Скандальный Роман

Дура. Иначе и не скажешь.

Мои ноги дрожат так сильно, что каждый шаг дается с неимоверным трудом, пока я просто мчусь по коридору, не разбирая дороги. Перепрыгиваю через ступеньки, мечтаю затеряться в коридорах, раствориться в многоликой толпе студентов и убежать как можно дальше от Джордана, Хотя он без всяких сомнений за мной не бежит.

Но это не значит, что я до сих пор не ощущаю того, что он рядом. Не чувствую его прерывистое и горячее дыхание в мои раскрытые для него губы. Не значит, что я не ощущаю под подушечками пальцев кожу его груди, пресса, мощной твердости, и совершенно не помню того, как его член увеличивался в моей ладони, и я не хотела как можно скорее ощутить его внутри.

Черт. Как я могла? Теперь все мои заигрывания с Алексом из серии «ни за что и никогда» будут смотреться просто смешно и нелепо. И совершенно неубедительно. Я не хочу искать оправданий своему развратному поведению, правда, но…

Я действительно не отдавала себе отчет в своих действиях. Чистой воды безумие, которое обрушилось на меня в тот момент, когда он прижал меня к своему столу, не поддается никакому объяснению.

Просто в тот миг…

Все вокруг померкло.

Я забыла, что он мой преподаватель. Что он старше, что он явно что-то от меня скрывает, что будет неправильно отдаться ему так быстро и так «грязно» — на чертовом рабочем столе среди бела дня, когда любой, проходящий мимо в коридоре, смог бы услышать мои стоны.

А я не сомневаюсь, что Алекс довел бы меня до них. И на этот раз впервые в жизни они были бы искренними, настоящими. Я просто чувствую это, насколько нас тянет, как мы подходим друг другу физически и эмоционально. Словно что-то родственное, глубокое, древнее и необъяснимое связало нас и столкнуло в тот день, когда он спас меня.

И во что это вылилось? Черт, я была так близка к… у меня все внутри горит от боли и отчаянья, и со мной такое в первый раз. Коленки трясутся, губы искусаны, а низ живота рвет на части от не удовлетворенной потребности в нем.

Джордан, мать его, пробудил во мне всю ту сексуальность, которая обычно оставалась лишь на страницах моих романов, и я пока не знаю, хорошо это или плохо.

Каждый удар сердца отдается легкой болью в грудной клетке, пока я отчаянно цепляюсь за сумочку, прижимая ее к животу, переполненному «бабочками», которых мне собственноручно задушить и уничтожить хочется. Словно это поможет мне справиться со шквалом эмоций и угнетающих мыслей, с чувством неловкости, воспоминаниями, что будоражат кровь, и с огромным стыдом за чуть было не совершенную ошибку.

Но этих живучих тварей в моем животе может убить только Алекс, когда перестанет быть мужчиной, который дурманит мой разум, пленит сердце и искушает тело.

И о чем я вообще? Я уже совершила ошибку. Перешла ту самую черту, пересекла точку невозврата. Уверена, Вселенная обязательно предъявит мне ценник за табуированное удовольствие. А цена всегда одна — боль. Разбитое сердце. И порванная в клочья душа.

Ведь всем нутром я чувствую, что с Алексом что-то не так. Может, я просто боюсь обмана, боюсь, что затеряюсь в списке имен, которые он вычеркивает по утрам, и буду очередной девушкой, которую он сменит вместе с постельным бельем. Как ни крути, когда мужчина в тридцать шесть не женат, это говорит об одном — ему недостаточно одной женщины.

Но с другой стороны я все слишком усложняю. Да, сегодня Алекс — мой преподаватель, и на наши отношения наложен запрет, ну а завтра он бросит Колумбию и пойдет и дальше взбираться на вершину литературного Олимпа, а это значит, что у нас есть будущее…

