Шекспир мне друг, но истина дороже

– Хочется, – призналась Василиса, думая о том, что жизнь, и без того довольно трудная, вдруг стала совсем безрадостной и опасной. Опасность заключается в том, что кто-то из тех, кому доверяешь и кого любишь или почти любишь, может вдруг подвести – оказаться врагом. Разве можно так жить, подозревая всех, кто рядом?..

– Тогда, может, все же в кафе, а? Там еду дадут! – спросил Федя, по-прежнему прыгая на одной ноге.

– В костюмерной искали то, что там прячет Софочка, – выпалила Василиса, и Федя перестал скакать. – А она прячет что-то очень серьезное и важное.

– Подожди, Софочка – это кто?

– Заведующая костюмерным цехом, боже мой!.. Ты ее видел в первый день, когда у нас скандал был!..

– А-а-а, на студень похожа!

– Она прекрасный костюмер, самый опытный! Она из ничего, из воздуха, из лоскутов каких-то и тряпок может такой костюм сделать, что…

– Да подожди, не кричи! Я же не говорю, что она плохой костюмер. Я говорю, что она похожа на…

– Ну и похожа! – совсем уж раскричалась Василиса. – Ну и что?! У нее диабет! Она на свои деньги импортный крахмал покупает, потому что наш пахнет плохо, и, например, Валерия Павловна костюм, от которого несет крахмалом, никогда не наденет! Софочка всегда в театре, даже когда у нее выходной! А знаешь, как она остальных гоняет, чтобы у артистов все было идеально! Чтоб артист перед спектаклем ни на что не отвлекался! Она и меня всему научила, хотя я никто, студентка на половинном окладе! И должности такой нет – помощник костюмера, а она меня взяла на работу, хотя я ничего, ничего не умела!

– Рассвирепела муха, как тигр, – откуда-то вспомнилось Феде. – Мы же совсем не про это говорим, Вася, душа моя! Пусть твоя Софочка сто раз прекрасный человек. Даже самый распрекрасный и расчудесный человек имеет полное право что-то прятать у себя в костюмерной! Усекла?

– Мне на автобус надо, – шмыгая носом, сказала Василиса. – Вон остановка.

– Я тебя провожу. Давай рассказывай! Что она прячет?

– Я никогда не видела, и она не рассказывала. Но я точно знаю, что прячет!..

…Василиса однажды принесла в костюмерный цех ворох звезд, сшитых вручную. Фея в детской сказке должна была осыпать звездами героев, и звезды должны были не падать на пол, а как-то оставаться на их костюмах и сиять. Долго думали, как это сделать, и решили нашить на обе стороны липучек, но так, чтобы их не было видно и они с гарантией цеплялись за одежду. Софочка сама и придумала!.. Звезд нужно было много, целый мешок, и они честно распределили работу на всех. Свои звезды Василиса дошивала дома – в цехе у нее не было своей швейной машинки, заготовки сделала Зинаида Павловна, а дома Василиса доделывала остальное. Она принесла свои звезды в понедельник, когда никакого спектакля не было, и цех начинал работать в одиннадцать, а не в десять, как в другие дни. Директор Юрий Иванович хоть и добрый, но в вопросах дисциплины очень требовательный! Опозданий терпеть не мог, задержек всяких не признавал и устраивал за них разнос на совещаниях – если бутафоры или декораторы не укладывались в отведенное время! Костюмеры укладывались всегда.

Так вот, Василиса принесла свои звезды. Дверь в цех была заперта, никого не могло быть на работе так рано, она открыла ее своим ключом и вошла. И остолбенела.

Посреди цеха стояла перепуганная Софочка, прижимавшая к груди какую-то жестяную коробку, на вид очень старую. У Василисиной бабушки в такой коробке хранились нитки и всякие лоскутки. На крышке была нарисована розовая, как пастила, барышня, выглядывавшая из окна, и Василиса очень любила ее разглядывать. Барышня была немного стершейся и кое-где проржавевшей, но все равно прекрасной. Бабушка говорила, что в таких коробках когда-то хранили пудру, помаду и склянки с духами. У каждой уважающей себя женщины была такая!..

