Серьга Артемиды

— Понимаю, — согласилась бабушка. Полой жилетки норвежского войлока она укрывала трясущуюся внучку, потом сняла жилетку и накинула на нее.

— И часики у нее такие… странные были, на браслете висели, я никогда таких не видела! А потом они пропали!

— Пойдем, — вдруг предложила бабушка. — Я тебе покажу одни. Может, похожи?

Настя кулаками вытерла глаза, из которых все равно лило, и посмотрела на бабушку.

— Что покажешь?

— У меня есть часы, похожие на медальон на браслете, как ты говоришь. Пойдем, я тебе покажу.

Поддерживая друг друга — вернее, бабушка поддерживала и направляла Настю, и еще несла ее рюкзак, — они взобрались на крылечко.

— Настюш! — закричала мать. Оказывается, она не миловалась у калитки с залихватским соседом, а давно была дома! — Иди скорей, ванна наливается!..

Вдвоем с бабушкой они очень ловко раздели Настю, запихнули в ванну, и мать ей еще и голову помыла!..

— Лейся, лейся, водичка, умывай Насте личико, чтобы глазки блестели, чтобы щечки алели, чтоб смеялся роток, чтоб кусался зубок, — приговаривала мать, поливая Настю. — Это такая специальная присказка от сглаза, и когда я тебя маленькую купала…

— Я помню, — пробормотала Настя, уворачиваясь от напористых струй. — Мам, чего ты, я не маленькая давно…

…Но мать все равно вытерла ее — волосы промокнула отдельным полотенцем и до самых кончиков, — велела одеваться и вышла из ванной.

Настя долго вздыхала, жалея себя, а потом стала рассматривать в зеркале собственное лицо — с печатью глубокой тоски.

Тоска на собственном лице показалась ей идиотской и отвратительной.

Какая у нее, Насти Морозовой, может быть вот сейчас, сию минуту тоска?! У нее все в порядке, она дома, и мама вымыла ее душистым мылом, как когда-то в детстве, и бабушка приголубила и пожалела, и они обе рядом с ней, Настей, но самое, самое главное — она жива! Она живет! И можно прямо из ванны побежать рассматривать весеннюю лужу — чем они там отличаются от осенних!..

Прыгая на одной ноге, Настя кое-как натянула джинсы — и их, и футболку мать принесла самые правильные, любимые, сильно ношеные, — и побрела на кухню.

Обе, мать и бабушка, негромко разговаривали и, видимо, о ней, Насте, потому что замолчали, как только она вошла.

Еще утром она затеяла бы скандал. Еще утром она принялась бы выяснять, о чем это они говорят у нее за спиной, наверняка осуждают, да?.. Да?! Насте даже показалось, что и мать, и бабка словно ожидают скандала, но она простила их. В эту минуту.

Они же не знают. Они не видели.

Они не могут знать, как это страшно — когда вдруг не стало человека, совсем девочки, которая просто приехала потусить среди абитуриентов, вон даже не накрасилась!..

— Ничего, ничего, — сказала бабушка ободряюще.

— Очень жалко, — добавила мать. — И родители! Я даже и не знаю, кто у нее родители, где они…

Настя и это пропустила мимо ушей — так на нее подействовала смерть Светланы Дольчиковой! Ну, откуда матери могут быть известны родители Дольчиковой?! Где ее собственная мать и где родители звезды?! В разных галактиках!

Бабушка ловко выставила перед Настей чашку бульона — из чашки торчала бодрая куриная нога, — и блюдо пирожков, крохотных, горячих!.. Настя, обжигаясь, принялась пить бульон, куриная нога мешала, и пришлось выволочь ее на тарелку, и заедать поочередно пирожками и ногой.

— Боже мой, — пробормотала бабушка.

Мать, пригорюнившись, смотрела, как дочь ест.

Настя допила бульон, вытерла пальцы о джинсы и взяла в каждую руку по пирогу.

— А этот мальчик? — спросила бабушка негромко. — С которым ты была?.. Он из поступающих?

— Да не-ет, я же говорю! Он с другом ходит, просто так. Он в прошлом году поступил… я забыла название… для каких-то африканцев… Он «Тихий Дон» читал, сидел на кадке, а больше сесть было некуда, и я тоже села…

— Позволь, он что же? Африканец?

Тут Настя вспылила — ну что, в конце концов, за тупость, а?!

— Бабуль, какой он африканец?! Институт так называется, не помню!.. Для африканцев!..

— Стран Азии и Африки? — предположила мать, и дочь, запихивая в рот пирожок, согласно замычала — да, да, именно!..

— А мне с ним даже поговорить не дали, — прожевав, выговорила Настя, и слезы вновь хлынули у нее из глаз. — Мам, ну, почему?! Зачем ты меня сразу уволокла-то?! Ну, так нечестно даже!..

— Подожди, подожди, — быстро сказала бабушка. — Давай я тебе чаю налью.

— Пейте сами ваш чай противный!

— Посмотри, такие часы были у… той бедной девочки?..

Бабушка выложила перед ней на скатерть странное украшение. Довольно увесистая цепочка, пожалуй, немного шире обыкновенного браслета, на цепочке овальный медальончик с выпуклой крышкой. На крышке какие-то переплетения и три камушка — два красненьких и один зеленый.


