Шаг навстречу

— Варька, — вскочила Дашка, а за ней мама.

Но я их не слышала. В моей голове застряли слова: «получил травмы, не совместимые с жизнью».

Я забываю дышать. В глазах темнеет, но вдох сделать все равно не могу. Дыхание спирает. Легкие начинают гореть. Смотрю на кричащую маму, на Дашку, которая плачет, но не слышу их. Закрываю глаза.

«Я не смогу без тебя», — это была моя последняя мысль. А потом меня накрыла тьма.





Глава 23




Костик закутался в одеяло с головой. Вставать вообще не хотелось. Нахера он вчера так напился? Теперь батя весь мозг выест.

Уже лежал полчаса, мучился воспоминаниями про вчерашнее. С бухлом нужно завязывать. Вот как теперь к Варьке подступиться? Твою мать, а если она Стасяну стуканула? Это все, пиз…, дорога закрыта.

Нет, так не пойдет. Он так не хочет. Стасян вроде как в Батайск (что же это за название-то такое) ухать должен. Может, еще вымолить прощение получится. Даже отца попросит, чтобы тот перевёл его в гимназию, где будет Варька учиться.

Потом фантазия быстро нарисовала ему картинку, как он стоит и целуется с феей, и какие у нее мягкие губы. Черт. Нет, лежать он больше не хотел. Отбросил одеяло, вскочил, натянул штаны. Взял телефон. На дисплее красовалась цифра в двадцать пропущенных вызовов, половина из них была Викина. Бля, еще с ней объясняться. Он же ей вчера все доходчиво втолковал. Тогда он еще не был так накачан спиртным. Че звонить-то надо было? Вот она и правда тупая.

То ли дело — Варя. Вчера, как птичка, везде суетилась, когда они с Викой пришли, а потом друзья ее подъехали. Время было шесть, она позвонила своему Стасу, светилась, как солнце. Ждала его. Костик в этот момент просто ненавидел его. Почему Стас, а не он? Все подарили ей подарки. Костик лично ничего не покупал, Вика выбирала. И выбрала туалетную воду, дура. Он ей прямо в магазине хотел сказать, что от Вари и так охрененно пахнет, но тогда еще не знал, как закончится вечер. Если бы знал, то обязательно сказал бы.

Варя тем временем всех благодарила поцелуем в щеку, и когда очередь дошла до Костика, он уже приготовился. Но Варька просто сказала спасибо и ВСЕ! Именно после этого он напился. Из-за того, что она его проигнорила, из-за неудовлетворенного желания почувствовать ее губы на своей коже, он опрокидывал стакан за стаканом…

В голове зашумело. Твою ж мать.

Он прошел на кухню. Батя с кем-то разговаривал по телефону, и видон был у него серьезный. Брови нахмурены. Видно разговор не из приятных.

Костик открыл холодильник. Боржоми, спасательная бутылка. Он открыл ее и выпил залпом почти до дна.

— Варин парень разбился, — сказал отец, положив трубку.

Костик закашлялся. Даже к мойке подбежал, чтобы сплюнуть остатки. Повернулся к бате.

— Вчера вечером фура его сбила, говорят, насмерть.

У Костика не было слов. Как так? Только день назад приехали с Родоса, прощались за руку.

— Офигеть, — только и смог сказать. — А Варька? Варька знает?

Почему-то именно сейчас он представил ее себе. Ее карамельного цвета глаза, которые…

«Бедная моя фея».

Ему срочно нужно было себя куда-то деть.

— Да, она в больнице. Ника… Вероника, — поправился отец, — с ней. Она упала в обморок и еще пока не пришла в сознание. Нужно позвонить Никите Петровичу, пусть постараются, помогут.

Ага, знал Костик этого Никиту Петровича. Это лучший друг отца, главврач областной больницы.

— Может, я к ней съезжу? — спросил Костик как-то по-детски.

Отец окинул его недобрым взглядом.

— В том состоянии, в котором тебя вчера привезли из клуба, мне бы вообще стыдно было показываться ей на глаза, — рубанул.

И Костику на самом деле было стыдно.

— Но, может…

— Костик, давай, знаешь, что, не лезь на рожон. Я понимаю, что ты запал на девчонку. Но мне кажется, ей сейчас не до тебя. И мне тоже, — ответил отец тоном, не терпящим возражений. — Вероника просила еще найти его родителей. Мне столько нужно задействовать людей. Будь добр, не мешайся, хорошо?

Костика начало злить обращение к себе, как к маленькому.

