Сердце Сумрака
Часть 23 из 62 Информация о книге
День второй. – Мама верила, что мы с ней станем очень богатыми людьми. Она любила меня и заботилась как могла, но так мечтала о богатстве, что забыла об осторожности. Нашлись люди, которые тоже захотели сделать деньги на моем даре. Девушка лежала на кровати колдуна в его хижине и смотрела в потолок. Солнечный свет пробивался сквозь щели в стене. Скиф раздел ее донага и аккуратно обрабатывал пахучим травяным раствором большие и маленькие язвы по всему телу; он шептал исцеляющее заклятье, вкладывая в него большой запас Силы. Свинцовая бледность ушла из лица пленницы Агуачика, глаза заблестели тихим светом. Маг повел широкой ладонью – и сухие струпья осыпались на пол, как пепел. – Когда мне исполнилось шестнадцать, мама договорилась с какими-то приезжими людьми, – продолжала девушка. – Они не были Иными, да и мама тоже – она вообще плохо понимала природу Сумрака. Она лишь знала, что я умею предсказывать будущее. Мы прилетели на Кубу, в город Тринидад. Там нас разлучили – и я больше ее никогда не видела. Мы и сейчас на Кубе? – Нет, Яна. Мы в Колумбии, на границе с Эквадором. Скиф отдал ей чистую хлопчатобумажную рубашку из своего рюкзака. Грязное тряпье он сжег. Хижина колдуна только снаружи выглядела убого. Внутри нашлась комфортабельная комната с двуспальной чистой кроватью, телевизором и душевой. Насос гонял в оцинкованный бак воду из ручья. В углу урчал маленький холодильник, набитый продуктами. Кондиционера не нашлось, но Светлый дозорный сам снизил температуру в комнате до комфортных двадцати двух градусов. Девушка не сводила с него черных миндалевидных глаз и продолжала говорить, говорить, говорить. – Я не видела, куда меня везли. Не знала, что происходит. Ничего не понимала и все время плакала. Я привыкла, что всегда и везде мама решает за меня. – Почему ты не остановила мать? Разве не могла увидеть будущее? – Наверное, могла… но нужно знать, куда заглядывать. Если бы ты мог предсказывать будущее, ты бы смотрел в каждый новый день? – Да. Я бы смотрел. – Тогда будущее стало бы настоящим. – Я выбирал бы настоящее для себя. – Истина в том, что на самом деле будущего нет. Прошлого тоже. Есть только настоящее. – Есть судьба, – он почему-то едва заметно улыбнулся, – путь, который можно выбрать. – Всякий и так хозяин своей судьбе, – опустила ресницы Яна, – но люди ленивы. – Не все. – Я не заглядывала в новый день. Знать все наперед быстро надоедает. Моя судьба была горькой. Я перепугалась и не могла даже связно мыслить… скажи, какой сейчас год? – Две тысячи пятнадцатый. – Значит, мне уже… двадцать девять лет. Меня несколько раз перепродавали, пока я не попала к Агуачику. Здесь грязь и глушь – но это витрина. Так легче торговать… услугами. К индейскому шаману, хранителю древних традиций, живущему в лесу среди духов, прилетали серьезные люди со всей Латинской Америки. Он заставлял меня предсказывать их будущее. Сначала я боролась, плакала и звала маму, но потом смирилась. Попыталась бежать – в наказание мне отрубили ногу. Поначалу они насиловали меня – я смирилась и с этим. Ко всему можно привыкнуть. Агуачик тоже приходил ко мне, особенно по ночам, когда был пьян, – спокойно рассказывала Яна, – его возбуждало то, что я такая – грязная, голодная и больная, похожая на животное. Его никто никогда не любил – и он не умеет любить. Только наслаждается унижением и болью того, кто слабей его. Не позволяй ему делать это снова, Андрей. Он замер с бутылкой кукурузного пива в руке: – Ты