Сердце Стужи

— Что?

— Не сталкивалась с ростовщиками, Весса? — Севрен грустно улыбнулся. — Мне в свое время пришлось. Ну да ладно, речь не об этом. Заноза мучительна, она крошит и делит сердечный жар на части. Каждую ночь, что мучаешься тоской, сила отдается в оплату. Порой проще оплатить все разом, чем вот так.

Он задумался, склонив голову.

— А, — я замялась, — ночь?

— Ночь добровольный выбор. Для кого-то это легко, — он искоса взглянул на меня, — для кого-то нет ничего сложнее, чем открыться другому. Вот ты, коли не готова, себя не отпустишь, не отдашь огонь. Просто не сможешь. А закрываясь, не дашь выхода силе.

Так вот что слова войда означали! Я вспомнила жаркую откровенность мужчины и снова покраснела. Мало тело ласкам отдать, самой нужно отдаться целиком. Интересно, если бы тогда получилось, он мог меня после отпустить, не требуя полной ночи? Наверное, мог.

— А если не заплатить? — спросила о последствиях, о которых уже и сама догадывалась.

— Коли обещано такому, как Бренн, его водоворот утянет всех нас за собой. Всплеск будет ярче чародейского огненного взрыва. От него на месте поля обугленная земля останется. Войд ведь взялся тебя учить, а ты не простая ученица, ты иная сторона.

— Иная сторона?

— Знаешь, как люди рисуют солнце и луну вместе?

Он достал из-за ворота затейливый медальон и показал мне. Солнце и луна — два разных лика, но светила сливались, образуя целое.

— Это символ единства противоположностей, Весса. Две стороны человеческой души. Наша магия такова, сила чародеев и магов — всех. Она общий свет и общая тьма. Защита, гармония, положительная энергия. Луна — зимняя сила, солнце — огненная. Они встречаются дважды: на заре и в пору заката. Мы сходимся с чародеями на границе вечной реки, разделяющей нас. Если лед берет огонь в ученики, он нарушает закон равновесия. Бренн каждый раз выбирает время на рассвете и ведет тренировку, пока солнце не взойдет над вершинами, после он отдает тебя нам, но не для обучения магии, а для рассказов, историй, устных занятий. Их нельзя считать проявлениями силы.

— Вы мальчишек тоже утром обучаете.

— Они обычные ученики, здесь время роли не играет, мы и днем им немало заданий находим и даже вечером.

— Почему только со мной утром? Вечером светила тоже встречаются.

— Вечером довлеет луна, наш холодный покровитель. Тьма, мощь и лед. Поверь, это не те помощники, что пригодятся огненной чародейке в обучении. Это время, когда оба лика, — Севрен вдруг развернул две части изображения, и они оказались не единым целым, а всего лишь половинами, смотрящими друг против друга, — глядят в разные стороны, время превращения силы в нечто иное.

— Во что?

— В то, с чем лучше не сталкиваться, особенно если иная сторона сильнее тебя.





Глава 11

ОБ ОГНЕ ЧАРОДЕЙСКОМ




Камни мягко светились сквозь прозрачный лед, пока Бренн нес шкатулку по дворцу богини. Пришлось Стуже дожидаться своей очереди, прежде чем желаемое получить. Конечно, о том, что все утро на ученицу ушло, а после еще на два вызова и визит в одно из княжеств, богине знать не следовало. К ней все спешили, едва задание исполнят, так к чему разочаровывать снежную деву?

Он шагнул в просторный зал, вновь бросил беглый взгляд в сторону кристалла и остался стоять, задумчиво созерцая ледяной круг.

— Бренн… Ай! — Неслышно явившись за его спиной, богиня тут же отпрыгнула от оскалившегося Эрхана. — Ты зверя во дворец притащил? Фу!

— Захотелось вожаку на ледяные палаты полюбоваться.

Стужа скривилась и встала так, чтобы между ней и волком оказался заслон из ледяного лорда.

— Только попробуй, — погрозила она пальцем, — мне еще одно платье порвать.

