Скандальный Роман

ADark: Да, брось, уверен, что он будет рад малышу. Да и отец отвлечется от тотального контролирования твоей жизни. Всегда и во всем ищи позитивные стороны.

OceanHeart: Я стараюсь. Но иногда получается с трудом. Спасибо тебе. И как ты умудряешься подбирать правильные слова. Мне действительно стало немного легче.

ADark: Ты слишком молода и хороша собой, чтобы грустить.

OceanHeart: Ты видел меня только частями)))

ADark: Но те части, что я видел, совершенно восхитительны. 

OceanHeart: Не смущай меня.

ADark: Ты смущаешься? После всего, что между нами было?  Ладно, я шучу, Оушен.

OceanHeart: Я, наверное, буду ложиться спать. Два вечера в клубе и бессонные ночи дают о себе знать.

ADark: Две ночи в клубе? Ты вроде говорила, что предаешься страданиям.

OceanHeart: В клубе я пытаюсь забыться о том, что предаюсь страданиям.

ADark: И как? Получается? Забыться?

OceanHeart: Нет. Не могу себя заставить даже банальную беседу поддержать. Хочу напиться и этого тоже не могу. Потому что становится только хуже.

ADark: Алкоголь не выход, Оушен. Это опасный вид анестезии и может привести к новым неприятностям.

OceanHeart: Знаю, но выслушать лекцию о вреде алкоголя я сейчас не в состоянии. Извини, я выхожу. Добрых снов, Dагk.

ADark: Спокойной ночи, Оушен. Береги себя.

OceanHeart была в сети три секунды назад.





Лана




Осторожнее со своими желаниям, они имеют свойство сбываться. К тому же бывают разрушительны…

Именно эти слова приходят мне в голову, когда я оглядываю аккуратно сложенные в несколько невысоких рядов коробки с моими вещами. Завтра Лукас с факультета искусств, тот самый парень, с которым я познакомилась на штрафных лекциях по философии, поможет мне перевезти их в другое место. И это будет не общежитие, а моя собственная квартира, которую я буду снимать за свои деньги. Крошечная студия на Манхэттене в нескольких шагах от Колумбии — роскошью в квартирке и не пахнет, но мне все равно. Я создам уют и наведу красоту в любом пространстве. Как минимум потому, что уборка помогает мне привести спутанные мысли в порядок. И не думать о самых разрушительных из них, тех, что по вечерам опутывают голову словно ядовитые змеи и часами не отпускают меня, не позволяя уснуть, сдавливая оголенные нервы. Только музыка в сочетании с медленной уборкой и раскладыванием вещей на свои полочки помогают мне погрузиться в то самое особое состояние транса, когда я полностью отключаюсь от внешнего мира, а главное — лишаюсь своих собственных чувств и, открывая дверь в астральное состояние, живу уж не своими ощущениями, а чувствами и мыслями героев, которые приходят ко мне и заставляют рассказать их истории.

Наверное, поэтому творческие люди частенько сходят с ума. Я пока не собираюсь и надеюсь, что всегда буду разделять реальность и вымысел, но с уверенностью могу сказать, что у любого писателя есть некий «большой брат» за спиной, который постоянно посылает ему образы, мысли и чувства, и он как одержимый постоянно пытается угнаться за ним, записать все до мельчайших деталей, что диктует этот дьявол. Это не всегда удается, но после того, как вся история написана и кропотливо отредактирована, всегда наступает момент, ради которого он и начинал рукопись — долгожданное спокойствие. Абсолютное удовлетворение. И тотальная тишина в голове. Нет голосов, нет чужих мыслей, и нет их боли. Но самое страшное не то, что почти любой творец склонен к психическим расстройствам, а то, что он совершенно не хочет от них избавиться, если это будет означать потерю связи с этим потоком голосов.

То, что любой из авторов — будь то начинающий или уже написавший самый гениальный в своей жизни роман и сделавший себе имя, начинает скучать. Скучать поэтому вездесущему хранителю историй.

Но, к счастью, он всегда возвращается обратно.

