Северный витязь

– Все правильно, Сила Михайлович, – угрюмо ответил Илья. – Не кори себя, не терзай душу свою. Твоей вины тут нет. Воевода тебя не послушал? Ну что же, тогда я сделаю так, что меня не только воевода, но и сам князь приветит. Прощай, может, скоро свидимся с тобой, друг Сила.

– Куда ж ты?

– Не спрашивай пока, – повернув коня, крикнул Илья. – Потом сам все узнаешь!

Понурый Сила медленно тронул Златку и поехал назад на княжеский двор. Настроение у дружинника было хуже некуда. Илья ему нравился своей бесшабашной удалью и готовностью помогать незнакомым людям. Помогать только потому, что человек в беде, что ему нужна помощь. А еще Сила не встречал на своем веку воинов, обладавших такой силищей, как у Ильи. Такого воина в дружину Владимира с радостью надо было бы взять, а не отворачивать его, не насмехаться над ним.

Не доезжая до ворот, Сила вдруг натолкнулся на своего сотника Алексу Всеславича. Дружинник настолько погрузился в горькие думы, что не заметил его.

– Ну-ка, погоди, Чеботок, – поймал Златку за повод сотник. – Сказывай, что ты там натворил возле княжеских хором.

Сила поднял глаза на Алексу, потом на двух дружинников, которые верхами держались за спиной сотника. «Эх, да не за мной ли они, – подумал он. – Никак велено меня в погреб посадить за своеволие и смелые речи. Эх, воевода, воевода! Так с лучшими своими дружинниками негоже поступать, слушать надо, ведь не ради своей мошны старался».

– Сердцем я говорил, не разумом, Алекса, – вздохнул Сила. – Ты прости, что гнев и на твою голову вызвал. Только ведь я хотел как лучше, я ведь сильного и честного воина привел. А они… – Сила сокрушенно махнул рукой. – Если он нездешний, так и веры ему нет? Значит, надо его на конюшню отправлять, так? Ты бы видел его, какая у него силища! И в бою умелый воин. Рассказывал он честно. Его бы посмотреть, как он на мечах бьется, каков в бою, потом уж думать, куда и зачем посылать. А они сразу на конюшню.

– Погоди, не тараторь, Чеботок, – поморщился сотник. – Что за воин, где ты его нашел?

– Ты скажи для начала, Алекса, ты мне веришь или нет? Я тебя подводил хоть раз в бою?

– Верю, Сила, потому и расспрашиваю, а не в погреба тащу на хлеб и воду. Знаю, что твое слово честное.

– Зовут его Илья, он из-под города Мурома. И ехал он сам по своей воле князю Владимиру служить, потому что так велит его сердце, потому что он слышал, что многие сильные воины едут в Киев и хотят служить одному князю, и чтобы не было больше на Руси меж князьями раздора, а был один над всеми – Владимир.

– Ишь ты! – усмехнулся сотник. – А они его, значит, послали на конюшню?

– О чем я тебе и толкую, – развел Сила руками.

– Ладно, не кручинься, Чеботок. Я за тебя словечко замолвлю, только ты пока ко двору глаз не кажи, пока я сам тебе не разрешу. А где ж твой Илья теперь?

– Ускакал. Только я думаю, он что-то задумал и еще вернется. Не простой он, хитрость в нем есть природная, сметка молодецкая. Я думаю, задумал он доказать, что стоит большего, чем коней поить да стойла чистить.

– Ладно, посмотрим, на что способен твой Илья. Лишь бы худого не замыслил по обиде своей.

– Да ты что, Алекса! – возмутился Сила, но сотник со смехом осадил его:

– Будет тебе, Чеботок! Верю тебе, верю. Давай подождем, когда твой Илья муромский вернется.





Глава 4




Сапожники встретили Илью радушно, хвалились перед соседями своим новым знакомым, его силой небывалой, рассказывали, как он с Силой Михайловичем телегу из грязи вытаскивал на одних руках. Илья был весел и не подавал виду, что у него лежало на душе. А на душе у него было уже не так пасмурно. Он уже решил, как ему подступиться к тому, что задумал. А когда дело видится заранее до самого конца, то и в руках оно спорится. Илья разговаривал, шутил с сапожниками, рассматривал кожи, которые они ему показывали, хвалились выделкой. Вот эти на сапоги пойдут. Добрые будут сапоги, в самый раз для дальнего похода. А вот из этой мягкой кожи будут сапожки для боярыни. Каблучки звонкие, носочки точеные.

Любовался Илья, не забывая хвалить и те сапоги, что за ночь сшили и для него. Любовался, а глазами искал то, что ему было нужно.

