Сияние
Часть 8 из 50 Информация о книге
И ещё вороны. И попугаи, каждый из которых умел произносить одну строчку из Чехова, но больше ничего. Свора чёрных медведей; четыре павлина; два питона; олень-альбинос; комодский варан; несколько рысей; семь пони и ручной престарелый кенгуру. ЭРАЗМО У каждого имелся какой-то изъян. Олень-альбинос, дряхлый кенгуру, один из медведей был одноглазым… Который? СЕВЕРИН Гонзало. У Тринкуло задняя лапа была раздроблена в ловушке. ЭРАЗМО Павлины были глухими. Питоны страдали от экземы. У половины воронов были сломаны крылья, а другая половина всё время имитировала детский плач. У Глостера был больной желудок, и он мог есть только измельчённое в кашу мясо, смешанное с молоком – этим Амаль его кормила с рук трижды в день. СЕВЕРИН Сперва казалось, что с комодской вараншей – Андромахой – всё в порядке. Лишь она из той компании выглядела годной для жизни в этом мире. Но у неё возникла нездоровая привязанность к Перси. Она его не покидала. Настаивала на том, чтобы пара разрешала ей спать в их комнате каждую ночь, в противном случае поднимала страшный шум и гам, завывала, как сломанная труба, пока они не сдавались. ЭРАЗМО Ты пыталась выучить этот крик. СЕВЕРИН Но меня всё равно в их спальню не пустили. ЭРАЗМО Амаль коллекционировала сломанных чудовищ. СЕВЕРИН И потому мы естественным образом сделались частью коллекции. Тигры спали в моей комнате, когда не работали. Когда я устраивала чаепития, приглашались только тигры. ЭРАЗМО Амаль была первым человеком в твоей жизни, который не уделял тебе прорву внимания. СЕВЕРИН [смеётся] Эй. ЭРАЗМО Ничего не «эй». Даже внимания шестерых тигров не хватило бы для того, чтобы ты успокоилась. Послушай, а давай-ка мы поговорим о тебе ещё немного, а потом перейдём к вопросу о том, вращается ли мир вокруг Северин Анк или нет. Мне нравится Амаль. Я никогда с нею не встречался, но она мне нравится. У неё был этот зоопарк, и она любила Перси, а с тобой обращалась чуть лучше, чем с глухими павлинами, но не так хорошо, как с тигром Глостером. В конце концов, тебе же не надо было перемалывать мясо в кашу. В тот период были целые недели, на протяжении которых тебя вообще не снимали. СЕВЕРИН Не вздумай сказать это при Перси. ЭРАЗМО Мне нравится думать о той версии тебя, которая не ищет камеру каждую секунду. СЕВЕРИН Амаль однажды сказала, что я нуждалась в её тиграх больше, чем в матери. Что во мне столько всякого-разного, как на сырной тарелке. И что немного тигриного дерьма лишь к лучшему для девочки, которая живёт в сказке. ЭРАЗМО [Широко, искренне и тепло улыбается.] Могу стать тигром, если хочешь. Погляди, какие у меня большие зубы. СЕВЕРИН [не обращая на него внимания] Она всё равно ушла. Один из более молодых тигров, Кортес, откусил ей руку на съёмках «Юпитерианского цирка». Она надевала на него шапочку коридорного, а он взял и оттяпал ей кисть. «Как бы ты ни думала, что познала чудовище, – сказала она в госпитале, – сколько бы любви ты в него ни вкладывала…» – и помахала культей. Но всё равно вынудила поставить в палате широкую кровать, чтобы Кортес мог лежать рядом с нею, пока она выздоравливает. Он клал свою большую голову ей на колени и не двигался с места. Она спала, положив единственную ладонь ему на загривок. Перси ни разу её не навестил. Полагаю, двенадцатилетней девочке и в голову не может прийти то, какие вещи происходят между супругами, в особенности такими, которые в первую очередь озабочены объективами и полуприрученными чудовищами. Но когда Амаль выписали, она отправилась в свой шале на Пике Ампера и послала за остальными зверьми. ЭРАЗМО Кроме двух. СЕВЕРИН Кроме Глостера. Я обнаружила его на своей кровати – лежал, подставив брюхо для чесания, и к шее его была привязана записка, на одной стороне которой содержались инструкции по приготовлению каши, а на другой было написано: «Сколько бы любви ты в него ни вкладывала». ЭРАЗМО И? СЕВЕРИН [тихонько смеётся] И ещё была Андромаха. Держу пари, она тоже распласталась на постели Перси, воркуя и язычком трогая подушки. Иногда мне кажется, Амаль так пошутила над ним напоследок. Перси денно и нощно жаловался на Андромаху, но нехотя кормил её яйцами всмятку за завтраком, когда она тыкалась носом в его халат, и звал «адской сукой» тем же тоном, каким называл меня «дорогая». Один-единственный раз я застукала Перси за тем, как он чесал ей нос, и ему из-за этого было стыдно. Но, честное слово, я думаю, что если бы Андромаху разлучили с Перси, она бы легла и умерла. Мне кажется, Амаль оставила ему ящерицу вместо жены. ЭРАЗМО А потом была Фаустина. СЕВЕРИН [Её взгляд становится отрешённым, затуманенным. Она прикусывает щёку с внутренней стороны.] А потом была Фаустина, моя пятая мать. Она продержалась всего один год. Оперная певица. Начинала как сопрано, но в итоге превратилась в альт. Грудная клетка как бочонок с бурбоном. Все её обожали. Она была олицетворением смеха. ЭРАЗМО И страстной любительницей китового уса. СЕВЕРИН Ну а кто его не любит? [СЕВЕРИН отковыривает ногтем корочку эф-юна и с печальным видом её обсасывает.] Но Фаустина выросла не где-нибудь, а на Венере. Я никогда не встречала человека, родившегося на Венере. Я считала её волшебной. Настоящая Веспертина Гиперия поселилась в моём доме и, лёжа на моей постели, рассказывала истории о пиратах мальцовых морей. Её родители работали там ныряльщиками и остались насовсем. В утробе матери она в буквальном смысле плавала в мальцовом молоке. Её мать напоролась на огромную жилу в одном из дальних китов, когда была на шестом месяце. Мы здесь считаем, что мальцовое молоко – это самая важная вещь в жизни, но на Венере такое заявление отнюдь не метафора. ЭРАЗМО