Сердце Волка

– А этим летом? Столько смертей… Для чего тебе все это понадобилось?

Колдун поднял голову, и его серые глаза блеснули.

– Чтобы выкурить тебя из норы! И выяснить, на что ты способен.

Значит, Фин-Кединн все-таки был прав!

– И я своего добился, – продолжал Тенрис, – хотя и не все получилось так, как я ожидал. Видишь ли, я не знал, что это именно ты. Знал лишь, что в Лесу есть некто, обладающий этим великим даром. Вот я и решил: кто бы это ни был, он рано или поздно проявит свои магические способности, стараясь спасти свой народ от болезни. – Уголки его губ слегка изогнулись в коварной улыбке. – Ну а что сделал ты? Ты сам пришел ко мне! Ко мне! И стал умолять меня приготовить лекарство! Ох, не иначе, вмешалась сама судьба!

– Ну а лекарство? – спросил Торак. – Значит, лекарство – это тоже обман? Хитрость?

Тенрис фыркнул. Из мешочка, висевшего у него на поясе, он вытащил заветный корень и швырнул его в огонь.

– Никакого лекарства не существует, – сказал он. – Я все это придумал.

Пламя окрасилось в яркий пурпурный цвет. Оба токорота, точно завороженные, подошли совсем близко к костру, уставившись в огонь.

Тенрис презрительно глянул на них и сказал:

– Порой быть колдуном даже слишком просто. Всего и нужно-то немного цветного огня. – И он так пнул девочку-токорота, что та отлетела в сторону. И, шипя, поползла к своей охапке плавника.

А мальчик-токорот, к превеликому огорчению Торака, вновь принялся привязывать к плите его лодыжки. Торак так яростно брыкался, что токорот пырнул его ножом, чтобы заставить лежать смирно.

– Значит, тебе удалось выкурить меня из норы… – Торак вновь попытался втянуть Тенриса в разговор. – Ну и что дальше?

Тенрис посмотрел на него сверху вниз, лицо его исказила гримаса боли и страстного желания.

– Когда я узнал, на что ты способен, я просто не мог поверить собственным ушам! Чтобы какому-то мальчишке дана была подобная сила! Сила, способная приручить любого охотника, дающая возможность простой сетью ловить любую добычу! Сила, обеспечивающая власть над всеми племенами… – Он покачал головой. – И как бессмысленно тратилась эта сила!

Он наклонился ниже, и Торак почувствовал исходивший от него горьковатый запах золы.

– Ничего, – прошептал Тенрис, – очень скоро эта сила будет моей! Я сам обрету блуждающую душу. И стану величайшим магом из всех, когда-либо существовавших на свете!

– Но как ты ее обретешь? – хрипло спросил Торак. – Что ты собираешься делать?

– Канун летнего Солнцестояния, – выдохнул колдун, – самая лучшая ночь для совершения магических обрядов. К тому же это ночь твоего появления на свет! О, все складывается просто прекрасно! Все указывает на то, что я поступаю правильно!

Он нежным жестом убрал со лба Торака прядь волос и тихо спросил:

– Помнишь, я говорил тебе, что в такую ночь все на свете меняется, все переходит из одного качества в другое? Я напомню тебе.

Торак тщетно пытался проглотить застрявший в горле комок, губы у него совершенно пересохли.

– Дерево – в лист, – прошептал колдун племени Тюленя, – мальчик – в мужчину… – Он наклонился так низко, что его дыхание обожгло Тораку щеку, и прошептал ему в самое ухо: – Я собираюсь съесть твое сердце.





Глава 31





Волк сделал то, чего никогда ни один волк делать не должен. Он бросил своего брата в беде.

Его настолько потрясло то, что Большой Бесхвостый пренебрег всеми предостережениями, и он так рассердился, что идти с ним не захотел.

И Большой Брат пошел один – прямо к Логову этих бесхвостых со светлой шерстью на загривке. А Волк, взлетев на вершину холма, спустился к Тихой Воде и долго яростно рвал зубами тростник, а потом еще и сжевал здоровенный кусок мертвого дерева – пока из его души не вышла вся злость и обида.

А теперь он стоял по колено в Тихой Воде, пил и думал о том времени, когда был одиноким детенышем, а Большой Брат нашел его и стал делиться с ним своей добычей. Он отдал ему хрустящие копытца первой убитой им косули – поиграть. А когда у маленького Волка лапы начинали болеть от слишком долгого бега, Большой Бесхвостый нес его в своих передних лапах – нес долго-долго, много волчьих прыжков…

Настоящий волк никогда не бросит своего брата в беде.

Волк тоскливо заскулил и бросился назад к Логову бесхвостых. Он снова взлетел на вершину холма, снова рысью спустился вниз, снова бесшумно миновал рощу, петляя меж берез и валунов.

Он не сумел увидеть Логово – его поглотило дыхание Великой Воды, – но запах его чуял. И слышал, как маленькая бесхвостая самка мечется в пещере за Логовом. Волк чувствовал, как она рассержена и встревожена, как она боится, и слышал, как какой-то бесхвостый со светлым загривком рычит на нее. Волк не знал, почему он на нее рычит, но был уверен: кроме них, в пещере больше никого нет.