– А это что же за дивные кожи, а, мастера? – Илья поднял брошенные под лавку куски кожи испорченной, задубевшей. – Уж не на подкольчужники ли пойдет эта кожа? Или щиты обтягивать.

– Никуда она не сгодится, Илья Иванович, – разводили мастера руками. – Видишь, тут задубела и полопалась. А вот здесь обязательно лопнет потом. А вот эта как тряпица стала.

– Значит, выбросите? – покачал Илья головой. – А если не жалко, отдали бы мне вот этот кусок и вот этот. У меня сестренка малая очень любит украшения делать. Веселье будет детворе.

– Бери, Илья Иванович, – закивали мастера, – для детишек не жалко и получше тебе куски отдать, да работаем мы так, что у нас обрезков почитай и не остается.

Илья тут же стал отказываться, что и не нужно ему больше ничего, только вот деток порадовать. Про себя он улыбался, ведь никакой сестренки у него не было, да и домой он попадет еще не скоро. А кто про то, кроме него самого, ведает…

На опушке березового леска, подальше от проезжей дороги, Илья отпустил Бурку пастись, а сам уселся на траве, снял сапоги, чтобы ноги отдохнули, и взялся за острый нож. Перво-наперво отрезал по длинному ремешку от каждого куска. Потом проколол в куске кожи с одной стороны дырочки и стал пропускать туда ремешок, чтобы у него получился небольшой мешочек. Таким же ремешком, проколов дырочки по горловине, он стянул мешок сверху. Потом так же неторопливо и основательно сшил ремешками и второй мешок.

Осмотрев свою работу, он удовлетворенно хмыкнул. Не такие уж большие получились мешки, но если землицей их наполнить, то в оба полпуда вполне поместится. А больше и не надо. Крапивные мешки для его хитрого дела не пойдут и льняные кули тоже. Уж больно они рвутся быстро. А ну как в самый неподходящий момент лопнут? Нет, вот это в самый раз! С довольным видом Илья свернул кожаные мешки и принялся обуваться.

– Бурушка! Пора в дорогу, друг ты мой, – окликнул он коня. – Иди ко мне, Косматушка!

Стеклодувы, когда Илья приехал к ним, посмотрели на гостя удивленно, но спорить не стали. Если человеку нужно, так это его дело. А уж что он будет делать с «боем», который даже в переплавку не пустить, им все равно.

– Вон из той кучи бери, человече, – показал подмастерье. – Хозяин разрешил. Если стекло хорошее сварил, да из него кубок не получилось выдуть или кривой вышел, его всегда можно снова в огонь, стекло снова станет жидким и дуй сколько хочешь. А в этой куче стекло, которое подмастерья наши варили. Состав не тот, из него стекла не получится. Ни прозрачности в нем, ни цветов ярких живых, да и ломаться будет, когда еще только начнешь его раскатывать или выдувать.

Илья слушал, солидно кивал и деревянной лопаточкой накладывал в свои кожаные мешки стеклянный «бой». Мелкие и крупные осколки весело позвякивали в его мешках, если их встряхнуть. Подмастерье смотрел с любопытством, как этот такой огромный и сильный воин стеклом балуется. На что оно ему? Но спросить не решался.

– Это кротов отпугивать, – улыбнулся Илья, встряхнув мешки. – Слышишь, как звенит? Вот и крот услышит. У него ухо вострее, чем у человека. Услышит и не пойдет репу хозяину портить.


– Ну, если крот, тогда, конечно, услышит и напужается, – солидно, со знанием дела кивнул малец подмастерье, удовлетворившись ответом.



Из Киева на Чернигов было три дороги. Одна шла низкими днепровскими берегами по лугам. Часто обозы попадали в разливы и лиманы, во влажной земле увязали колеса и копыта коней.

Вторая лежала через Козелецкие холмы. Дорога была тяжелая, лошади сильно уставали, потому что тащить возы приходилось то вверх, то под горку. Дорога вилась между холмами, как змея, которая свой хвост норовит ужалить.

Был и третий путь, исконный, – Моровская дорога. Лежала эта наезженная дорога по местам ровным, удобным. И короче она была двух других. Только вот давненько уже завелась на этой дороге разбойничья ватага, о которой Илье недавно рассказывал Сила Чеботок. И уж больно у разбойников был вожак хитер, как рассказывал новый друг Ильи. А звали его Соловьем из-за умелого заливистого свиста, которым он своим людишкам знак в лесу подавал. Изловить его было трудно, потому что везде у Соловья были свои люди, везде были глаза и уши, он загодя знал, когда и кто собирался мимо идти.

Именно об этом Илья и думал сейчас. Расскажут Соловью, обязательно расскажут, все в подробностях расскажут А уж он обязательно жадность свою распалит, как огонь в печи. «Должен этот Соловой в мои силки попасть», – думал Илья, объезжая весь за весью, село за селом, что лежали как раз на Моровской дороге.

