След в заброшенном доме

В доме номер семь обитал мужчина по имени Петр, невысокий, коренастый, нелюдимый. Сам гражданский, с соседями не общался, переехал в Свиров откуда-то с востока полгода назад. Вроде потерял семью под бомбежкой, но точно неизвестно. Бирюк, да еще и непьющий. Работал, если не врал, снабженцем в потребсоюзе, часто уезжал в командировки, отсутствовал по несколько дней. Почему не в армии? Во-первых, возраст, во-вторых, астма – с дыханием проблемы.

Сразу после открытия жилищной конторы сотрудники контрразведки обратились туда. Там они узнали, что фамилия этого гражданина Кошелев, зовут Петр Михайлович, проживает в доме на законных основаниях, плату вносит, живет себе тихо, прямо как еж в норке.

В душе капитана Осокина копилась злость. Подчиненные стояли перед ним и без зазрения совести смотрели ему в глаза. Как будто невиновны. Так не бывает! Любой виновен, если хорошенько присмотреться!

– И куда же он делся, это ваш Петр Михайлович? – язвительно спросил Осокин.

– Без понятия. – Еременко пожал плечами. – Когда вы нас туда послали, дом уже был пуст. Соседка в последний раз видела Кошелева вечером. Он выходил за калитку, вытрясал половик. Горел ли позднее свет в доме, никто внимания не обратил. Он часто отлучается по работе.

– Особенно по ночам, накануне прибытия важных гостей? Не смешите мои тапочки, товарищи офицеры.

Самое неприятное, что могло случиться, – противник уже был в курсе дела. Вот Кошелев и смылся от греха подальше. В этом случае операция на базаре ничего не даст. Или все не так плачевно? Отсутствие Кошелева может объясняться другими причинами. Если его вызвали на работу, то он не мог не пойти туда. Островой с подельником могли появиться в его отсутствие. Данный случай, скорее всего, учитывался. Ключ лежал под крыльцом, проникнуть из переулка во двор можно было незаметно.

Оперативники выслушали инструкции Осокина и сделали скептические мины. Он велел им наблюдение за домом Кошелева поручить милиции, вообще кому угодно, а у отдела другая задача – центральный рынок. Все зыбко, сомнительно, но попробовать стоит.

– Два часа на сон, товарищи офицеры. Больше не получите, времени нет. К двум часам дня все должно быть готово. И не надо обсуждать мои приказы! – Капитан повысил голос. – Даже в том случае, если вы их выполняете!

– Нам бы такое и в голову не пришло, – проговорил Луговой. – Разрешите выполнять, товарищ капитан?

Подполковник Редников, вникнув в ситуацию, стал задумчивее сфинкса, поглаживал выпуклую чернильницу, похожую на лимонку.

– Сам-то как считаешь? – Он устремил на подчиненного придирчивый взгляд.

«Положение стандартное, – подумал тот. – Начальство в тумане. Достижение группы станет его достижением. Неудачи будут списаны на халатное отношение личного состава к выполнению своих обязанностей».

– Считаю, что шанс есть, товарищ подполковник. Причины исчезновения Кошелева пока не выяснены. Агентура противника, засевшая в городе, пока может и не знать о том, что мы накрыли диверсантов. Реагировать следует в любом случае. Нельзя игнорировать такую возможность. В случае неудачи мы ничего не теряем.

– Ну смотри. – Редников покачал головой. – Реагировать надо, я с тобой согласен. Но будьте осторожны, все продумайте. Давайте без шума, солдат не привлекайте, обходитесь своими силами. Не забывайте, что сегодня базарный день. На рынке будет много народа, и преступники попытаются затеряться в толпе.

Глава 3

Рынок гудел. Базарную площадь запрудил городской люд. Изобилие продуктов было делом далекого будущего, а пока страна недоедала. Близость фронта только обостряла это явление, но до голода не довела. Работала потребкооперация, в город поступали продукты из окрестных колхозов и совхозов. Мясо стоило дорого, народ покупал курятину, рыбу. Колхозники торговали зеленью, свежими огурцами, квашеной капустой, прошлогодней картошкой, имеющей весьма дряблый вид.