– Извините, – пробормотала Василиса. – Я не знала, что вы уже на работе, дверь почему-то закрыта. Я вот… звезды принесла…

– Выйди, – незнакомым голосом приказала Софочка. – Положи звезды и выйди.

Василиса сунула огромный и очень неудобный пакет, который она так бережно несла, на ближайший стул. Она ничего не понимала.

– А что случилось?

– Ничего не случилось. Выйди и закрой за собой дверь!

– На ключ? – поразилась Василиса.

Софочка решительно пошла на нее, она попятилась и вскоре оказалась в коридоре. Дверь захлопнулась.

Некоторое время – довольно долго! – Василиса бесцельно бродила по театру и очень переживала. Она не могла понять, за что Софочка так на нее рассердилась.

Она даже залезла на шестой этаж и выбралась на узкий чугунный мостик, проходивший над колосниками и соединявший две половины театра, правую и левую, «мужскую» и «женскую». Раньше, в старину, и гримерные были строго с разных сторон, а потом все перемешалось. Только цеха остались в соответствии с традициями: парикмахерский, костюмерный, пошивочный на «женской» стороне, а бутафорский, поделочный, декораторский и механическая мастерская на «мужской». Налегая животом на узкие чугунные перила, Василиса смотрела вниз, там далеко-далеко виднелась сцена, сейчас пустая. Она всегда страшно боялась высоты, даже со второго этажа старалась не выглядывать, а в театре совершенно не боялась! Она смотрела долго, пока не закружилась голова, и все думала, почему Софочка ее прогнала.

Потом в буфете она выпила сладкого чаю с лимонным пирогом. Юрий Иванович устроил так, что актерский буфет был открыт всегда, ежедневно, не важно, есть ли спектакль, нет ли. Каждый, кто работал в театре, мог прийти и поесть в любой момент. Этим пользовались студенты из театрального общежития напротив, занятые в массовках и кордебалете. И Василиса пользовалась. В актерском буфете полный обед стоил восемьдесят рублей, а в самой дешевой кафешке рублей сто пятьдесят, вот и считайте!.. И повариха Тамара Семеновна, очень любившая театр и артистов, старалась изо всех сил. Щи у нее всегда были огненные и наваристые, котлеты величиной с ладонь, гречка рассыпалась одна к одной, и непременный кусок сливочного маслица растекался по гречневой горке очень аппетитно. В пирогах всегда была щедрая начинка, и чай заваривали не из глупых пакетиков, а самый настоящий, рассыпной, и он получался янтарный, крепкий!..

Там, в буфете, ее и нашла встревоженная Софочка. Она вбежала, запыхавшаяся, увидела Василису за столиком и втиснулась рядом.

– Вот ты где! – сказала она виновато. – А я думаю, куда девочка пропала!..

– Я не пропала, – ответила Василиса, не зная, продолжать обижаться или перестать.

– Ты меня извини, извини, пожалуйста, – заговорила Софочка почти шепотом. – Я не ожидала, что ты так рано придешь! Я… просто… кое-какие ценные вещички… да какие ценные, всякую ерунду памятную на работе держу. Дома целыми днями нет никого, боюсь, вдруг украдут! Жулики какие-нибудь влезут и украдут. А отсюда-то уж точно не пропадет. Вот ты меня врасплох и застала!..

Василиса пожала плечами.

– Я достала, чтобы посмотреть… ну, полюбоваться, вспомнить, а тут вдруг дверь открылась, вот я и не сдержалась.

– Да что вы, Софочка, – сказала Василиса, окончательно перестав обижаться. – Я все понимаю.

– Вот и умница, девочка. Ты только не говори никому, что… видела. Договорились? – И Софочка улыбнулась какой-то заискивающей улыбкой.

– Да я ничего и не видела!

– Так и есть, так и есть! Ох, господи, как нескладно получилось. Но ничего, ничего, уж теперь о чем говорить…

Василиса покивала, с ее точки зрения, говорить на самом деле было не о чем.


Постепенно вся эта история забылась, хотя иногда Василисе казалось, что Софочка к ней переменилась и смотрит иногда как будто с сомнением, но и это тоже закончилось. Жестяная коробка с розовой барышней вспомнилась ей, только когда в костюмерном цехе был устроен тот ужасный разгром.