Наверное, мы лишь проводники придуманных им миров, и именно поэтому в мире находится так много похожих между собой книг и сюжетов, написанных совершенно по-разному. И по этой же причине некоторые авторы могут создавать миры в соавторстве — должно быть, они находятся в одном секторе этого невидимого, космического пространства, заполненного информацией, и, встречаясь в реальной жизни, не могут пройти мимо.

Потому что узнают друг друга.

Теперь мне тяжело начинать что-то в одиночку. Мне нравилось делить свое счастье, мир и эту Вселенную внутри себя с кем-то другим. Еще больше мне нравилось бесконечно узнавать того, с кем мы творили эту магию, которую не описать никакими словами. Наверное, мне бы не хватило сотни лет, чтобы насытиться им, и далеко не в физическом плане. Мне бы не хватило вечности, чтобы посетить каждый уголок космоса внутри него, в который он впускал только меня.

И сейчас этот самый «Большой брат» необходим мне, как никогда. Заглушить свою боль болью других, выдуманных героев — это то, в чем я нашла спасение. Когда ушла мама, я не знала, куда деть себя от этой болезненной агонии, пожирающей мою душу, и нашла единственный выход — помню, как взяла подаренный мамой блокнот и ручку и написала письмо, в которое было вложено десятки воспоминаний о самых лучших моментах из детства. Самых трепетных, детских, дорогих сердцу. Мне казалось, что, если я напишу все эти слова, она обязательно прочтет их. Услышит.

Я думала, что еще не поздно сказать маме, как я люблю ее. Но было уже поздно. И мне становилось еще больнее от того, что я понимала, что не так часто говорила ей эти слова, пока такая возможность была, пока та, что подарила мне жизнь, наблюдала за каждым шагом моего пути.

Но не только она подарила мне жизнь. Не только мама заслуживает слов «я люблю тебя» каждый день.

Папа.

Я всхлипываю, обнимая себя за плечи. Я не могу на него долго злиться, чтобы он ни сделал, каким бы строгим и осуждающим ни был. И чем больше времени проходит с нашего последнего разговора, тем больше я понимаю, что не могу спокойно жить, пока не скажу ему главные слова.

Что я там говорила о желаниях, которым свойственно сбываться? Ах да. Предложение Стейси Риз по поводу сериала по мотивам моего романа «Его тень» до сих пор в силе, но меня все равно не покидает смутное чувство, что за этим стоит… тот, кого-нельзя-называть. Мне просто страшно. Страшно, что за исполнение мечты мне придется заплатить цену, которая мне не по силам — быть обязанной Джордану до конца своих дней. И, конечно, я боюсь того, что пилотную серию разнесут в пух и прах критики и зрители, и сериал просто закроют после первой же серии, не дав ему никакого шанса на развитие. Поверьте, лучше никогда не увидеть сериал по своей книге, чем увидеть первую серию, а потом понять, что у нее не будет продолжения. Это как подарить крылья и тут же обрезать их. Взлететь на Олимп и тут же с него сорваться.

Короче говоря, вечное «ожидание — реальность».

И тем не менее… я не откажусь от предложения Стейси, если она пойдет навстречу условию, которое я поставлю. В конце концов, никогда не стоит отказываться от подарков Вселенной, иначе она решит, что мне не нужна ее помощь, и навсегда оставит одну, наедине со своими мыслями и «большим братом», наедине с самобичеванием и предательством самых близких людей… а я больше не хочу этого.

«Всегда помни, Руслана. Ты достойна всего самого лучшего. И ты не должна стыдиться того, что твои мечты сбываются. Стыдно должно быть тем, кто отказывается от своих желаний, опасаясь мнения других, опасаясь зависти и разговоров за спиной. Отказываться от даров Вселенной все равно, что поворачиваться спиной к Богу, когда он говорит, что любит тебя.»


И именно из-за этих слов матери, сказанных мне незадолго до ее смерти, я не имею права отказаться.