– Эй, молодец! – окликнул Илья детину, распускавшего клиньями толстое бревно на ровные доски. – А не проезжал ли здесь обоз с ратниками вооруженными? Пять возов да с десяток вьючных лошадей.

– А ты кто ж таков? – плотник выпрямился и, осматривая незнакомца, вытер лицо рукавом. – Отстал, что ли? Или с вестью какой догоняешь?

– Отстал, как есть отстал, – с готовностью объявил Илья, краем глаза заметив старичка с куцей бороденкой, что посматривал на них из-за соседнего тына. – Мне без них никак нельзя, у меня у самого тут мешки.

Илья при этих словах понизил голос и многозначительно тряхнул своими кожаными мешочками, которые громко звякнули стеклом, как будто в них и правда было золото да украшения драгоценные.

Плотник покачал головой:

– Ты бы не ездил, человече, этой дорогой. Али дождался бы другого обоза, что тоже с ратниками идет для охраны. Пошаливают на дороге в Чернигов. Бывает, и убивают.

– Что же, так и грабят? – удивился Илья. – А что же разбойников не переловят, если они в известном месте путников лишают добра и жизни?

– Так поди сыщи их по лесам. Они то тут, то там. Может, и спокойно сегодня проедешь, а может, там твои косточки и останутся. Кто знает!

– А нельзя ли мне у вас мужичков нанять, что посильнее будут. Я заплачу хорошо, – Илья снова многозначительно тряхнул кожаными сумами, перекинутыми через седло.

– Не знаю. Да не пойдет никто. Работы много у всех в эту пору.

В этом селе Илья останавливался трижды то в одном, то в другом месте, разговаривал с людьми, предлагая провести его через опасные леса. Никто не соглашался, а кое-кто и просто посмеивался, глядя на чудаковатого детину. Силушкой бог не обидел, а вот разума лишил, это уж точно.

Посмотрев на солнце, Илья, наконец, решил, что довольно разговоры разговаривать. Все утро с самого рассвета он по деревням ездил да сумами своими тряс, расспрашивая про богатый обоз, что шел из Киева в Чернигов по этой дороге. Да о себе рассказывал, что отстал, мол, от своих спутников.

Солнце перевалило далеко за полдень, когда Илья проехал густой лес, потом спустился к речушке, перебрался на другую сторону через колючий кустарник. Ехал он шумно, цепляясь ножнами за кусты, шелестя по веткам копьем. В низинках, где эхо было посильнее, громко покашливал да на Бурку покрикивал. Но разбойнички что-то не спешили нападать. Может, никто им не рассказал про чудака с золотом в мешках? Или он не той дорогой поехал?

Нет, Илья снова и снова успокаивал себя и приговаривал, дескать, не надо торопиться. Всему свое время. Если есть в этих лесах разбойнички, они потому до сих пор и грабят, что грабят с умом, не кидаются на первого встречного. Все узнают, сто раз подумают, место хорошее выберут.

С шумом поднялась хищная лесная птица и понеслась с криком под кронами деревьев. Илья с удовольствием улыбнулся. А вон впереди в березняке сорока как взбесилась. Носится между деревьями, с ветки на ветку перелетает и трещит, трещит. Птица – надежный сторож, если знаешь их повадки, они тебе о многом могут рассказать. Если пичуга над землей мечется, она птенца из гнезда выронила. Если по траве скачет, взлетает и снова в траву падает, знать, куницу или хоря от гнезда уводит. А когда вот так между деревьев да в кроне мечется сорока, это она всем другим знак подает, что очень опасный гость в лесную глушь забрел. И хищная птица далеко улетает, потому что не соперник она человеку, знает она его.

Там впереди Илью ждал человек. Тут уж не обманешься. «Хорошо затаился», – одобрил Илья. Из-под ветра встал, запаха конского пота и железа я не почувствую, а он меня издали почует. И среди ветвей его не видно. Не впервой ему прятаться, знает, как лучше от глаз таиться. «Да только и мы не лыком шиты, – усмехнулся про себя Илья. – Ты умен, да и я не вечор родился. На ровном месте меня ждешь, где вдоль наезженной дорожки заросли кустарника да подрост березовый погуще? А справа вон балочка проходит, оттуда влагой тянет, значит, ручеек там течет, папоротником все поросло. А в папоротнике можно не один десяток вооруженных воев спрятать».

