Семь братьев для Белоснежки

Злое проклятие. Жестокое. Как Аглая могла такое наложить?

— Как ты себя чувствуешь? — несмело спросила Альма. — Ничего не болит?

Алена отрицательно мотнула головой. Ей показалось, что Альма выдохнула с облегчением.

Да. Для всех сейчас самое главное, чтобы у нее ничего не болело. Физически. А душевная боль… Наверное, меньшее из зол.

Вот только так думаешь, когда эта боль внутри чужая — не твоя.

— Прости меня, — виновато произнесла Альма. — Я не должна была этого допускать. Я…

Альма вдруг замолчала, и Алена вполне понимала — почему. Не сложно предположить, что могла сказать ей мачеха. Алене с самого начала было опасно находиться в этом доме. Достаточно только взаимно влюбиться в одного из ее сыновей — и это станет проблемой. Наверное, Альма надеялась, что этого не произойдет, ведь Алена приехала сюда в качестве сводной сестры.

Альма подтвердила мысли Алены:

— Я была эгоистична, когда выходила замуж на Сашу, зная, что у него есть дочь. Наверное, я не должна была…

— Не надо, — прервала ее Алена. — Папа вас любит. И вы его тоже. Я сначала ревновала, а потом поняла — папа с вами счастлив. Я никогда раньше не видела его таким счастливым. Поэтому не надо так говорить.

— Ох, — тяжело выдохнула Альма. — Я совсем не хотела, чтобы это причинило боль нашим детям. Совсем не хотела.

Алена слушала мачеху и понимала, что не ошиблась в своих предположениях.

— Значит, о проклятии вы все знаете?

Альма быстро глянула на Алену, свела брови на переносице, отчего лицо ее приняло одновременно виноватый и жалостливый вид, отвела взгляд и кивнула.

— Конечно, знаю.

Алена приподнялась на постели и села, обняв руками колени.

— А как вы о нем узнали? — спросила она. — С чего-то же все началось?

****Альма опять тяжело вздохнула. Она несколько секунд колебалась, как будто не могла решиться, рассказывать или нет, но все-таки сделала выбор.

— Когда я вышла замуж на Витю, своего первого мужа, я уехала с ним в столицу, — начала рассказывать она. — Уже там родила Родиона. Мальчик был абсолютно здоровым, я не могла нарадоваться, но спустя всего лишь два месяца после его рождения, Родион вдруг сильно заболел. Нашего с Витей первенца обследовали лучшие детские врачи, но никто не смог сказать, какая у него болезнь. Нам говорили, что анализы плохие, но причину обнаружить не могли. При этом мой ребенок совсем ослаб. Мне казалось, он чахнет у меня на глазах. Примерно тогда мне приснилась моя мать. Во сне она сказала мне: если я хочу, чтобы мой ребенок жил, то должна немедля везти его домой — в Белозеро. Туда, откуда я родом.

После пробуждения я хорошо помнила, что моя мать во сне пообещала мне: если я не сделаю, как она велит, мой ребенок умрет. Я рассказала про свой сон мужу. Выхода не было — врачи не могли нам помочь, — поэтому мы сели в самолет и через несколько часов были в Гнежине. Уже в машине, когда мы ехали в Белозеро, я заметила, что Родион впервые за долгое время спокойно спит. Тогда на этом месте еще стоял старый дом моей бабушки. И я, и Витя — мы не могли поверить своим глазам, но после каких-нибудь пары часов пребывания в этом доме, наш ребенок стал выглядеть и вести себя так, как будто был совершенно здоров.

Слушая Альму, Алена задумалась. Выходит, что Альма все-таки узнала о проклятии от своей матери, которая, даже несмотря на расстояние, смогла прийти к дочке во сне, чтобы помочь.

Если исходить из этого, то по крайней смерти своим внукам Аглая не желала, иначе позволила бы умереть первенцу Альмы.

Алена прислушалась к своим ощущениям — Аглая была в доме. Интересно, не будь сейчас в ее комнате Альмы, пришла бы она злорадствовать?

— Тогда, во сне, — продолжала тем временем Альма, — мать сказала мне, что мои дети смогут жить только здесь. Если они будут находиться вдали от этого места слишком долго — это погубит их. После того, что было с Родионом, у нас с Витей не оставалось сомнений, что мой сон и слова моей матери нельзя игнорировать. Мы решили, что должны жить здесь. Временно поселились в Гнежине, пока шел снос старого дома и строительство нового. Витя сказал, что дом должен быть большим, на тот случай, если здесь придется жить не только нашим детям, но и внукам, или даже правнукам, которые, возможно, тоже не смогут существовать вдали от этого места.