А если кто-то узнает? Что, если нас кто-то уже видел вместе? Может быть, именно сейчас на почту моего отца приходят разоблачающие нас с Алексом фото из клуба или ночного парка. Если папа узнает, что я связалась с мужчиной намного старше себя, да еще и со своим преподавателем, это будет полный крах. Апокалипсис не так страшен, поверьте. В лучшем случае — он просто от меня откажется, в худшем — убьет сначала Алекса, а потом меня. Конечно, я преувеличиваю, но в любом случае сладко не будет. Поймите меня правильно, несмотря на то, что мне двадцать и я уже «взрослая девочка», мой отец всегда болезненно воспринимал мои отношения с мальчиками. Каждого нового «ухажера» он проверял досконально: не сомневаюсь, что хранил на моих парней досье в верхнем ящике рабочего стола и никогда не позволял мне встречаться с ними после девяти вечера. Да только это не помешало мне потерять девственность ровно в семнадцать, когда я уехала к бабушке и дедушке в Эстонию на каникулы. Мне казалось, что я влюбилась и навсегда, но сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что Ричард был лишь искрометным курортным романом — быстрым, ярким, незабываемым, но… детским и наивным. Я не любила его, я просто хотела любить, хотела найти вдохновение в объятиях человека, который был полной моей противоположностью.

Кто-то скажет «противоположности притягиваются», но познакомившись с Алексом, я совершенно четко поняла, что для меня — это не так.

Мне нужен кто-то, кто сделан со мной из одного теста.

Кто-то, с кем я смотрю в одну сторону.

Тот, кто понимает меня без слов.

«Слова только мешают понимать друг друга», вспоминаю строчку из своей любимой и совсем недетской сказки. И сейчас я понимаю, насколько был прав Экзюпери, потому что то, что происходило между нами с Алексом, когда мы молча писали роман, не поддается никакому объяснению. Мы находились на одной энергетической волне, и я уверена в том, что в тот момент нам приходили похожие образы, слова и даже целые абзацы.

Но я никогда не узнаю, правда ли это, потому что идти к нему домой сегодня вечером я не намерена.

— Привет, Лана, — басистый мужской окрик вырывает меня из плена мрачных мыслей. Я замечаю, как со мной поравнялся Лукас — парень с факультета искусств, с которым я познакомилась на штрафных лекциях у Джордана. Я замечаю милые ямочки на его щеках, когда он широко улыбается мне. — Встретимся сегодня на философии? — с надеждой спрашивает он, окидывая меня оценивающим взглядом с головы до ног.

— Да, конечно, — киваю я, а сама быстренько сворачиваю в один из коридоров, помахав ему ручкой, и понимаю, что не приду сегодня на лекцию. Это же невыносимо. Смотреть на Алекса и видеть одну и ту же картину. Вспоминать, какой жаркой, откровенной и чувственной была вспышка между нами. Я, должно быть, сошла с ума, раз сама полезла в штаны своего преподавателя. И мне это понравилось…

Черт, он был такой твердый. Такой… жадный.

С моих губ срывается тихий стон, и я тут же нервно оглядываюсь по сторонам, надеясь на то, что никто этого не слышал. Мне необходимо помыться, избавиться от прикосновений Джордана, и как можно скорее. Низ живота болезненно ноет, не говоря уже о том, что мне просто необходимо переодеться.

Переступив порог нашей с Кейт комнаты, я бегу в душ, срывая с себя прилипшую к влажной коже одежду. Меня сотрясает мелкая дрожь от каждого малейшего прикосновения к своему телу, даже от невинных касаний к плечам, ключицам, шее. Я вижу себя в отражении зеркала, придирчиво оглядывая со стороны свое обнаженное тело.

Я бы хотела, чтобы он увидел меня такой. И я бы хотела ему понравиться. Хотела бы знать об этом.

Замечаю, как налилась от возбуждения небольшая грудь и предательски напряглись соски, нуждающиеся в ласке одного коварного соблазнителя.

— Черт, Алекс, — хнычу я, в который раз проклиная его за сегодня. — Зачем ты со мной так? — слегка откидываю голову, я скольжу рукой по своему животу, опускаясь все ниже и ниже, погружаясь в запрещенную фантазию, которой лучше никогда не воплощаться в жизнь. Шум воды заглушает мои стоны на случай, если Кейт вернулась.

В душе я моюсь куда дольше, чем обычно, и, несмотря на свое твердое решение не идти к Джордану сегодня вечером, я тщательно очищаю кожу ног от крошечных волос, да и не только… ног. Намазавшись с пяток до ключиц клубничным кремом для тела, я чувствую себя гораздо лучше, и мысли о Джордане наконец-то уходят на второй план.

Вечером мне предстоит очередная рабочая смена, и я надеюсь, что Алекс не будет снова выслеживать меня после концерта. Это слишком опасно. Я вообще не понимаю, как мы могли быть такими беспечными в тот день.