Илья подсунул ножны под левую ногу, чтобы не мотались на ходу и не задевали кусты. Палицу он положил поперек седла перед собой, а копье вытянул вперед на своем правом бедре так, чтобы наконечник был возле уха Бурки. И рукой взялся за древко подальше назад. Едет и едет себе воин конный, ну отведена рука правая чуть назад. Устал, отдыхает, о круп коня оперся.

Подтянув повод, чтобы тот не цеплялся за ветки и кусты, Илья направил коня левее того места, где мог стоять враг. Теперь конь шел не по укатанной колее, а по мягкой траве, усыпанной палыми и перегнившими за многие годы листьями. Стука копыт почти не было слышно. Да и Бурка насторожился, напряженно поводил ушами и втягивал носом воздух.

Илья остановил коня и осмотрелся. Зеленый зипун человека на гнедом коне почти сливался с листвой. Суконная шапка, отороченная мехом с бисером. Человек выглядел не разбойником с большой дороги, а вполне мог сойти за боярина или торгового человека. Вон и сапоги у него непростые, и из-под зипуна кольчуга виднеется.

Илья не успел рассмотреть встречного до конца. Тот сидел, прислушиваясь, и вдруг резко повернул голову и увидел Илью. Теперь можно не скрываться.

– Случилось чего, человече, али потерял что? – громко спросил Илья, прислушиваясь, есть ли в этом месте эхо, поможет ли оно ему понять, сколько людишек при этом всаднике.

– А ты, путник, чего по кустам прячешься? – с вызовом спросил незнакомец. – Дорога вон где идет, а ты по кустам одежку рвешь да копыта коню о камни сбиваешь. Коли заблудился, так выезжай сюда, я тебе помогу советом и словом напутственным.

Илья не двинулся с места, продолжая прислушиваться и приглядываться. Пока не знаешь, сколько против тебя врагов, лучше не торопиться и не бросаться в бой очертя голову.

И тут он услышал соловьиную трель. И сразу вспомнилось, птичье пение он слышал уже давно, но вот соловей подал голос впервые. Вмиг лес зашевелился, как будто наполнился тревогой. Совсем рядом раздался конский топот. Где-то слева и сзади невидимые всадники, скрывающиеся пока за стволами и ветвями деревьев, давали шпоры коням, а справа, где виднелся одинокий всадник в зеленом зипуне, по склону овражка кто-то с пыхтением и шуршанием взбирался наверх.

«Они меня к овражку хотят прижать, – понял Илья. – Если я сейчас попытаюсь ускакать, то меня будут загонять к овражку, а там или сети набросят, или коню ноги перебьют и повалят».

В лесу с копьем не развернешься, Илья готовился использовать его один раз, но с пользой. Он понимал, что много врагов у него не будет. Только им привычно в лесу, чай не первый год здесь разбойничают. «Ну, ничего, – подумал Илья, – и я в лесах бывал и гонял вашего брата под Муромом».

Как ему в одиночку расправиться с целой ватагой разбойников, Илья уже придумал. Узкую протоптанную конями тропку он заприметил заранее. Так в лесу не бывает, чтобы конями тропку протоптали, а потом она кончилась. Нет, она рано или поздно куда-нибудь да выведет. А ему далеко и не надо. Лишь бы увязались конные за ним в погоню. Главное, дорогу себе на эту тропку расчистить.

Топот копыт все ближе, храп коней все слышнее. А вожак посвистывает и к Илье больше не обращается. Вот так у них это все здесь делается? «Ну-ну», – ухмыльнулся Илья в бороду и сжал покрепче копье, приготовленное для броска. Еще двое всадников появились как раз с той тропки, которую для себя приметил Илья. Оба в распахнутых одеждах, шапки лихо заломлены на одно ухо, усищи развеваются по ветру.

Илья напрягся, выжидая. Вот еще чуток, ну, соколики, поближе. Илья чуть приподнял копье, лежавшее древком на бедре, и с силой метнул в приближающихся разбойников. Могучая рука не ошиблась – копье пробило грудь переднего всадника насквозь, вышибло его из седла и бросило назад. Окровавленный наконечник вошел в живот второму, скакавшему следом. С хрипом и стонами оба повалились в траву, ломая кустарник.

– Эгей! – привлекая к себе внимание, крикнул Илья во весь голос и пришпорил коня.

Бурка как будто понял хозяина, только того и ждал. Сорвавшись с места, он понесся прямо через кустарник к заветной тропе, которая уводила через лес от разбойников. Илья, не надевая ременную петлю своей палицы на руку, чтобы не покалечиться самому, стиснул оружие и чуть подался всем телом вправо. Он слышал крики и посвист за своей спиной, всадники нагоняли его. Лишь бы не стали стрелы пускать, ну да ничего, у него щит на спине висит, он прикроет. Вот и старый дуб, который Илья приметил издалека. Большой сук нависает над тропой.