Алена невольно округлила глаза от удивления, а Альма сделала глубокий вдох и добавила:

— Он не знал. Я не рассказала ему, что тогда, в моем сне, мама сказала еще кое-что. Я до сих пор помню ее слова: «Запомни, девочка моя, дети твои никогда не женятся, и потомства у них не будет. Не противься этому, просто смирись. Не суждено им». Я не рассказала этого Вите, боялась напугать. Я и сама поверить боялась. Но пришлось.

— Пришлось? — переспросила Алена.

Альма помолчала. Казалось, она на несколько секунд ушла в себя.

— По правде говоря… — произнесла она наконец, — когда Егор сегодня утром сказал, что собирается сделать тебе предложение, это было неожиданно, но я подумала… Я понадеялась. Понадеялась, что не все еще потеряно, что в нашей семье все может наладиться. Ведь ты уже была здесь, понимаешь?

Алена хорошо понимала. Этот дом принял ее — она вошла сюда, жила здесь. Это внушало ложные надежды, теперь Алена это видела.

— Все началось с Родиона, — сказала Альма. — В выпускном классе у него появилась девочка, и он привел ее сюда, чтобы познакомить с семьей. Но прямо перед домом ей внезапно стало плохо. Похоже на приступ сильной боли, как было с тобой. Сон с предупреждением матери я вспомнила тогда сразу, хотя на тот момент прошло уже семнадцать лет, и велела Родиону отвести девочку домой. Вернувшись, он сказал, что стоило им отойти от дома, как его подруга почувствовала себя хорошо. Я убедила себя в том, что это просто совпадение — но я обманывала себя, отказывалась верить в плохое. Через какое-то время Родион снова привел эту девочку к нашему дому. Все повторилось. Тогда я окончательно поняла: все, что говорила мне во сне моя мать — правда.

Альма покачала головой.

— Я знала, что у моих детей были моменты в жизни, когда они сопротивлялись проклятию, пытались игнорировать его или обойти, но… Та сила, которая навлекла эту беду на нашу семью, следит за всем. Увы. Проклятие обмануть нельзя.

«Сила, которая навлекла эту беду на нашу семью», — мысленно повторила Алена.

Она не могла сказать Альме, что ее дети страдают по вине ее родной матери. Это было бы жестоко.

Когда Альма, убедившись, что с Аленой все в порядке, ушла, Алена встала с кровати, подошла к стене, которая разделяла ее комнату и комнату Егора, и прикоснулась к ней ладонью.

Интересно, Егор сейчас там? Если да, то что он сейчас делает? Алена и хотела его увидеть и не хотела. Понимала, почему он так поступил, и не желала понимать. Злилась на него, и очень хотела до него дотронуться.

Но между ними была стена. Не эта, разделяющая комнаты, — стена, которую выстроил Егор. Алена чувствовала, что теперь ей будет трудно даже приблизиться к нему. Он этого и добивался. Повел себя именно так, чтобы она не осмелилась к нему даже подойти. Она знала: с этого момента каждым жестом, каждым взглядом, всем своим видом — он будет отталкивать ее.


Губы Алены дрогнули. Она этого не вынесет.

В комнате за стеной было тихо — ни единого звука, — поэтому Алена легко смогла убедить себя в том, что Егора там нет. Оторвала ладонь от поверхности стены и вернулась в постель. Чтобы снова забыться во сне без сновидений.



* * *

Она не спускалась ни к ужину, ни к завтраку — не могла даже помыслить о том, как будет сидеть за одним столом с Егором. Оба раза Альма приносила ей в комнату поднос с едой.

Утром к ней заходил папа. Алена не знала, что рассказала ему Альма, но папа смотрел на нее сочувственным взглядом, много гладил по голове и говорил, что все будет хорошо. Алена понимала: даже если папа узнает все о проклятии, он ничем не сможет помочь. Несмотря на то, что ее отец был врачом-кардиологом, он не смог бы вылечить сердце своей дочери, как бы ему не хотелось. Это попросту было не в его власти. Именно поэтому Алена не стала ничего рассказывать, а только улыбнулась в ответ и кивнула, словно соглашалась: «Конечно, все будет хорошо, папа».

В этот день Алена не пошла в школу — это было выше ее сил. Дождавшись, когда обитатели этого дома разойдутся кто куда, она привела себя в порядок и вышла из комнаты. Алена провела взаперти полдня вчера и сегодняшнее утро, и стены комнаты уже начинали давить на нее.

