Сердце Сумрака

– А ты такой трус. Бросил мать мужикам на потеху. И свою рыжую подружку тоже… она мне очень понравилась, кстати.

Из горла Огонька вырвался хрип. Он сделал шаг к Гарику и замахнулся.

В тот же миг боль обожгла висок и щеку слева – и Огонек обнаружил себя на усыпанной хвоей земле. Взор туманила кровавая муть. Противник был безмерно сильней: он неуловимо вытянулся вверх, лицо почернело, словно покрылось сажей, руки и ноги превратились в подобие цепких веток; он все меньше походил на человека – и все больше на ожившее старое дерево, чудовище из ночного кошмара.

Древний колдун, притворявшийся ребенком. Все здесь – его рук дело. Кости в подвале. Бандиты с ножами. Он питается болью и страданием людей, угодивших к ним в лапы. И умело маскируется – даже дозорные ничего не почувствовали.

– Бросил мать – ты, заячья кровь, – проскрежетал голос в гулкой пустоте, – ты, единственный ее защитник, – а она ведь так ждала, так звала тебя, когда ее начали резать!

Темный маг рассмеялся деревянным смехом, навис над мальчиком мрачной тенью; так утес в штормовом море нависает над бьющейся в волнах жертвой кораблекрушения.

– Помогите! – выкрикнул Огонек. – На помощь!

Его дрожащий голос утонул в плотной лесной тиши, как в мокрой вате.

– Кричи на здоровье. Здесь никого нет.

Колдун склонился к самому лицу мальчика; его белые, лишенные зрачков глаза вдруг оказались очень близко. Огонек хотел ударить по ним – но не смог поднять руку. В душном облаке ауры чудовища он едва не потерял сознание. Он увидел, как в глубоких, похожих на узор из коры морщинах Темного копошатся насекомые, и его пустой желудок судорожно сжался.

– Помогите!!

– А знаешь, ты мне нравишься, – чудовище слизнуло кровавый потек со щеки Огонька, – сладенький на вкус. Нас ждет много интересного… меня, тебя и рыжую малышку… Я тоже тебе понравлюсь, когда узнаешь меня получше!

Гарик снова расхохотался дребезжащим эхом; схватил добычу за ноги и поволок в сторону гостиницы по пыльной обочине дороги. В несколько прыжков он преодолел расстояние до кирпичного здания гостиницы. Цепляясь за остатки сознания, Огонек смог разглядеть – свет горел только в узком полуподвальном окошке, повернутом к лесу. Там, внизу, творилось ужасное.

Вот и все. Это конец. Сейчас он затащит тебя в ворота – и больше ты никогда… никогда…

От ужаса Огонек едва не лишился рассудка. Странная и неожиданная мысль помогла удержаться на краю: в ней была благодарность родителям, которые столько лет прятали сына от всего этого. Они боролись как могли. А что сделал ты? Махнул кулаком? Втягивая в легкие холодный воздух, Огонек заставил себя сосредоточиться. Тонкий ручеек Силы еще пульсировал в груди, Силы по-прежнему непонятной, незнакомой – но она уже была частью его.

Сражайся.

– На помощь!! – закричал он опять – и теперь вместе с воплем лучи белого света из его сердца пронзили Сумрак на много километров вокруг. – Кто-нибудь!!

Со стороны он выглядел, как яркая звезда, вспыхнувшая во тьме. Чудовище обожгло мальчика взглядом, бросило на землю у крыльца и принялось избивать лапой-веткой:

– Щенок паскудный! Не заставляй меня рвать тебя на части… раньше времени.

Огонек, прикрывая лицо, все же нашел в себе силы еще раз позвать на помощь. Более он не мог ни говорить, ни кричать, лишь слабо шевелил рукой, закрываясь от хлестких ударов; он будто упал в черно-багровую вязкую муть, и боль отступила, стала слабой и незначительной. Он плыл кругами в холодном водовороте к центру бездны, и холод высасывал остатки тепла из рук и ног.

Вот и все. Что ж, лучше такая смерть…

Сквозь багровую пелену он услышал громкие хлопки и рокочущий крик Темного мага. Кто-то подхватил Огонька на руки – и сразу же в груди потеплело: в сердце пролился горячий поток.

Кто-то вливал в него Силу.

Перед тем как отключиться, Огонек увидел на крыльце гостиницы высокого Иного, облитого серебряно-белым пламенем ауры, словно за плечами у того сияли тысячи звезд. Под его курткой перекатывались бугры мышц, левый глаз закрывала черная повязка. Иной взмахнул блистающим белым мечом – и руки-ветки Гарика осыпались на землю. Темный маг вскричал так, что во всех окнах «Доброй белки» вылетели стекла. В тот же миг кровь колдуна горячо расплескалась в Сумраке, вскипела в беспредельной ледяной пустоте, и мир перед глазами Огонька погас.