знаешь мое имя? – Я помню. Тебя и твоих друзей… Кота, Рысь, Герду… Еще в Москве, давно. Я ждала тебя в этом ужасном месте много лет. – Ты знала, что я приду? – спросил он и тут же отругал себя за недогадливость. – Знала. Заглянула в свое будущее и увидела твое лицо. Много-много сотен дней в аду, каждое утро на рассвете и на закате я думала о тебе. Ждала. Вот почему я не сошла с ума и не умерла здесь. Когда стемнело, Скиф уложил Агуачика и двоих его помощников в кузов внедорожника. Колдуна он лишил Силы и обездвижил всех троих. Весь день они провалялись на жаре в каморке Яны, обливаясь потом и гадя под себя. Он отвез их в Эль Седраль и поднял на стену крокодиловой фермы, на решетчатый помост, с которого рабочие кормили пресмыкающихся мясом, бросая куски через прутья. Маг погрузил деревню в глубокий сон «Морфеем», и только серо-зеленые туши рептилий угрожающе двигались внизу в фиолетовом вечернем полусвете – словно голодные духи ночи. Сухая трава и песок шуршали под их короткими мощными лапами. Темнота принесла прохладу – и Эль Седраль безмятежно спал в тихом жужжании цикад. В сиреневом небе одно за другим загорались яркие тропические созвездия, и банановые деревья сонно шелестели длинными листьями у заброшенной бензоколонки. Скиф вернул колдуну и его помощникам возможность говорить и немного двигаться – чтобы болевой шок не сразу убил их. Затем по одному перекинул их через решетку, бесстрастно выслушивая раздирающие воздух вопли и мольбы о пощаде. Крокодилы, почуяв запах мяса, пришли в возбуждение. Они карабкались на пятнистые, усеянные шипами спины и головы друг друга, широко разевая пасти. Оторвав кусок, они защелкивали челюсти – и при этом, казалось, улыбались. Одряхлевшие потомки драконов, которым люди уготовили стать портмоне и дамскими сумками, наконец могли поквитаться с тюремщиками. Агуачика Скиф отправил вниз последним. Было уже далеко за полночь, но луна и звезды давали яркий, словно волшебный свет. Скиф спустился по лесенке вниз, добрался до колонки и с наслаждением вымыл руки холодной чистой водой. Он чувствовал себя легко и возвышенно, как чувствовал всегда после важного доброго дела. Убедившись, что жители Эль Седраля по-прежнему крепко спят, он с легким сердцем повел автомобиль по тропе через джунгли – туда, где ждала спасенная им девушка. * * * День третий. Яна с болезненным весельем разглядывала принесенные Скифом продукты: шоколад, манговый сок в пакете, мясные и рыбные консервы, чипсы, американскую ореховую пасту. Она долго вертела в руках «сникерс», затем бережно надорвала упаковку и быстро съела батончик, затем еще один и еще; с жадностью выпила несколько глотков сока. – Андрей, – спросила она, запинаясь, – кто-нибудь ждет тебя дома? – Что? – Кто-нибудь заботится о тебе? Скучает, когда ты далеко? Скиф с удивлением смотрел на нее. – Не хочешь говорить? – Яна отвернулась. – Прости, я бываю ужасно глупой. – Ты не глупая. – Глупая. – Она закрыла лицо руками. – Хорошо, глупая, – согласился маг. «Она молодая и сильная», – размышлял Скиф, глядя на побелевшие шрамы на коже Яны. Ее темные волосы уже стали гуще, на щеках проступил румянец, в глазах появился живой блеск. Скоро она будет готова к путешествию домой. И проживет еще десять веков… если будет скрывать свой дар. Скиф мгновенно вскипятил и мгновенно остудил воду в закопченном котелке, поставил его на табурет у кровати, достал чистый кусок марли. За маленьким квадратным окном тихо шептались пальмовые листья: с утра накрапывал дождь, он принес с собой