Покрикивали старьевщики. Граждане продавали поношенную одежду, книги, примусы, керосиновые лампы, разнообразную бытовую мелочь, отрезы ткани, вполне пригодной для пошива. День был выходной, рынок оказался переполнен. Горожане смотрели, приценивались. Шныряли подозрительные личности, присматривали, где и что можно стащить. Мелькали погоны военных, получивших увольнительные. Выстроилась очередь к торговцу махоркой. Он продавал ее стаканами, ссыпал в кульки, в карманы покупателей.

Осокин пристроился в конец очереди. Отсюда просматривалась северная часть базарной площади. Форму офицеры оставили в отделе, на базар пришли в гражданском. Старенький пиджак сидел на капитане свободно, под ним была затертая кофта с ненавязчивым рисунком. Глаза его блуждали по торговым рядам, запоминали лица покупателей.

Сзади пристроился пыхтящий мужик с худым мешком за плечом. Он приобрел ведро картошки, да так и стоял, не снимая мешок с плеча. Видно, что пуганый уже.

Прошел милицейский патруль в темно-синей униформе. Продавцы и покупатели делали постные лица, отворачивались.

Очередь продвигалась медленно. Торговец ссыпал остатки махорки в карман пехотному лейтенанту, побрел, хромая, к тележке, где лежал второй мешок.

Обстановка не менялась. Люди сновали туда-обратно. Худощавая торговка в платочке вступила в жаркий спор с покупательницей по поводу свежести сельдерея, выложенного на лоток. Суть ее возражений была элементарной. Не нравится – не покупай! Старушка интеллигентной внешности презрительно задрала нос и пошла дальше.

Старший лейтенант Моргунов в засаленной куртке поверх пятнистого свитера задумчиво рассматривал примус. Седовласый продавец уже не сомневался в том, что этот парень приобретет столь важную в хозяйстве вещь.

Перебирал потрепанные книги лейтенант Еременко. Вернее, делал вид. Цепкий взгляд из-под козырька кепки скользил по окрестностям.

Блуждал с беззаботным видом, сунув руки в карманы, Мишка Луговой, что-то насвистывал, поглядывал на товар, стал заигрывать с молодухой, торгующей семечками.

Перед началом операции Осокин сделал строгое внушение Островому. Никакой трагичности во взоре! Равнодушная мина, рассеянный взгляд. Можешь, мол, что-нибудь купить. Советские дензнаки у диверсантов водились, причем в приличном количестве и подлинные.

Островой держался, как уж мог. С рассеянностью у него все было в порядке. Он приобрел у хитроглазого субъекта несколько пачек «Беломора» – цена бешеная, но других не было, потом зачем-то бутылку мутного самогона. Формально тип с варикозными руками продавал старые плащи, а из-под полы толкал алкоголь. Свои покупки Островой не скрывал, таскал в сетке. Других приобретений он не делал, бесцельно слонялся между рядами. Ничто не мешало ему рвануть в ближайший переулок и раствориться в городе.

Но офицеры по данному поводу не беспокоились. Сломалось в нем что-то. Не требовалось быть доктором психологии, чтобы это понять. Плюс угроза, нависшая над близкими.

Время шло. Два часа уже было. Восемь минут третьего, а толку никакого. Осокина охватывало какое-то липкое разочарование. Чего и следовало ожидать, не бывает чудес!

Очередь продвинулась на пару человек. В затылок капитану пыхтел мужик с картошкой. Продолжалась базарная круговерть, беспорядочное броуновское движение, разноголосица. Пара пенсионеров с палочками вела ленивый диалог. Дескать, стоит ли брать эту странную капусту.

Островой поднял глаза. Взгляд его поплыл по толпе, достиг капитана СМЕРШ, поехал дальше, словно Осокин был пустым местом.

Городской рынок находился в центре района под названием Маковка, разбегавшегося по холмам над левым берегом Перстянки. Улочки здесь были узкие, кривые, взбирались на горки, падали в ямы. С вершин холмов открывался вид на извилистую реку, железнодорожный и автомобильный мосты. Дома в районе стояли скученно. Их стены, выходящие в переулки, зачастую не имели окон.