— Пап, хорош, я че, ребенок? И давай это я решу сам, — сказал и пожалел. Но слова не вернешь обратно.

— Пока ты здесь, будешь делать то, что скажу я. А я тебе сказал, что бы к Варваре на пушечный выстрел не приближался. Понял?

Таким тоном Илья еще ни разу не разговаривал со своим сыном. Костику даже показалось, что если он будет ему и вправду перечить, слова перейдут в дело.


— Я понял, — зло ответил он.

В этот же день Костик уехал на другой конец Анапы. К матери. А еще через два — на соревнования по серфингу.





Глава 24




[28.08]

— Аллочка, милая, давай побыстрее шевелись, не видишь, девоньке совсем плохо?

Я слышу голоса где-то за стеной. Мое сознание не пускает их ко мне. Я их слышу, но не вижу никого. Пытаюсь открыть глаза, но мне что-то мешает. Не могу, нет сил.

Пытаюсь понять, что происходит. Начинаю ворочаться.

— Тсс, девочка, тише. Сейчас все будет хорошо, — успокаивает тот же голос.

Да что же такое? Укол. В вену. Нет, мне не больно. Я никогда не боялась уколов. Но от того, что мне его делают, а я этого не вижу, как-то не по себе.

На меня накатывают неожиданные волны сонливости. Что? Почему? Я не хочу спать! Хотела возмутиться, но мой язык будто прилип к небу. Хочу пить.

Перед глазами тут же появляется картинка: мы со Стасом идет по солнечному Родосу, и я хочу пить. Собираемся зайти в магазин, купить воды, но я вижу фонтанчик, специальный такой, для того, чтобы и люди, и птички могли попить. Я наклоняюсь, а Стас придерживает мне волосы.

Стас. В мыслях вспыхивает другая картинка: искореженный красный байк.

Стас. Стас. Стас. Рыдания хотят прорваться наружу, но их душит волна безразличия. Мне вдруг стало все равно. Меня окутывает мягкая вата, и, словно в люльке, укачивает облако.



[30.08]

Я опять хочу пить. Почему мне не дают воды? Сейчас я встану и задам им всем. Мама.

— Где мама? — громкий крик, от которого мне закладывает уши. Мой крик.

— Варя, доченька, я здесь, — она наклоняется ко мне.

Нет, я ее не вижу, я чувствую ее дыхание. Опять не могу открыть глаза.

— Мама, что происходит? Почему я не могу открыть глаза?

— Сейчас, крошка, придет врач. Потерпи, — гладит она меня по щеке.

Я хочу поднять руку, но не могу.

— Варвара, — опять этот голос, уже до омерзения знакомый, — ну, наконец-то. Да, Вероника, можно снимать. Варвара, если будешь чувствовать дискомфорт, ты сразу говори.

Я кивнула. Не могу понять, что происходит. Мама поднимает мне голову. Снимает… повязку? У меня повязка на глазах? Зачем? Убирает от лица, и я сильно жмурюсь на свету. Хочу закрыть лицо, но руки… Дергаю ими, и мне их тут же освобождают. Я, наконец, закрываюсь от яркого режущего света. Проходит несколько минут прежде, чем я опять открываю лицо и начинаю медленно открывать глаза. Моему взору предстает белая палата. Свет уже не такой яркий. Видимо, приглушили. Кровать, стул и на этом все. Хотя нет, кровать… Я осмотрела ее внимательнее: два ремня по сторонам, два в ногах… Да это же для…

— Мама, что происходит, может, объяснишь? — недоуменно спросила я.

— Варвара, успокойся, пожалуйста, — вместо маман ответил врач. — Меня зовут Никита Петрович, — такой голос, брр, приторно-слащавый, аж передернуло. — Тебе нужно учиться следить за своими эмоциями.

«Следить за эмоциями…» — я проговариваю эти слова про себя один раз, два, три.

На меня накатывает тоска. Я смотрю на маму, та смотрит на меня, а в глазах столько грусти и жалости. Я начинаю плакать. Стас, умер…

— Стас умер? — спрашиваю я сквозь рыдание.

— Варя, Варя, — гладит она меня по голове. — Ну, милая, поплачь.

— Я вас оставлю, — слышу сквозь собственные всхлипы слова врача.

Дверь закрывается. Мама отстраняется от меня, берет лицо в ладошки.

— Варя, девочка, тем, что ты делаешь, ты его не вернешь, и прошу тебя, не пугай меня так больше.

Отпускает лицо и прижимает меня к себе. Так сильно, что мне трудно дышать.