Эрхан в ответ неуважительно клацнул зубами, но внимание богини уже приковалось к ледяному ларцу.

— Принес! — хлопнула она в ладоши, а войд откинул крышку, позволяя ей оглядеть камни и конечно же быстро сосчитать все до единого.

Как он и подозревал, богиня разглядела в пещере тридцать три самоцвета, а вот глазастая сорока приметила еще один.

— Я ведь просила не просто камни, — притворно нахмурилась Стужа.

Лорд выпустил из ладоней ларец, который тут же рассыпался сверкающими снежинками. Они закружились в хороводе, подхватили золотистые самоцветы, оттеняя магической синевой мягкое тепло и блеск каждого камня. Точно под руками умелого ювелира, плелся тонкий ободок, свивался в сложные детали, формируя крепления для каждого камушка по их величине и форме, складывался в замысловатые узоры для камней поменьше. За мгновения вылепился в воздухе гармоничный рисунок чудесного ожерелья, достойного богини, а само оно обвило сверкающей гибкой змейкой тонкую шею.

Стужа весело рассмеялась, оценив красивое зрелище. Оглядев себя в ледяном зеркале, она полюбовалась, как зачарованные камни придают ее внешности поистине невыразимую прелесть, и довольно развернулась к Бренну.

— Мой лорд вновь справился с заданием.

И вновь богиня не поинтересовалась, пострадал ли кто во время выполнения этого задания и не случилось ли стычки между магами и чародеями за чудесные камни. Она просто наслаждалась отражением в зеркале и удовлетворенно улыбалась.


— А теперь награда! — хлопнула Стужа в ладоши, и в руки войда упал золотой наборный пояс.

Красивый, как и любой подарок богини, он явно служил не для того, чтобы просто им подпоясаться. Это был воинский пояс. По гладким драгоценным пластинам шла затейливая вязь орнамента — древние письмена, способные поведать о подвигах, заслугах и о том положении, которое занимал одаренный бесценным подарком, лучше всяких слов. Каждая деталь кричала о доблести и отваге. Для не умеющих читать знаки о положении и силе рассказывали золотые бляшки и пряжка из крупных сапфиров, любимого камня богини. Обережный пояс. Такой могла бы подарить возлюбленному мужу верная жена, но только богиня выплела его из золота, а не из красных нитей. Подарок, говоривший так много, но оттого менее желанный. В центре каждой круглой поверхности были искусно выбиты рисунки, и в этих изображениях войд узнавал деяния былых лет, свершения во славу богини. Стужа сама застегнула подарок, не призывая на помощь магию.

— Щедрый дар, богиня, — склонил он голову, — благодарю.

Вместо ответа она обхватила лорда за плечи и, дотянувшись, поцеловала. Верный друг выручил, как всегда. Мигом ухватился за подол лазурного платья, иначе пришлось бы войду отталкивать богиню, нанеся тем Стуже смертельное оскорбление.

— Противный волк! — Богиня сама отшатнулась, а глаза ее загорелись таким гневом, что, не дожидаясь кары, которая могла обрушиться на мохнатую голову вожака, Бренн утянул волка в открывшийся снежный переход.

Их вынесло на границу леса. Устало опустившись на снег, войд обнял зверя за шею, а Эрхан вдруг заскулил и попытался ткнуться носом в его грудь.

— Не скули, все в порядке, — жестко велел ледяной маг, а приметив тоску в волчьих глазах, уже мягче, прилагая усилия, чтобы не схватиться за горло, повторил: — Все в порядке, Эрхан.



Устроившись у теплого огня в женском доме, я в очередной раз завела для любопытных мальчишек новую придуманную мной сказку. Предводительствовал над озорниками старый знакомый, который и повадился водить всю эту ватагу в избу каждый вечер. В первый раз подловил момент, когда я села возле камина просушить вымытые волосы. Весело вломился в главный зал и заявил: «Расскажи сказку, чародейка». Уверенным тоном взрослого мага, видевшего перед собой девчонку, которая конечно же не посмеет отказать. Однако стоило лишь изломить брови и глянуть на него, как на Снежку смотрела, когда сестра намеревалась капризничать, он тут же растерял свой уверенный вид и превратился в обычного ребенка с жалостным выражением на открытой мордашке. Этот малец еще только обещал стать невозмутимым ледяным магом, наверное, поэтому сердце и дрогнуло, а я повела свой рассказ.