Возможно, это и есть новая глава в моей жизни. Глава, в которой нет места воспоминаниям о том, что я увидела в кабинете мистера Райта. Меня до сих пор трясет при мысли о том, что нас кто-то видел и более того — снял. Что может быть хуже? Владелец этого видео обладает почти безграничной властью над моей душой, потому что… если это увидит папа, если видео сольют в сеть, ничего уже никогда не будет прежним. Осуждаю ли я Алекса? За то, что было в аудитории — нет. Мы оба совершили ошибку, но задолго до того, как занялись безудержным сексом там, где этого делать точно не стоило. Возможно, мы совершили ее намного раньше, когда оказались за одним столиком в чертовом кафе «Соffее & Вооks».

В тот миг я так хотела близости с ним, хотела драйва, хотела вкусить острых ощущений, которых с возрастом будет все меньше и меньше. Когда если не в двадцать вытворять безумные вещи? Я так думала и совершенно забыла, что такие поступки совершать можно и нужно, только если готов принять их последствия.

Так или иначе, мне хотелось испытать что-то сумасшедшее… разделить наше безумие на двоих. Заняться любовью «здесь и сейчас» с человеком, которого я любила…

Любила.

Я не хочу его осуждать. Я не хочу даже ненавидеть его, как ненавижу своим израненным сердцем сейчас. Не хочу проживать и прокручивать в мыслях последний месяц своей жизни снова и снова.

Все, чего я желаю — это освобождение от оков своей, как оказалось, невзаимной любви. Все, в чем нуждаюсь — это больше никогда не думать об Алексе Джордане. Даже имени его не знать.

Райт сообщил мне, что уволил Джордана, но даже это не изменило того, что в Колумбии все до сих пор перешептываются за моей спиной и посылают в мою сторону осуждающие взгляды. Но мне плевать. Главное — это видео, которое, я надеюсь, больше никогда не увижу.

Тяжело вздохнув, опускаюсь на пол, чтобы достать последнюю, но самую важную коробку в моей жизни — «шкатулка воспоминаний», как я ее называю. Сдуваю тонкий слой пыли с розового картона и открываю ее, тут же натыкаясь на целую стопку семейных фотографий.

Я так искренне улыбаюсь с этих глянцевых снимков, что невольно завидую этой маленькой девочке с фотографий, которая беззаветно верит в каждую свою мечту. Кажется, тогда я начала сочинять первые истории и прятать их под подушкой. Нахожу спрятанную между фотографий бирку, данную мне при рождении — ту самую, на которой написан пол, вес и рост маленькой меня. Эта крохотная вещица напоминает мне о предстоящем событии, которое я не могу игнорировать.

Я даже не поздравила Стеллу. Словно меня не касается их счастье. Но это не так. Папин ребенок от другой женщины — мой брат или сестра… В пятнадцать лет эта новость бы разбила мне сердце, но сейчас… я искренне рада за то, что папе будет о ком заботиться так же, как и о нас с Дэнни, когда мы были маленькими. Я знаю, насколько ему необходимо чувствовать себя нужным, но мы с братом не всегда можем дать ему это ощущение, потому что уже идем своими дорогами.

Вызываю такси и перед тем, как отправиться в квартиру отца, захожу в детский магазин, застряв там почти на два часа.

Мне хочется скупить весь детский отдел, что пестрит разнообразием новогодних ползунков с забавными принтами вроде зверушек в красных костюмчиках и надписей «Ваby Santa». Покончив с выбором подарков, я вновь погружаюсь в свои мысли и прихожу в себя уже в гостиной квартиры отца, оказываясь в очередной Рождественской сказке. Огромная искусственная елка занимает катастрофически много места в комнате и пестрит хрустальными игрушками и красными шарами. Задумчиво наблюдаю за гирляндой, которая беспрерывно мигает, напоминая мне о другой елке, которую я украшала недалеко отсюда…

— Лана, дорогая. Какой приятный сюрприз, — широко улыбается мне Стелла, когда я застаю ее на диване под теплым пледом в обнимку с книжкой для будущих мам. Она тут же встает, поправляя на себе розовый плюшевый спортивный костюм, под которым я замечаю слегка округлившийся животик. Раньше я не придавала значения тому, что в последние недели она носит свободные платья, а теперь замечаю все изменения в девушке до последних деталей: счастливый блеск в глазах и какая-то неуловимая, едва заметная уязвимость в каждом жесте будущей матери.