— Ну, ты даешь, подруга, — возмущается Кейт, когда я выхожу из душа, заворачиваясь в белое полотенце. — Я пришла целый час назад! И все это время ты мылась, эгоистка.

— Это моя маленькая месть за то, что утром ты занимаешь душ на полчаса и не даешь мне сходить в туалет, — напоминаю ей я, взмахивая влажными волосами и промокая их вторым полотенцем. Встречаюсь взглядами с Кейт, и она подозрительно долго рассматривает меня, прищурив веки.

— Так-так-так. Ну-ка признавайся! — она складывает руки на груди и ухмыляется, словно уже застала меня за чем-то непристойным. — С Колином помирилась? Да? Боже, скажи, что «да», я хочу, чтобы мы отмечали Рождество парочками.


— Кейт, ну сколько можно? С чего ты это опять взяла? — возвожу глаза к потолку, сходя с ума от навязчивости подруги.

— Нет? Просто… он сказал, что вы помирились и провели эту ночь вместе. Ты же не ночевала дома, и я ему поверила, — задумчиво тянет Кейт, и я замечаю, как опускаются уголки ее полных губ.

— Что? — замираю на месте. — Он совсем ненормальный?

— Думаю, он просто влюблен, Ру. И я связала его слова с твоей странной, томной улыбкой, которая не покидает тебя даже сейчас…

— Моя улыбка связана с тем, что я только что устроила себе домашнее sра и чувствую себя новым человеком, — ухожу от ответа я, слегка отворачиваясь и ощущая, как снова вспыхивают щеки.

— А мне показалось, что у тебя такая улыбка, словно ты только что занималась бурным сексом где-нибудь в необычном месте, — мечтательно заключает Кейт, заставляя меня замереть на месте. Она же не может знать? Она же шутит? У меня начинается настоящая паранойя, и мне кажется, что все уже знают о нас с Алексом.

— Да уж, если бы я сказала тебе, сколько месяцев у меня не было секса, ты бы поседела, — отмахиваюсь я.

— И как ты живешь, подруга? — с тяжелым вздохом интересуется Кейт, но в ответ я лишь пожимаю плечами:

— Спокойно, Кейт. Мне надоели мальчики. Конечно, не все они так безнадежны, но мне попадались одни глупцы и эгоисты. Не считая первой любви. Мне хочется видеть рядом с собой настоящего мужчину. Ответственного. Мудрого. Сильного, сексуального…

— Ты будешь ждать этого идеала до пенсии, Ру, — скептическим тоном отрезвляет меня Кейт.

Ох, как же ты ошибаешься, Кейт. Я уже его встретила…

— И ничего, — гордо вскидываю подбородок я. — Лучше буду одной, чем с изменщиком Колином или с кем попало. Я подожду. Займусь пока карьерой.

— Молодость проходит, Ру. Тебе не кажется, что ты слишком сильно погружена в свои грезы и фантазии? В книги, — осторожно спрашивает подруга, явно намекая на то, что все, что я делаю — бессмысленно. И все мои мечты о «настоящем мужчине» так и останутся мечтами.

— Нет, Кейт. Не кажется. Это не грезы и фантазии, — «это необходимость», хочется добавить мне, но я вовремя замолкаю, продолжая слушать нравоучения подруги.

— Сегодня опять проведешь вечер в одиночестве? — продолжает давить она, вскидывая брови.

— У меня смена, а потом я останусь в клубе. Не хочешь пойти со мной?

— Не могу, Ру. Я уже обещала, что пойду в кино с Джесс. Сходи куда-нибудь с Колином.

— Ох, нет, лучше пойду в гости к родителям, — поджимаю губы, предчувствуя еще один серьезный разговор.

— Помирилась с папой?

— Нет. Но он постоянно мне названивает. Я приду, чтобы повидаться с Дэнни, а там все само как-нибудь разрешится. Столкнусь с папой в коридоре, и мы спокойно поговорим… по телефону мы только больше разругаемся, — наспех удаляю в телефоне все пропущенные вызовы.

— Ладно, не грусти. Я побегу, но в следующий раз узнаю все об этом загадочном незнакомце, — Кейт грозит мне пальцем и, быстро надевая пальто, поправляет волосы, рассыпавшиеся по плечам белокурыми волнами.