С тех пор почти традицией стало, сидя у камина и расчесывая непослушные кудри, сочинять для мальчишек новые сказки, ловить блеск доверчиво раскрытых глаз, радостные улыбки или подмечать нахмуренные брови, когда герою в очередной раз грозили всякими бедами, а потом сводить все к счастливому завершению и, закончив плести пушистую косу, проговорить: «Тут и сказке конец». В этих моих выдумках у героев непременно получалось задуманное, а дети, конечно, верили и сами были готовы хоть сейчас отправиться совершать такие же чудесные подвиги. Но поскольку до славного времени требовалось еще дорасти, они по окончании истории начинали хвастать доблестью наставников.

В этот вечер, закончив рассказ, я разогнала их пораньше, отправила в ученическую избу спать и вышла на крыльцо. Вдохнуть хотелось морозного воздуха и еще раз подумать над произнесенными утром словами Севрена.

В крепости было тихо, безлюдный двор освещала луна, белый снег мерцал в этом призрачном свете, даря то самое успокоение, какого не могла найти в четырех стенах собственной комнаты. Обычно хватало добраться до подушки в конце вечера и закрыть глаза, чтобы забыться крепким сном, а сегодня не выходило. Впрочем, после той необъяснимой вспышки в доме войда, когда растопила его рисунки, я вновь стала плохо спать. Уставшее тело не могло вырваться из оков дремы, а душа металась беспокойно, заставляя меня то выныривать на поверхность озера снов, то вновь погружаться в зыбкие воды.

Я склонила голову, поджала к груди колени и вздохнула, а потом что-то заставило насторожиться. Так, не меняя позы, я вскинула вверх глаза, почуяв ледяное дуновение. И мир будто перевернулся. Мгновенно проснувшийся огонь вспыхнул внутри и тяжело заворочался, глухо зарычал, а после зашипел, точно злая кошка, — я увидела войда.

Узнала его во мраке лунной ночи, хоть он не был похож на себя, а еще не ощущался собой. Не могу этого объяснить, но будь я кошкой, шерсть встала бы дыбом на загривке.

Сила сдернула меня с крыльца, повела следом за удаляющейся фигурой, которая перемещалась через двор и уже ступила в тень деревянных изб. Он шел к окраине крепости, туда, где был его собственный бревенчатый дом, шел как обычно, бесшумно скользя по снегу, не оставляя следов… Почти как обычно. Его шаг казался тяжелым и медленным. Войд всегда перемещался стремительно, сейчас же выглядело, словно на его плечи опустили увесистый груз, а тот к земле придавил. И хоть лорд не сгибался, а ступал ровно, но веяло, веяло злым, тревожным, опасным…

Я осознала, что ледяное дуновение, будто запах, ведет меня за ним, и я крадусь, чуть сгорбившись, опустив плечи и стиснув кулаки. Говорят, есть волшебные ароматы, способные сбить путника с дороги, заманить в ловушку, и для меня таким ароматом стал сейчас горький вкус на языке. Он свербел в носу, мне хотелось чихнуть, а в горле зудело.

Сила пробежала по телу, я содрогнулась от огненного тока, но не задержалась на месте, а стала красться быстрее. Я не осознавала себя со стороны, но если бы могла, поняла, что напоминает это ощущение. То самое первое, когда услышала его голос, голос ледяного мага. А еще в момент прохода через зачарованные ворота крепости возникло похожее чувство. Только нынче дар не причинял мне боли, ведь тело стало иным, но он вел меня подобно собачьему нюху, след в след, рыча неслышно в груди.