* * *


Швейцария, Берн, гостиница «Дворец Бельвью»

25 сентября 2015, 04:56



Рассудок не покинул Артема полностью. Словно в болезненном сне он осознавал: какая-то сила подняла его в воздух – затем почувствовал спиной холод, – и почти сразу же стало очень тепло, почти горячо. В поле периферического зрения двигались тени, и Локшин взмахивал руками, пытаясь прогнать их, ударить, защититься. Он все еще дрался со змеями.

– Тише, тише, – раздался голос в пустоте, – тебе пока нельзя двигаться.

«Жив, – с удивлением понял Артем. – Но почему мне так жарко?»

Реальность возвращалась медленно. По лицу струился пот, ел глаза. Четыре круглых плафона матового света как будто кружились над Инквизитором высоко-высоко. Ныли, зудели искусанные змеями руки и ноги. В желудке ворочался омерзительный ком тошноты.

Я в ванной. В горячей воде.

– Не двигайся, – повторил голос, и Артем понял, что узнает его, – с потом выходит яд. Дыши медленно, твои легкие были почти парализованы.

Агата. Как она нашла меня?


Она все время была рядом. И не только она. Тот, кто подкинул змей, – тоже шел по твоим следам. Облегчение, смешанное с чувством вины, растеклось по телу.

– Где Тайпан? – сипло спросил Локшин, пытаясь сесть в воде.

– Тише, мой хороший, – Агата накрыла ладонью его губы, – он не знает, что я здесь. Не знает, что ты выжил. Сможешь встать?

Преодолевая дурноту, Инквизитор поднялся на ноги. Вода с шумом стекала в ванну. Девушка стояла перед ним, сложив на груди тонкие руки пианистки: вся в черном, маленькая, изящная, как статуэтка. И эти ладошки сломали кирпичную стену?

Большие глаза за стеклами очков были полны сочувствия:

– Похоже, я пришла вовремя, любимый?

Он осмотрел свое тело: отеки вокруг укусов уменьшались на глазах.

– Спасибо, мышонок. Ты первоклассный целитель.

– Одевайся. Тебе надо поесть.

– Не уверен, что смогу.

– Нужно восстановить силы.

В руках у девушки появилась длинная тонкая колба. Агата прочла в глазах Артема вопрос и усмехнулась:

– Выпарю из воды змеиный яд. Пригодится.

«Темная, – прошептал голос в глубине его сознания. – Темная колдунья и Темная магия».

Она только что спасла тебе жизнь – и не спрашивала, какого ты цвета.

Все еще дрожа, закутавшись в шершавое гостиничное полотенце, он вышел в спальню. С трудом узнал в разгромленной комнате свой уютный, почти роскошный номер. Белье и шторы сгорели. В стене темнел пролом – он увидел, как мимо по коридору прошла горничная с тележкой. Она не замечала разгрома: весь номер скрывала «сфера невнимания». Повсюду – на постели, на полу, на столе – лежали скрученные, обтянутые горелой кожей скелетики змей.

– Если Тайпан узнает, что я спасла тебя, – мне конец, – дрожащим голосом прошептала Агата.

– Не узнает. Где он?

– Выпустил змей к тебе в номер и сразу нырнул в портал. На самом деле он ужасный трус. Знает, что ты сильней.

– Тебя не видел?

– Нет.

– А ты как здесь оказалась?

– Решила убедиться, что с тобой все в порядке.

Следила за мной? Невозможно. Значит – следила за Тайпаном.

– Змеевод заплатит за это. Будешь свидетелем на суде?

Агата покачала головой:

– Судиться с Завулоном? Мне, Темной?

– Ты спасла мою жизнь, – Артем сжал тонкую белую ладошку девушки, – я этого не забуду. Проси всего, что пожелаешь, Агата.

Глаза ее вспыхнули – словно в костер кто-то плеснул бензина.

– Малыша, – быстро шепнула она.

– Что? – Локшин отступил на шаг.

– Я хочу сына от тебя. Он будет всегда со мной. Часть тебя, которая всегда со мной… я буду счастливей всех на свете.

Артем, бледный до голубизны, принялся собирать свою обгорелую одежду; сложил ее на кровати, щелкнул пальцами – и та снова обрела такой вид, словно только что была доставлена из магазина.

– Нельзя, мышонок.

Он ждал, что она расстроится, может быть, даже заплачет – но Агата только покачала головой:

– А говорил – все, что пожелаешь.

– Прости.