Настя потрогала выпуклую крышку, шмыгнула носом и подняла глаза на бабушку.

— Где ты взяла?.. Ба, где ты их взяла?!

Марина Тимофеевна помолчала немного.

— Ну, не может быть, чтоб те были точной копией этих. Посмотри внимательно. Возьми! Возьми и посмотри, не бойся!

И они переглянулись с матерью.

Цепочка-браслет оказалась тяжелой и холодной, и медальончик болтался на ней — весьма увесистый.

— Вот так открывается, — и бабушка поддела ногтем крохотный замочек с завитком.

Выпуклая крышка откинулась, тонко прозвенел механизм, и внутри оказались часики — без всякого стекла, ничем не защищенные и от этого странно рельефные стрелочки и циферки.

— Где ты их взяла, ба?!

— Похожи?

— Очень! — сказала Настя, закрыла и опять открыла крышечку. — Только у нее никаких камушков не было и переплетений тоже…

— Какие переплетения! — бабушка забрала у внучки часы-медальончик и стала показывать. — Это монограмма моей бабушки, твоей прапрабабушки Анастасии Павловны Марзуцкой. Видишь, буквы? А, П, М? И в каждую вделан камушек. Замок давно сломан, я все собиралась сделать, да так и не собралась…

— Наверное, придется звонить майору, — ни с того ни с сего сказала мать. — Как это у них называется?.. Примета?..

— Улика! — перебила Настя с возмущением. — Ба, где ты взяла эти часы?!

— Они достались мне по наследству, — насмешливо ответствовала бабушка. — Об этом легко догадаться, потому что раньше они принадлежали моей бабушке, затем моей маме, а теперь мне.

— Кто-нибудь что-нибудь объяснит? — спросила Настя и тяжело задышала. — Хоть кто-нибудь! Хоть что-нибудь!

— Тонечка, налей нам чаю, — распорядилась бабушка. — Этот медальончик переделан из дамских часов девятнадцатого века. Тогда не носили наручных часов. Были длинные цепочки, а сами часы прятались в специальный карманчик на поясе.

— Я видела в сериале «Пуаро», — сердито сказала Настя.

— После революции носить такую длинную золотую цепочку стало уж совсем небезопасно, да и как-то неприлично, кроме того, золото изымали. Если бы ты больше читала, а не только смотрела сериалы, ты бы знала, например, про магазины «Торгсин»…

— Мама, — вмешалась Тонечка, — нам всем хорошо бы побольше читать, а пока ты рассказывай!

И Настя с благодарностью посмотрела на мать. Надо же, заступилась за нее! А то вечно они с бабкой дуют в одну дуду: Настя мало читает, много времени проводит в социальных сетях и прочее трали-вали, как у всех.

У всех молодых проблемы со стариками, вот у всех!.. Только у одной Марьяны мать крутая блогерша и полное единство интересов!..

— Я уверена, что таких переделанных часиков осталось немного, — продолжала бабушка. — Редко кто сдавал в «Торгсин» просто кусок цепочки! Проще сдать вещь целиком, да и выгоднее. Когда ты сказала, что у… бедняжки были часы в виде медальона, висящего на браслете, я сразу вспомнила про свои. Наверное, действительно нужно позвонить майору или кто он там, и показать, какие именно были часы. Вполне возможно, ему это как-то поможет.

— А они что? — с подозрением спросила Настя, отхлебнула чаю и сморщилась — горячо! — Очень дорогие, что ли?..

— Ну, не очень, конечно. На скифскую коллекцию Эрмитажа не потянут, не надейся. — Бабушка обрела всегдашний свой тон, казавшийся внучке насмешливым и холодным. — Но здесь довольно много золота, да и «Брегет» такой давности сам по себе чего-нибудь да стоит, но дело-то не в этом! Дело в том, что у…

— Бедняжки, — подсказала мать, и Настя недоверчиво на нее посмотрела — смеется над бабкой? Неужели?..

Но Марина Тимофеевна не дрогнула.

— У бедняжки они откуда-то взялись, а потом, насколько я поняла, пропали! Я правильно поняла?

— Значит, из-за них ее и убили! — закричала Настя. — Я говорила, говорила!..

— Экскьюз ми, лейдиз, — раздался голос, и все три леди вздрогнули и оглянулись. — Итс ми. Тонечка, ваша машина перегораживает мои ворота!

Мать подскочила и захлопала крыльями, как всколыхнувшаяся кура. Еще бы, такое событие — чучело явилось с соседнего участка! Настя взяла свою кружку и ушла из-за стола в самое дальнее кресло, в эркер, за этажерку.

— Если вы дадите мне ключи, я сам загоню вашу машину. Какая интересная вещица! Что это такое? Медальон?

— Часы, — объяснила Марина Тимофеевна. — Переделанные дамские часы. Когда-то… впрочем, неважно.

— Можно посмотреть?

— Конечно. Хотите чаю?

Насте из-за фикуса было ничегошеньки не видно. Зачем бабка так поставила этот самый фикус да еще этажерку придвинула?! Специально, что ли? Чтобы за всеми шпионить?!

…Шпионить отсюда отлично, только вот не видно ничего!..