята. Мне нужно было успеть на все показы, приёмы, к редакторам всех глянцевых журналов, на дни рождения всех адвокатов и пластических хирургов и на презентации всех новых коллекций. А он всё хотел в Углич со мной поехать! – Вдруг из глаз Катерины полились слёзы, и первый раз в жизни Ангел с ужасом поняла, что означает выражение «слёзы градом». Они на самом деле сыпались, как большие тёплые градины, падали на руки и на пол, и казалось, если они продолжат падать, очень скоро из них получится лужа.

Целая лужа слёз.

– И я не поехала с ним в Углич. У него там фильм снимался. Я пообещала, что приеду, но, конечно, никуда не поехала! Как я могу поехать в какой-то там Углич!.. Это не по правилам. По правилам нужно ехать худеть в специальную клинику в Итальянских Альпах, а не в провинцию, где у мужа работа!.. А теперь уже поздно.

– Не плачьте, – бормотала Ангел в растерянности. – Вдруг ещё можно… вы бы с ним поговорили… вдруг это так… вдруг он вас опять в Углич позовёт…

– Что ты говоришь, глупая девочка, – всхлипнула Катерина. – Что ты говоришь…

Наступив на ножницы, она ушла в ванную и долго не возвращалась.

Ангел ждала. Щёки у неё горели, как от температуры, и время от времени она вытирала их мокрой салфеткой, в которой совсем растаял лёд.

Через некоторое время Катерина вышла и улыбнулась ей.

– Что ты так расстроилась, девочка?

– Артобалевский тоже всё время называл меня девочкой, – мрачно сообщила Ангел. – Даже имя не спросил.

– У нас такая привычка, – объяснила Катерина. – То есть не у нас. У него и у меня. Что делать с этими привычками?..

– Зачем вы его отпустили?

– Как я могла его не отпустить? Да ещё после такого скандала в прессе! Ему теперь придётся много лет объясняться! Он же знал, что я не принцесса, а парикмахерша! А делал вид, что не знает.

– Да чёрт с ней, с прессой!

– Ты не понимаешь.

– Не понимаю, – подтвердила Ангел. – Скажите ему, что вы его любите.

И тут же подумала, сколько раз она сама повторяла, что любит, и ничего, кроме позора, из этого не вышло.

– Зачем я всё это рассказываю? – сама у себя спросила Катерина. – Впрочем, сейчас уже не важно. Главное, чтобы журналисты не узнали, где мы, и не налетели. Ты же не станешь выкладывать в Интернет наши фотографии?

– За кого вы меня принимаете?

– Садись, нам нужно продолжать, иначе мы за ночь не управимся.

Некоторое время они молчали, только звякали ножницы.


– Что вы теперь станете делать? – спросила Ангел в конце концов. – Вы же не можете опять поступить в парикмахерскую? У него кино, новая подруга и старые друзья, а у вас что?

– Я стараюсь об этом не думать. Мне нужно пережить… развод.

– А я думала, что меня оскорбили, – призналась Ангел. – Оказывается, ничего подобного.

– У тебя всё впереди, – поддержала Катерина. – Наверняка ты мне сейчас не поверишь, но так оно и есть.

– Поговорите с ним! Наверняка это как-то можно устроить. Если он на самом деле порядочный!

– Он меня видеть не может, – сказала Катерина. – И разговаривать не станет. Ему не до меня. У него новая жизнь.

– Так не бывает! Новая жизнь у… у младенца! Потому что не было никакой старой! А вы! Сколько лет вы вместе?

– Двадцать пять.

– Ну вот! Эти двадцать пять лет надо куда-то деть! О них же нельзя забыть. Или сделать вид, что их не было!

– Да, – согласилась Катерина. – Забыть трудно. Спасибо, что поговорила со мной, только давай о чём-нибудь другом. Я и так всё время плачу и ненавижу себя.

– Я не знаю, как вам помочь, – призналась Ангел.

– Ты-то уж точно не можешь нам помочь, девочка! – засмеялась Катерина. – Наверное, всё же придётся снимать машинкой. Я немного ослабила, но до конца их не расплету.

В этот момент Ангелу было совершенно всё равно. Она не думала ни о какой машинке. И сказала, что наплевать, пусть будет машинка.

– Но тебе пойдёт, – уверила Катерина. – У тебя подходящее лицо, и глаза очень выразительные. А потом волосы отрастут.

Катерина принесла расчёску, включила приборчик и стала равномерно состригать перекрученные волосы. Машинка приятно жужжала. Дреды беззвучно и как-то обессиленно валились на пол. Ангел закрыла глаза.

Через некоторое время наступило такое неимоверное облегчение, что она боялась шевелиться, чтобы его не спугнуть.

– Вот и всё, – сказала Катерина. – Но теперь придётся некоторое время носить платья, иначе все будут принимать тебя за мальчишку.

– Не будут, – пробормотала Ангел, не открывая глаз. – У меня грудь пятого размера. И попа!..

Катерина засмеялась.

– Ты хорошая девочка! – И убрала машинку в футляр. – Добрая, а это такая редкость. Представляешь, я всё время вожу с собой эту штуку, потому что она постоянно нужна моему мужу. Что делать с этими привычками?..

Ангел открыла глаза и рассеянно потрогала голову обеими руками. Голова была странного, непривычного размера и кололась. Тут только она сообразила, что осталась без волос – совсем, вообще! Она ахнула, вскочила и ринулась к зеркалу.

Из чёрной толстовки с рожами и буквами торчала шея, а к шее был приделан бледнолицый череп. Больше ничего не было. Ангел опять потрогала голову и ещё раз посмотрела.

– Какой ужас, – тихо сказала она.

– Не ужас, – возразила Катерина. – Нужно немного привыкнуть. Тебе правда идёт, я не обманываю. Зато стало видно лицо и глаза. У тебя глаза красивые, цвет такой необычный. И мы немного распутали. Я же не наголо побрила!..

Ангел молчала и рассматривала в зеркале череп.

– Хотя, может быть, имело смысл наголо, – продолжала Катерина. – Есть у парикмахеров такое поверье – если наголо побриться, волосы начинают лучше расти.

– Ну и рожа, – сказала Ангел.

– С другой стороны, наголо нельзя, у тебя там всё расчёсано. И раздражение!.. Пойдём со мной.

– Куда? – не поняла Ангел.

– В ванную. Нужно голову помыть.

– Что вы, я сама потом вымою!

– Нет, не потом, а сейчас. Я сама помою. Во-первых, я умею это делать, а во-вторых, у меня полно всяких средств для волос.

– У меня нет волос, – мрачно сообщила Ангел.

Катерина засмеялась и подтолкнула её к ванной.

– Иди-иди!.. Ты привыкнешь, и тебе понравится! Вот увидишь. Я знаю. Будешь приезжать ко мне стричься. Я же должна чем-то заниматься!..

В своём номере Ангел содрала наконец-то опостылевшую толстовку – за ворот насыпались мелкие волосы, и там невыносимо кололось, – зашвырнула её в угол. Туда же полетели брюки с многочисленными карманами и чугунные башмаки. Она нацепила короткое трикотажное платьице, заменявшее ей ночную рубашку, и взялась за телефон.

Истерическую надпись о том, что ей восемь раз подряд звонил один и тот же абонент, она удалила, и нажала кнопку вызова.