— Да нет никакого незнакомца… — уверяю ее я, но мой голос звучит совсем неубедительно.

— Ага, как же. Я не видела у тебя этой футболки прежде, — подмигивает подруга, прежде чем помахать мне рукой и хлопнуть дверью.

Долгожданная тишина. Я обожаю оставаться одна. Наедине со своими мыслями и со своими героями, которые в моменты внешней тишины начинают все громче кричать в моей голове. Их голоса стихают только после того, как я запишу все, что они скажут, и смогу насладиться моментом спокойствия и гармонии, пока не наступит новый день, и они не проснутся.

Понимаю, звучит не очень. Но я боюсь… боюсь, что однажды проснусь и больше их не услышу. И я знаю — несмотря на то, что каждый из пишущих людей мечтает избавиться от этих душераздирающих голосов внутри, никто не хочет этого по-настоящему. Это все равно, что потерять сердце, но, возможно, Алекс считает как-то иначе.

Открываю ноутбук и просматриваю последние новости на своей страничке. За последние сутки произошло что-то невероятное — к новой главе моего романа прибавилось десятки комментариев и сотни… дизлайков. Замечаю огромное количество «пальцев вниз» под названием своего «детища» и чувствую, как вспыхивает кожа ладоней, а в горле встает плотный ком, который даже расплакаться мне толком не дает. Хочется взять и удалить все к черту, но с замиранием сердца я вдруг вижу, что изменилось кое-что еще: мой роман занимает второе место по прочтениям и просмотрам, и они растут в геометрической прогрессии. Этого быть не может. Почему все хотят прочитать то, что так упорно поливают грязью? В комментариях ни одного хорошего отзыва — одни тролли и упреки в мою сторону из серии «какого черта эта бездарность оказалась на втором месте».

«Кто вообще читает это? Убогий текст, отвратительный герои. Мазохиста и больной.»

«Автор, ты бы хоть постыдилась поднимать в произведении такую серьезную тему. Нужно быть психиатром, чтобы написать такой роман!»

Так, все хватит.

Резко перестаю читать комментарии от безликих анонимов и перехожу к личке, которая завалена письмами от постоянных читательниц. По телу разливается уже знакомое тепло, пока я читаю все и отвечаю на каждое. Остается только одно сообщение… от автора, который раньше стоял на втором месте. Мне не нужно открывать его, чтобы понять, что там написано. Наверняка, хочет поинтересоваться «кто я такая и откуда вылезла».

Но у меня нет ответа на этот вопрос. Думает, мне приятно видеть, как по труду, в который я вложила столько сил, мягко говоря катком проехались? Нужно ли мне это второе место такой ценой?

Я открываю душу всему миру, и любой может подойти и плюнуть в нее. Вот что значит быть автором.

Я чувствую себя совершенно разбитой, все еще не понимая, почему Алекс предложил нам писать вместе. Я безнадежна, неужели он не понимает? Что он во мне нашел? Уверена, что весь этот спектакль ему нужен для того, чтобы затащить меня в постель, и сегодня я в этом убедилась. Как только ему это удастся, он мое имя забудет, и не будет никакого скандального новогоднего романа.

Обнимаю подушку и, сворачиваясь в позу младенца, начинаю конкретно жалеть себя и ненавидеть весь белый свет, считая себя самым одиноким существом на свете. Если бы у моей жизни было бы книжное название, не сомневаюсь, она бы называлась «сто лет одиночества». От нахлынувшего потока слез меня спасает вибрация телефона и, разлепив мокрые веки, я вглядываюсь в экран, читая сообщение от Алекса.

«Ты не пришла на пару. Не заставляй меня тебя наказывать,» — сухо и лаконично пишет он, но меня мгновенно бросает в жар. Черт. Зачем только я выслала ему свой номер? Это случилось в момент помутнения, когда я еще не до конца отошла от случившегося. Идиотка.

— Пошел к черту, — вслух говорю я и удаляю сообщение, читая другое, от Дарка. С каким-то мрачным удовлетворением я осознаю, что его смс больше не вызывает трепета в моей душе.

ADark: Ну как ты, моя Оуэшэн? Что делаешь?

OceanHeart: Вышла из душа. Я хорошо, но как всегда расстраиваюсь из-за того, что очередной мой творческий порыв никто не оценил.