Сердце Сумрака

– Я не делаю разницы между ней и Тайпаном.

– Но зачем этот холод? Они же оба когда-то были твоими товарищами.

Кролевский зажег сигару, сел в кресло, подслеповато сощурив глаза под густыми бровями, словно старый пес у камина. Он явно был не прочь почесать языком. Артем стоял у окна, глядя на ночной город внизу. Он чувствовал неизъяснимое нервное напряжение, словно где-то внутри звенела туго натянутая струна. С самого начала в этой истории что-то пошло не так, и с каждым днем дела портились.

– Мне не нужна дружба с Иными, – сказал он, сложив на груди руки, – мне нужен контроль над ними.

– Добрые отношения с дозорными полезней для нашего дела, – возразил Натан Иванович.

– Добро в нашем мире наказуемо. Впрочем, зло не счастливей добра. Мой выбор – нейтралитет.

– А мне иногда кажется, – старик сделал глоток коньяка, – что ты неравнодушен к Вале.

Силуэт Артема на фоне ночного города замер.

– Да и что с того, – продолжал Кролевский, – кто я такой, чтобы запрещать вам чувства. Из чувства к женщине рождаются только лучшие порывы, испортить их можно лишь гнусностью характера. Это же не о тебе? Если любишь – действуй. Можешь даже покинуть Инквизицию, если работа мешает чувствам. Слова не скажу, клянусь. Валя – восхитительная девушка.

– Ошибаетесь, Натан Иванович. Я презираю сантименты.

– За дурака-то меня не держи, – улыбнулся глава Московского бюро, – я все вижу – ты влюблен, и ты пристрастен.

Он налил себе еще коньяка.

– Беспристрастность, – подавив эмоции, проговорил молодой Инквизитор, – это идеал, коего нельзя достичь, к нему можно только стремиться. Я избрал удел судьи. И я не отступлюсь от него.

– Даже ради любви?

Артем лишь раздраженно повел плечами в ответ.

– Когда-то давно я тоже был влюблен, можешь себе представить, – меланхолично сообщил Натан Иванович, делая глоток из стакана. Локшин ждал продолжения, но шеф ничего не добавил. Он печально смотрел на пламя светильника – одинокий, ссутулившийся, как старый ворон. Тогда Артем заговорил вновь, и город под его ногами стрелял в хмурое небо электрической дробью огней.

– Я не даю преференций ни Свету, ни Тьме. Я заставил себя забыть, что был когда-то Светлым, я теперь Серый, как и вы. Равенство. Спокойствие. Мир! Добрый, радостный мир. Долгая счастливая жизнь. Ради этого я готов на все – и пусть обе стороны меня ненавидят и проклинают. Фанатик? Да, я фанатик. Но я не делаю ничего для себя, я абсолютный альтруист. Моя любовь – для всех Иных в этом мире, а не для кого-то одного. И к Светлой целительнице, и к Темному вампиру.

Кролевский подошел к нему и встал рядом, положив на плечо руку:

– Артем, любовь к Дозорам не входит в наши служебные обязанности. Мы – администраторы. Плотина, что удерживает мир от кровавой бойни. Мы не должны пытаться изменить Свет и Тьму, заставить их полюбить друг друга. Они всегда будут порознь, в этом есть важный смысл, диалектика. Мы стражи, а не лекари.

– Нет, Натан Иванович, мы не просто сторожа. Мы особая порода среди Иных. Иные среди Иных. Наша миссия очень важна. Вот увидите, я докажу вам.

– Но, мальчик мой, никто из нас не может любовь к одному подменить любовью для всех. Это разные чувства, в чем-то даже противоположные: стремление обладать кем-то, с душой и телом, – и абстрактное стремление отдать всего себя другим.

– Уж простите, но для абсолютного альтруиста ваши слова звучат смешно…

А где-то далеко внизу, на одной из ярко освещенных ночных улиц, Валя села в белую «Хонду», и Марина завела двигатель.

– В офис? Или домой?

– На работу, – устало ответила начальник Особого отдела, – ночь только началась.

– Ты что, плакала, Валюш?

– Пустяки… дождь…

– Он был там?

Валентина кивнула, глядя вниз, на носки своих белых туфелек.

– Валя, – тихо проговорила Марина, – можно вопрос? Ты любишь Артема или нет?

Дождь барабанил о стекло «Хонды» – а в салоне было тепло и пахло тонкими духами. Сквозь влажный туман алым глазом мигал светофор. Машина тронулась с места, рассекая бескрайнюю лужу, словно корабль по реке.

Марина не дождалась ответа. Валя молча смотрела на бегущие по стеклу струи дождя.





* * *


Тульская область, город Ефремов,

кафе «Южный полюс»


23 сентября 2015, 22:22



…Лина испуганно пискнула, стакан морса выскользнул из ее пальцев и вдребезги разбился об пол.