Она знала, что дома наверняка остались Альма, Родион и Слава. Влад, Женя и Митя должны были уехать в институт и в школу, папа в поликлинику, а Егор… Конечно, он не станет забрасывать дела из-за того, что вчера случилось. Пожалуй, наоборот — уйдет в работу с головой. Наверняка и сейчас он уехал по делам — своим или Славы.

Услышав с лестницы звуки фортепиано, Алена замерла на середине спуска. На какой-то миг ее сердце болезненно сжалось, но потом она узнала мелодию, и выдохнула. Это были «Грезы любви» Ференца Листа. Выходит, Артур тоже дома.

Она даже не задумывалась — ноги сами привели ее в правое крыло дома. Увидев открытую дверь в музыкальную комнату, Алена тихо зашла.

Артур заметил ее не сразу, и какое-то время Алена слушала, как он играет. Сейчас «Грезы любви» показались ей куда печальнее, чем в тот раз, когда она услышала эту мелодию в исполнении Артура впервые. Большой черный рояль словно горевал о чем-то, оплакивал утрату. Но вот чувства угасли, и в музыке зазвучала только усталость.

Убрав руки от клавиш, Артур оглянулся и заметил Алену. Молча закрыл крышку рояля, встал и направился к ней.

— Прости, сестренка, — сказал он, приблизившись. — Теперь я понимаю, насколько неуместны были все мои шутки.

Алена молчала, избегая встречаться с ним взглядом.

Артур издал тяжелый вздох. Положив ей руку на затылок, он какое-то время с сочувствием заглядывал Алене в глаза.

— Иди сюда, — не спрашивая ее разрешения, Артур притянул девушку к себе и обнял. — Можешь поплакать.

— Я не хочу, — произнесла глухо Алена; она стояла тихо и не вырывалась.

— Поплачь, — мягко настаивал Артур, одной рукой обнимая ее, другой поглаживая по волосам.

— Не буду, — упрямо пробурчала Алена, уткнувшись лбом в его плечо.

Артур какое-то время молчал, потом спросил:

— Ты злишься на него? — И добавил, но уже без вопросительной интонации: — Потому что любишь.

Алена попыталась высвободиться, но Артур не отпустил.

— Я догадываюсь, что ты меня сейчас не хочешь слушать, но я все-таки скажу. На самом деле, из всех нас он больше всего в этом нуждается. И больше всех этого заслуживает. И если он принимает какое-то решение, то всегда есть причина…

— Я знаю! — возмутилась Алена, упираясь согнутыми в локтях руками в грудь Артура, чтобы оттолкнуть его.

Ну конечно, была причина! Проклятие показало себя в действии сразу после того, как Егор во всеуслышание заявил в стенах этого дома, что Алена не может быть его сестрой, потому что он хочет сделать ее своей невестой. Проклятие не позволит им жить вместе, поэтому… Лучше разорвать эту связь как можно раньше, иначе впоследствии будет слишком тяжело это сделать.

— Я знаю, — понизив тон почти до шепота, повторила Алена.

Алене удалось освободиться, но Артур придержал ее за плечи и сказал, упрямо пытаясь заглянуть в глаза:

— Не знаешь.

Алена наконец посмотрела ему в лицо; глаза цвета шоколада, так похожие на глаза Альмы, словно пытались сказать ей что-то очень важное.

— Не знаешь, сестренка, — повторил Артур, чуть нахмурив брови. — Поверь мне, ему сейчас намного больнее, чем тебе.

Глава 51. ПРОКЛЯТИЕ, НЕ ЗНАЮЩЕЕ ЖАЛОСТИ

Слова Артура не давали Алене покоя.

«Поверь мне», сказал он. Но как она должна поверить, если он ничего не объяснил, и, судя по его виду, объяснять был не намерен.

«Я чего-то не знаю?» — спрашивала себя Алена.

Если так, то… она хотела бы узнать.

Самым близким человеком для Егора был Слава, поэтому перед обедом Алена постучалась в двери его мастерской. Когда ей не ответили, она рискнула войти без спроса.

Ее взгляд тотчас наткнулся на стоящую посреди мастерской треногу с небольшой фигуркой на поверхности. Алене показалось, что она из глины. Возле внешней стены, между двух окон пристроился массивный станок — в станке был зафиксирован большой прямоугольный щит, к которому крепились рисунки с изображениями человеческих фигур, похожих на воинов. Одно из изображений — один в один глиняная фигурка на треноге. Ноздри Алены уловили стоящий в мастерской специфический запах — похоже, какой-то краситель. Наверное, из-за него окна были раскрыты настежь.