Федя выслушал рассказ очень внимательно, даже не перебил ни разу.

– И ты думаешь, это Софочка там все разгромила? – спросил он наконец.

– Я не знаю, Федя. Но там ведь явно что-то искали, да? А искать можно только то, что спрятано!

– Получается все наоборот. Софочка не могла там ничего искать, потому что она-то знает, где лежат ее сокровища! Она же их сама прячет!

– Точно! – обрадовалась Василиса. – Так и есть! Слушай, какой ты молодец!

– Я?! – задумчиво удивился Федя.

Они сидели на холодной железной лавочке под козырьком остановки, снег в свете фонарей все летел и летел.

– А какой величины коробка?

Василиса показала какой.

– Интересно, что там может быть?

– Какая разница?!

– Очень большая разница! Если действительно искали то, что прячет Софочка, и для этого нас с тобой заперли в подвале, значит, игра стоит свеч.

– То есть?

– То есть в коробке нечто очень ценное, и тот, кто шуровал в костюмерной, об этом знает. Откуда? От Софочки?

– Мне кажется, она никому не рассказывала про коробку! – подумав, проговорила Василиса. – Она и меня-то испугалась как будто. И недовольна была, что я увидела.

– Слушай, автобусы в этом городе что, совсем не ходят? Мы сорок минут сидим!

– Почему, ходят. Мы просто их пропускаем.

– Понятно.

Федя еще посидел немного, потом поднялся и зачем-то отряхнул брезентовые штаны необычайной ширины.

– Нам надо с ней поговорить, с твоей Софочкой. И узнать, пропала коробка после разгрома или нет.

– Как поговорить?! Тогда она узнает, что я все тебе рассказала!

– Узнает, ну и что?

– Как – что?! Она меня выгонит с работы, Федя! Она же просила никому ничего не рассказывать!

– Она просила в прошлой жизни, – заявил Федя довольно жестко. – Когда не было ни убийств, ни ограблений и никто о них не думал. А в этой нам надо с ней поговорить. Бр-р, как я замерз!.. И есть охота страшно!

Он вышел на тротуар и поднял руку. Через минуту рядом затормозила желтая машина с шашечками на борту. Федя распахнул заднюю дверь.

– Садитесь, Кузина Бетси! – прокричал он. – Экипаж подан!

Василиса с трудом поднялась – тоже сильно замерзла! – и подошла.

– К Софочке я не поеду, – сказала она тихо, но твердо.

– И не надо. Я отвезу тебя домой.

– Дай мне слово, что не станешь ее ни о чем спрашивать.

– Не дам! – сказал Федя Величковский и подтолкнул ее в салон.

Утром выяснилось, что Максим Викторович, Федин начальник, в гостинице не ночевал, а был неизвестно где. Федя звонил ему с упорством, достойным лучшего применения, весь вечер – никто не отвечал, – а потом с утра, когда понял, что в номере Озерова нет. Он стучал и бросался на дверь довольно долго, уже поняв, что никого нет, и вызывая подозрения у проходивших по коридору постояльцев.

– Никто не открывает, – сообщил он одному, самому любопытному. – А мне что делать? У меня начальство пропало!

И еще жалко было домашней заготовки!.. Федя собирался ввалиться в номер Озерова с дедушкиным биноклем – бинокль он прихватил из дому, чтобы любоваться волжскими далями, – и цветным журналом, где предлагалась местная «элитная недвижимость». Журнал был прихвачен на стойке портье. Федя собирался по обыкновению усесться на полу и рассматривать журнал в перевернутый бинокль. Когда Озеров спросит, зачем он так делает, Федя ответит – чтобы цены казались меньше.

С биноклем на шее, – тот был военный, тяжелый, настоящая оптика, – и со свернутой в трубку «Элитной недвижимостью» в руке Федя походил по коридору туда-сюда.

…И что это значит? Куда начальник мог подеваться?

Романтические приключения Федя отверг сразу – вот уж на Озерова не похоже! Что тогда? Несчастный случай? Какой-нибудь форс-мажор? Уехал в Москву?..