Базар находился на одном из немногих ровных участков. Площадь опоясывали облезлые трехэтажные строения. С юга вытекала улица Кирова, единственная в округе приспособленная для автотранспорта. Пешеходное движение там тоже было плотное. С севера в площадь упирались проулки, мощенные камнем.

Два двенадцать. Пора было сворачивать операцию, расписываться в собственном бессилии.

Мужик с рябым лицом толкал тележку с мешками, покрикивал, чтобы посторонились.

– Куда прешь, чудила?! Не видишь, люди здесь! – заорала тетка, которой колесо чуть не отдавило ногу.


Участилось броуновское движение.

Капитан внезапно вспомнил лето двадцать второго года, базар в городке под Тамбовом. Маленький Ваня Осокин приехал на рынок с отцом. Тот продавал последнего отощавшего поросенка. Врезалась в детскую память та поездка.

Колхозы тогда большевики еще не придумали, продукты в стране водились. Но годом ранее товарищ Тухачевский огнем и мечом прошелся по мятежной Тамбовщине. Он приказывал уничтожать крестьян, посмевших выразить претензии, расстреливать из пулеметов повстанческие отряды, обрушивать снаряды, начиненные химией, на деревни и поселки, после чего там невозможно было жить.

Мятеж был подавлен. В деревни снова нагрянула продразверстка. Как уцелел этот поросенок?

Кулаком отец не был, в мятеже не участвовал, даже воевал в Гражданскую на стороне красных, пока не потерял полноги. Иван запомнил, как торговался батя на базаре, махал руками, расписывая достоинства своего упитанного порося, а потом, украдкой ухмыляясь, прятал за подкладку деньги, вырученные за эту животину.

Вернулись они в деревню без приключений, а ночью в дом ворвались грабители, зарезали отца, выгребли все, что было, включая те самые деньги. Рыдала мать, засовывая онемевшего сына под кровать.

Закричали соседи и вспугнули бандитов. Мать с дитем они не тронули, но, убегая, перевернули бидон с керосином и бросили спичку. Часть дома удалось спасти, люди помогли.

Сотрудники милиции через пару дней наткнулись в лесу на эту банду, потеряли троих, но всех уничтожили, потому как пулемет с собой везли. В числе убитых обнаружился хороший товарищ отца, с которым он часто говорил по душам.

Мать скончалась через пять лет, когда пацан уже окончил восемь классов Он уехал к дядьке в город и пришел записываться в милицию, где его обсмеяли. Через день парень опять появился. Так он туда и ходил, пока не добился наконец своего. Капитан вдруг напрягся. Фигуранта заслонила медлительная старушка. Когда она отошла, он с кем-то разговаривал, при этом смотрел вниз. Это был мальчишка лет двенадцати в здоровенном картузе и мешковатом одеянии. Он забавно сморщил нос, что-то сказал Островому, мотнул куда-то головой, после чего развернулся и, независимо поплевывая, двинулся прочь. Островой повернулся и уставился на дальний проулок между смыкающимися зданиями.

Тут-то мужик с тележкой и закрыл весь вид! Да еще и встал, не мог протиснуться! Люди костерили его.

Подошла очередь Осокина. Продавец вопросительно уставился на него. Да какая теперь махорка?

Иван покинул очередь, не сказав ни слова, быстро зашагал прочь, лавируя между людьми. Оторопевший торговец смотрел ему в спину. Отъехал наконец мужик со своей клятой тележкой! Пацан пропал. А был ли он вообще?

Островой, помахивая сеткой с ценными приобретениями, направлялся к проулку. Покачивалась широкая спина. Он проявлял нерешительность, вроде шел, потом притормозил, словно обернуться хотел, спросить совета у своих опекунов, медленно двинулся дальше.

Осокина аж пот прошиб. Неужели сработало? Но при чем тут пацан? Рановато в таком возрасте вступать в ряды доблестной германской разведки.

Среагировали остальные члены группы, стали смещаться, глядя на командира. Кто-то толкнул его, проходя мимо, но вежливый попался, извинился. Осокин знаком приказал своим подчиненным не спешить, оставаться на месте.