Вокруг было, пожалуй, даже слишком тихо. Волк чуял леммингов, затаившихся в норках, и слышал, как птицы-рыболовы, гнездящиеся на утесах, опасливо прячут клюв под крыло. Все чего-то ждали. И боялись пошевелиться.

Волк поднял морду, стараясь разобраться в запахах. Очень сильно пахло рыбой и всем тем, что всегда остается у Логова бесхвостых. Волк также чуял запах этих дружелюбных собак-рыболовов, которые плавают в Великой Воде и порой взбираются на скалы. И тот отвратительный, но уже знакомый запах он тоже чуял: запах злого духа.


И этот последний запах стал сильнее, когда Волк сделал несколько неслышных шагов вперед, у него даже шерсть на загривке встала дыбом. В детстве этот запах сильно испугал его. Теперь же он пробудил в нем какой-то странный голод, этот голод был сильнее его инстинкта хищника, сильнее даже, чем зов Горы…

Но где же все-таки Большой Бесхвостый? Среди всех этих запахов, что кружили в здешнем неподвижном воздухе, Волк так и не мог уловить тот единственный, который так стремился отыскать.

А теперь еще бесхвостая самка и этот, со светлой шерстью на загривке, рычат друг на друга! Волк бросился к ним и увидел, что тот, со светлой шерстью, несет в передних лапах мясо для самки, и это мясо пахнет злым духом!

Волк чувствовал, что самка голодна и хочет есть. Но есть это мясо нельзя! Надо ее остановить! А вдруг и она не обратит внимания на его предостережения, как это сделал Большой Брат? Она ведь, наверное, даже и не поймет, что он будет говорить ей…

Волк опустил голову и пополз вперед, прижимаясь брюхом к земле и передвигая лапы с величайшей осторожностью. У него возник план. Он знал, что уж это-то бесхвостая самка поймет наверняка!

Он зарычит на нее!





* * *


– Да не хочу я есть! – рявкнула Ренн, когда мальчишка из племени Тюленя поставил перед ней миску. – И в последний раз говорю тебе: я не больна!

– Ну и ладно. Но ты хотя бы поешь, – пожал плечами мальчишка.

Попятившись, он выбрался из пещеры и немного отвернул тюленью шкуру, закрывавшую вход, оставив щель шириной ладони в две. В пещере сразу стало легче дышать.

Мальчишка этот Ренн совершенно не нравился, но все-таки жаль, что он ушел. Одиночество пугало ее. Она прямо-таки чувствовала, как страдали здесь люди три года назад, их отчаяние насквозь пропитало стены пещеры.

«Но ты-то не больна! – напомнила она себе. – Ты просто устала и хочешь есть. И тревожишься о Тораке».

Она решила попытаться снова поговорить с этим мальчишкой.

– А ты знаешь, почему напал Охотник? – крикнула она.

Ответа не последовало.

– Потому что ваш колдун убил его детеныша, – продолжала Ренн. – Я нашла этого китенка. Он его сетью поймал – такие сети только ваше племя делает. И не взял ничего, кроме челюстей с зубами. Ты как думаешь, может хороший человек так поступить?

Мальчишка по-прежнему не отвечал.

Ренн даже зубами скрипнула, но не сдалась.

– Я точно знаю, что это он, – сказала она. – Я слышала, как брякали птичьи клювы у него на поясе, когда он через озеро плыл.

По ту сторону входа царило молчание, но Ренн могла бы поклясться, что мальчишка внимательно ее слушает: ей хорошо было слышно его напряженное дыхание.

– Зачем обычному человеку зубы Охотника? – вновь заговорила она. – Такие вещи только колдунам нужны. – Она помолчала. – Если я права и это он насылал на людей ту болезнь, значит… Значит, это он убил твоего брата!

Мальчишка за дверью даже дышать перестал.

– Откуда ты знаешь про моего брата? – вдруг спросил он.

– О, я много чего знаю! – сказала Ренн и повторила: – Да, это он убил твоего брата. Я знаю, каково это – потерять брата. Я тоже не так давно брата потеряла.

– Сиди тихо! – пригрозил ей мальчишка.

– Ты подумай, – продолжала Ренн, словно не слыша его слов, – вспомни: перед тем как твой брат заболел, где находился Тенрис? Небось на своем Утесе, верно? Творил какое-то колдовство!

– Ну и что? – послышалось из-за шкур, закрывавших вход. – Он ведь колдун, это его ремесло.

– Он творил колдовство, а потом твой брат заболел, так?

Это была просто догадка, но удачная. Мальчишка опять затаил дыхание, а потом прошептал:

– Он творил колдовство, чтобы принести жертву… Он совершал жертвоприношение…

– Это он тебе так сказал! – заявила Ренн.

Из-за шкур послышался хруст песка: мальчишка нервно ходил взад-вперед.

– Больше никаких разговоров! – резко сказал он Ренн. Но в голосе его слышалось сомнение.

– Ты же знаешь, что я права, – возразила она.

– Я сказал, больше никаких разговоров! – выкрикнул он с каким-то отчаянием.