сонную свежесть и запах незнакомых цветов. – Столько лет я видела тебя во сне, – глаза предсказательницы намокли, – каждую ночь, год за годом. Я так ждала… Ты моя ожившая мечта, понимаешь? Ты выше любой мечты. Ты ангел, что с сияющим мечом спустился за мной в ад и убил демонов. Но мне ужасно тяжело… Вся в грязи, мне вовек не отмыться… Я для тебя останусь лишь одним из многих случайных лиц на пути. Но я… для меня ты… – Помолчи, Яна, – сказал он, пожалуй, слегка грубо, – вытяни руки и ноги – и полежи спокойно. Она всхлипнула, послушно выполнила приказание. Слезы оставили влажные дорожки на щеках. – Прости, – беззвучно шевельнулись губы Яны. Маг вытер руки о полотенце, откинул край простыни и внимательно оглядел безобразную культю. – Болит? – Чешется. – Придется потерпеть. Сейчас будет немного больно. – Я потерплю. Он прошептал длинное замысловатое заклятье, и воздух под его руками наполнился голубым мерцанием. Сумрак лакал Силу жадно, словно запыхавшийся от бега волк. Скиф припас для этого момента три наполненных энергией индейских амулета из разноцветной смальты – и позволил Сумраку выпить из них все. Яна вскрикнула и закусила губу, комкая простыню. Кость ее обрубленной ноги вытягивалась с тихим отчетливым треском. Новая плоть нарастала на ней полосками мышц в алой сеточке капилляров, в тонкой пленочной обертке младенческой кожи. Появились первые очертания растущей стопы. – Потерпи еще немного, девочка. – Сделаю все, что ты скажешь, – шептала Яна. Скиф вытирал бегущие по ее щекам слезы. Он мог бы сказать ей, что она ошибается, что он далеко не ангел; а сама она – чище многих аристократок, но он никогда не умел подобрать правильных слов для таких речей. * * * День четвертый догорел и погас в кобальтовом небе над зеленым морем джунглей. Скиф взял из костра полыхающую ветку и направился к сарайчику, где Агуачик держал девушку. – Постой! – воскликнула Яна. – Дай мне! Девушка подбежала, выхватила ветку и бросила ее на крытую соломой крышу. Пламя мгновенно охватило хибарку. Они стояли и смотрели плечом к плечу, как рассохшиеся доски и стебли бамбука с треском рассыпались, обращаясь в угли и пепел. Яна подхватила пук горящей травы и бросила его в окно дома колдуна. Вскоре из него повалил густой белый дым, языки пламени лизнули стену. Девушка всхлипнула и принялась, прихрамывая, таскать из костра горящие ветки и кидать их в дверной проем. Яна кричала что-то сквозь слезы, но Скиф не разобрал ни слова. Животные из загона куда-то исчезли. Светлый маг завел внедорожник, усадил рядом плачущую девушку; они направились в Эль Седраль… и нашли деревеньку обезлюдевшей. Жители бежали из нее, как козы Агуачика, даже крокодиловая ферма опустела. Ветер гонял по пыльной улице сухие комья травы. Жизнь ушла из этого места, осталась лишь оболочка, похожая на грязный гниющий труп. Когда они выехали на дорогу, ведущую к Пуэрто-Кайседо, Скиф остановил машину, вышел на обочину и поднял руку ладонью вверх. Эль Седраль молча ждал. Ты ангел, что с сияющим мечом спустился за мной в ад и убил демонов. Белые нити колдовского огня задрожали в ночном воздухе у его пальцев; разлетелись сеткой по опустевшей деревне, воспламеняя дома, ржавую бензоколонку и магазин-бар. С гулом и треском вспыхнуло пламя, жадно загудело, набирая силу. Раскормленные черные змеи с шипением извивались в этом гигантском костре. Едкий дым заволакивал звезды, растекался над городком плотным саваном. К восходу солнца от этого неприятного места останутся лишь тлеющие угли да горки костей.