— Почему ты не позвонила, милая?

— Потому что не хотела нашего «типичного, официального, семейного вечера», — отвечаю, крепко обнимая Стеллу. — Это хорошая традиция, но иногда… хочется прийти просто так. И… — я достаю из-за спины огромный пакет с подарками. — Думаю, мне пора стать одной из тех, кто будет спорить с тобой и предлагать малышу свои варианты имени, — расплываюсь в улыбке, замечая неподдельную радость и благодарность в ее мягком взгляде.

— О нет, только не это. Я поэтому никому и не рассказываю пол ребенка, хотя уже и без этого слышу сплошные советы… особенно от мамы.

— А со мной поделишься? — не в силах перебороть любопытство, спрашиваю я. — Я никому не расскажу.

— Ох, — Стелла нервно кусает губы, а потом, прикладывая палец к губам, признается: — У нас будет мальчик.

Я снова крепко обнимаю ее, пытаясь справиться с предательским жжением в глазах. Стелла выглядит такой счастливой, милой, уютной и домашней.

И я не могу не испытывать дежавю и не вспоминать другую картину, которую наблюдала уже очень давно. Ведь когда-то моя мама сказала отцу точно такие же слова, а через несколько месяцев родился Дэниел.

— И я назову его Томас. Это не обсуждается. Как своего дедушку, — шепотом делится со мной Стелла.

— Томас? Том. Мне очень нравится.

— Дай Бог, твоему отцу тоже понравится. Ему я еще не озвучила свое окончательное предложение, — вздыхает Стелла, нервно покусывая губы.

— Какое такое предложение? — вздрагиваю, когда по гостиной раскатистым басом проносится голос отца. Перевожу взгляд в сторону лестницы, на которой замерла его мощная фигура. Отец окидывает меня долгим, пронзительным взором, от которого у меня вновь холодеет в ногах, и я делаю глубокий выдох, напоминая себе о том, что сегодня мы не будем ругаться. И я сделаю все для того, чтобы помириться с ним.

— У меня предложение! — Стелла первая нарушает неловкое молчание, повисшее в воздухе. — Заказать огромную пиццу на всю семью.

— Стелла, я вызову персонал, и мы нормально поужинаем, как обычно, — отец прищуривает веки, по-прежнему не сводя с меня своего слегка осуждающего взора.

Я люблю тебя, папа.

Ничего сложного.

Когда не произносишь этого вслух…

— Милый, я не хочу «как обычно». Я хочу большую пиццу. Ммм… с курицей и ананасами… — мечтательно тянет Стелла.

— Но… — папа, очевидно, хотел напомнить Стелле о том, что фастфуд не самая полезная пища.

— Твой сын хочет пиццу, — настаивает девушка, поглаживая себя по животику. Судя по тяжелому вздоху отца на этом его аргументы закончились.

— Как я могу отказать? К черту правильное питание на сегодня. Пицца, так пицца, — он достает телефон из заднего кармана джинсов. — Дэниел задерживается на своем футболе. Неделю назад мне позвонил тренер некого клуба и открыл мне его страшную тайну, — вдруг произносит папа, и я чувствую, как скручивает желудок на слове «футбол». — Ты знала об этом, Руслана? — он кидает на меня очередной, слегка укоризненный взгляд.

— Знала, пап, — с вызовом отвечаю я, скрещивая руки на груди, приготовившись защищать брата. — У него талант. Прошу, прими его таким, какой он есть. Он же занимается и футболом и учебой… и даже по-китайски уже говорит бегло.

— Мартин, что плохого в том, что мальчик занимается футболом? — миролюбивым голосом замечает Стелла.

— Я тоже занимался футболом. И? Все детство на это убил. Часами мечтал перед сном, что стану великим вратарем, как и другие парни из нашей дворовой команды, — тяжело вздыхает он, скользя пальцем по экрану телефона. Только сейчас я замечаю, что отец без костюма, и я так давно не видела его таким. Домашним. Белая футболка и простые джинсы — в такой одежде он снова кажется мне тем папой, каким я помню его в своем крохотном возрасте еще до переезда в Америку.