Острового сейчас уведут, и что тогда? Вернется ли назад? Да куда он денется! Обязательно вернется. Как та кошка, которую отнесли подальше в лес и выбросили.

Предатель вошел в переулок. Он явно не хотел это делать. Но все же решился, исчез за углом. Что там? Колдобистый проход, дорога вниз, два поворота, выход на улицу Прибрежную, тянущуюся вдоль реки.

Капитан, стреляя глазами, ускорился, жестом приказал своим осмотреться. Тут обязательно есть люди противника!

Как быть, дать фигуранту уйти или брать того типа, который позвал его в переулок? Пожалуй, второе. Уж лучше синица в руках, чем журавль непонятно где.

Прошло секунд сорок с того момента, как Островой исчез за углом. Иван задел плечом водосточную трубу. Рука его машинально отогнула полу пиджака, расстегнула кобуру.

Проулок был узкий, метра два с половиной. Выбитая брусчатка, мусор, сорная трава пробивалась через камни. Дорожка забирала вниз, метрах в тридцати сворачивала вправо. Рослые каменные заборы с двух сторон, за ними облупленные здания, сплошные стены почти без окон. Как в каком-то южном городе или на мусульманском Востоке.

В переулке никого, только тело, корчившееся в крови. В трех шагах от него валялась сетка. Бутылка вдребезги, папиросы раздавлены.

Иван кинулся прыжками, выхватил пистолет. Убийца недалеко увел свою жертву, прошагал рядом с ней двадцать метров и ударил ножом.

Островой выгибался, подтягивал под себя ноги. Он смотрел в глаза контрразведчику, зажимая рану на животе. Кровь сочилась сквозь пальцы. Рот беззвучно открывался. Рана была глубокая, шансов не оставляла. Он сам это понимал, усмешка перекосила искаженное лицо.

– Алексей Егорович, все будет хорошо, – пробормотал Иван, склоняясь над умирающим. – Можете сказать, кто вас ударил? Медики скоро прибудут, вас увезут в больницу.

Островой уже не реагировал, затрясся в агонии. Взгляд его остановился, дернулась рука, ударила по брусчатке.

Со стороны базара в переулок вошли мужчина с женщиной. Дама попятилась, закрыла рот ладошкой. Мужчина выронил трость, стал ее поднимать, с его носа слетели очки.

– Военная контрразведка! – прорычал Осокин. – Всем назад, не заходить! Переулок закрыт!

Прохожие испарились.

Кровь отлила от лица капитана, ярость душила его. На ошибках учатся, но ведь именно такой ход событий был вполне предсказуем. Значит, местная агентура уже в курсе, что группа Федоренко накрылась медным тазом, а Острового используют органы!

Высунулся из-за угла Луговой, хлопнул глазами, а потом подошел, весь из себя унылый и расстроенный.

– Смелее, товарищ, не стесняйтесь! – съязвил Осокин. – Где ваша хваленая оперативность?

Луговой опомнился, пустился вприпрыжку, выхватил табельный «ТТ». Самое время махать кулаками после драки.

К месту убийства подбежали остальные офицеры. Островой уже отмучился, лежал в луже крови, тоскливо глядя в небо.

– Как же так, товарищ капитан? – Луговой схватился за голову. – Кто его, вы видели? Не пацан же прирезал.

– Пацан не мог, – изрек Моргунов. – Этот малолетка только прошептал ему что-то и убег в другую сторону.

– Судьба. – Еременко меланхолично вздохнул. – Свой своего прирезал.

– Ты еще про злой рок вспомни, – огрызнулся Осокин. – Луговой, давай туда! – Он ткнул пальцем вверх по переулку, где снова кто-то мялся, не решался войти. – Не пускать никого. Здесь место преступления. Пусть граждане другие маршруты ищут. Еременко, дуй вниз, на Прибрежную и закрой там проход. Моргунов с ним, опроси людей на улице. Кто несколько минут назад выходил из переулка? Там булочная, пара лавок, чистильщик обуви сидит. Кто-нибудь обязательно что-то видел. Как выглядел, во что одет, куда пошел. Их могло быть двое. Вперед! И патруль сюда!