Нелли, уже изготовившаяся прыгнуть следом за Матвеем в Сумрак, не оборачиваясь, наугад, ударила «фризом» по банде Темных. Время растянулось, как резиновая перчатка. Звон разбитого стакана отвлек внимание нападавших лишь на долю секунды – но благодаря ему «фриз» застал их врасплох. Все они застыли в причудливых позах.

– Вау, – прошептала Лина в восторге.

Кот провалился на второй слой Сумрака, раздираемый пополам желанием помочь Нелли (он не знал, что она успела воспользоваться «фризом») и страхом за Огонька. Он нырнул в ледяной холод, сквозь лениво шевелящиеся щупальца синего мха, и еще ниже – туда, где разлился серый полусвет. Аура Темной волшебницы казалась призрачно мерцающим фонариком, быстро удаляющимся прочь через холодный пустырь с чахлыми кустиками и редкими маленькими строениями – таким на этом слое был пейзаж городка. Матвей рвался за ней, но быстро понял, что не успевает.

Воровка обладала удивительным телом – оно легко меняло форму. Очутившись на втором слое, Темная вырастила длиннейшие ноги и теперь быстро удалялась прочь, прижимая к себе кричащего в ужасе мальчика. Его вопль таял в Сумраке кроваво-алыми фантомными нитями. Чудовище на ходу обернулось, бросило на Матвея презрительно-ехидный взгляд и понеслось вперед с невероятной скоростью.

Аура Темной гасла в сером тумане, только радужный отсвет ауры Огонька теплился вдалеке. Еще секунда – и он будет недосягаем. Матвей начал задыхаться на бегу.

Она ниже тебя уровнем – у нее третий. Нужно только догнать.

Бить огнем, «прессом», использовать Силу было нельзя – Огонек мог погибнуть. Оставался единственный способ, и воспользоваться им можно было лишь раз.

Ведьма удалялась от кафе на север. Она бежала по прямой.

По прямой, не виляя и не сворачивая.

Матвей быстро рассчитал траекторию, зажег в воздухе портал – и прыгнул вперед.

Он вывалился прямо перед Темной, вцепился в ее ноги, и все трое Иных покатились по земле. Кот вырвал Огонька из объятий чудовища и рванулся наверх – на первый слой.

Тонкие, длинные, невероятно сильные руки вцепились в его тело, скрутили, утягивая вниз.

Матвей вызвал «белый клинок» – и отсек их.

Чудовище лишь рассмеялось: отрубленные руки снова срастались с телом.

Она как пластилин.

Кот отбросил сына в сторону, и тот упал ничком на синий мох. Руки колдуньи ветвились, обращались в многочисленные щупальца – они, словно змеи, опутывали Матвея, и тот крутнулся на месте, наматывая их на себя, как водоросли, – нельзя было дать чудовищу возможность снова схватить Огонька.

– Уходи, Ярик! Поднимайся.

Мальчик с трудом встал на четвереньки. Его лицо было белее бумаги. Новичкам смертельно опасно находиться в Сумраке так долго – а Огонек побывал даже на втором слое, пусть и недолго.

– Отец, – слово выпало изо рта мальчика и рассыпалось прозрачными льдинками, – где ты…

– Поднимайся наверх! Уходи, слышишь?

Взгляд Огонька сфокусировался, стал осмысленней:

– А как же ты?

– Уходи, я сказал! Найди мать!

Чудовище запеленало Светлого мага десятком щупалец цвета протухшего мяса, его пасть находилась прямо над ухом Матвея, и тот слышал его смрадное дыхание.

Мальчик встал на ноги и потянулся вверх, он стал словно прозрачным, и через несколько секунд от него остался лишь колеблющийся бесплотный отпечаток, след ауры – щупальца Темной колдуньи хлестнули по нему и тут же опали разочарованно.

Кот ударил огнем, и тварь зашипела, но не выпустила его. Он смог лишь выпростать одну руку. Ею он ухватил Темную за толстое склизкое бревно, в которое превратилась ее шея, и сжал изо всех сил.

Огонек выпал из Сумрака на холодную мокрую траву. Некоторое время он лежал на спине, тяжело дыша. Тело было налито слабостью, словно он голодал несколько дней. Затем мальчик сел и огляделся… Он находился в лесу, среди высоких сосен. Лишь луна ярко светила с неба – если б не она, мальчик ничего бы не увидел. За спиной раздался хруст ветки, и Огонек обернулся. Неясная тень приближалась из мрака. Мальчик хотел убежать, но сил хватило только заползти за ствол ближайшего дерева и прижаться к нему спиной.

– Я вижу тебя, Ярослав Гордеев, – сказал низкий мужской голос, – иди ко мне.





* * *


Санкт-Петербург, улица Савушкина, д. 127

23 сентября 2015, 23:55