Я кинулась, выставляя вперед скрюченные пальцы, не рассуждая, не думая, что делаю. Как тогда, когда впервые отметила тело мага огненными ожогами. Бросилась, желая вцепиться в горло, грызть горький лед зубами, рвать когтями, крошить. И налетела грудью на вытянутую руку, ударилась, точно в стену, захрипела и упала на снег, и тут же оказалась вздернута на ноги и отброшена к заиндевевшим бревнам избы, врезавшись в них острыми лопатками.

— Нападаешь, чар-родейка, со спины?

Ладонь упиралась мне в грудь, не позволяя вырваться. А глаза войда вспыхнули в темноте, полыхнули серебряным холодом, кожу обдало студеным морозом. И «чар-родейка» маг прорычал так жутко, что в голове щелкнуло: «Бежать!» Мигнуло и погасло столь же резко, как затухает под колпачком пламя свечи. Однако я дернулась, желая вывернуться из-под переместившейся на плечо тяжелой руки, сбросить ее, и тотчас ударилась затылком о стену, а плечо хрустнуло под железными пальцами.

— Чего хочеш-шь? — Он шипел в такт шипению моей силы, которая плескалась на раскаленные уголья огненного дара. Заставляла меня вновь и вновь извиваться, несмотря на бесполезные попытки освободиться.

— Чувс-ствуешь, чародейка? Хочешь уничтожить?

Ладонь выпустила плечо и перехватила руки, метнувшиеся к его лицу. Я желала расцарапать мерцающую в темноте кожу, которую будто устлали снегом, как и весь беленый двор.

Он поднял меня на уровень собственных глаз, вот так за руки, подвесив за запястья, точно на цепях. И ужас стал приходить на смену бешенству, сковывать меня, перетекая по воздуху от его горящих глаз, засветившихся белой пургой. Она заволокла даже темный зрачок, а кругом все медленно затягивалось плотным белым туманом.

— Может, снова в сердце огнем удариш-шь? Попробуй.

И выпустил, развел ладони в стороны, открывая грудь, а я стекла по стене и едва смогла устоять на ногах.

Он был на себя непохож, впрочем, как и я. Его подменили, и сила отреагировала на эту подмену яростью, а позже ужасом. Животным страхом, который заскулил внутри, заставляя меня сжаться. Я затаилась, как может затаиться любое живое существо, ощутив страшную грань. И сила замерла вместе со мной, потому как нарастало что-то там, в его душе. Оно рычало и колотилось в телесную оболочку, пробившись в слове «чар-родейка». Войд говорил похожим тоном однажды. В тот раз я ударила огнем в сердце.

Ужас и ярость качали на бурных волнах, швыряли из стороны в сторону. Всплески силы двигали мной, а не я ими, и не выходило выплыть. Дар ощущал горький лед, синий, мерцающий, морозный. Чем толще казался его слой, тем сильнее разгорался огонь, но придавленный взметавшейся в глазах напротив пургой, вновь опадал и снова пытался воспрянуть.

— Молчиш-шь? Ударь!

И этот удар станет для тебя последним, наверное, мог бы добавить.

— За что ты меня ненавидишь? — Мой голос вырывался со свистом, отдаленно вторившим яростному шипению огня.

Враг! Это ведь враг передо мной! Как я не замечала раньше, как могла не ощутить холода рвущейся наружу ненависти?

— Я ненавижу огонь, чар-родейка! Твой огонь часть тебя!

Теперь я сама ударилась затылком о стену, отшатнувшись, когда он резко склонился ближе, леденя своим горящим взглядом.

— Куда ты хотела ударить? — повторил медленно и с расстановкой. И я подняла руку и потянулась к его горлу, но не донесла, остановила на полпути. Ужас снова победил мой огонь. Пламя внутри ощущало лед именно там. Он застыл уродливыми кристаллами, не позволяя человеку, если в теле снежного лорда еще оставался человек, дышать. Мерзкий, жестокий и противный мне холод, который теперь заполнил его глаза, отражая в них эти кристаллы.

— Хочешь растопить? Растопи! Если сил хватит.

Он сжал мою шею, резко привлекая вплотную, и, пока в ужасе смотрела на него, хрипло прошептал:

— Поспорь с богиней, чародейка, согрей! — и прижался к губам.