Следы Атомных богов

– Я кое-что вспомнить. – Тахл немного приспособился к верховой езде – во всяком случае, сегодня не сползал столь часто. – Историю, но не этого мира.

– Историю, ну, ну… – Сказитель закинул распутавшийся конец шарфа на плечо.

– Я помнить Федерацию, которая раскинуться на сотне планет, я помнить планета Камбервел и спутник ее Эйнс. Я помнить перелеты меж звезд, и еще я помнить двух камбервельцев, хотя вы бы назвали их эльфами. Один был вор, и звать его – Рауль. Однако Рауль быть не просто вор, а мастер своего дела. Вскрытие сокровищницы Эль-Вангана, похищение алмаза «Кушнир», кража из картинной галереи Третьян – эти и многие другие дела греметь по планетам галактики. Надо сказать, Рауль делать это не ради денег, точнее, не только ради денег. Он быть, как это, поэтом своего ремесла. Каждый замок, каждое дело, сокровище он рассматривать как вызов, загадку. И получать удовольствие от решения этих загадок.

Сказитель фыркнул.

– Вор есть вор, какими бы моральными принципами ни прикрывался!

– Может быть. – Кажется, Тахл пожал плечами, во всяком случае, немного сдвинулся. – Второй, я мочь назвать его имя – комиссар Ганимар, быть полицейский. Он тоже быть поэтом своего дела. Похищение шелкового бренета, кража варганской жемчужины, ограбление банка «Ллойдс» – раскрытие этих и многих других преступлений дело его рук и головы. Один быть лучшим вором, второй – лучшим полицейским, пути этих двоих должны быть пересечься. И они пересеклись. На деле о пропаже наследственных драгоценностей клана Рохан, потом быть кража савойских поющих кристаллов и дело о похищенной священной корове. О-о-о, за противостоянием этой пары следить вся Федерация, даже заключаться пари. Хотя схватка не быть равной. Что мочь предоставить бедный вор полицейским ресурсам десяток планет.

Жан снова фыркнул.

– Типичная логика преступника!

– На планете Гваргла, – продолжил Тахл, – Ганимар едва не настигнуть Рауля, тому чудом удалось избежать расставленной ловушки. И он понять, что кольцо сжиматься. Тогда вор решить отправиться на задворки цивилизация – далекую планету Терра – родину одной из гуманоидных рас. Он купить билет и полететь на звездолет.

– Что было дальше? – тихо спросила Лиз. – Ваш полицейский отправился за ним?

– Отправиться… наверное.

– Ты кто-то из них? Вспомнил свое имя? – полуобернулся к нему Даниил.

Тахл вздохнул:

– Я… я не знать. Я помнить истории этих двоих. Иногда мне казаться, что я – Рауль, иногда – Ганимар, а иногда я словно смотреть со стороны. Может, это всего лишь истории, услышанные когда-то… Но, определенно, я отправиться на Терра.

Эльф замолчал, то ли обдумывая сказанное, то ли пытаясь выудить новые воспоминания.

– А какова ваша история?

– А? – Даниил не сразу понял, что Лиз обращается к нему. – Моя? У меня попроще.

– И все же.

– Ну… – кого другого он бы послал со своими расспросами, – родился в Вароссе, наверное в Вароссе, потому что первое воспоминание – приют.

– О-о, так вы приютский… – Сказитель, естественно, не смог сдержаться, чтобы хоть что-то не вставить.

– Да, родителей не знаю. Может, подкинули, а может, и продали. Конечно, в детстве каждый из нас мечтал о том, что окажется законным отпрыском какой-нибудь знатной фамилии, которого выкрали в детстве. И однажды папаша и мамаша явятся, все в белом, и заберут обожаемое чадо обратно в замок. Годы проходили, никто нас не забирал, разве наниматели работных домов. Нас воспитывал Кабалин – бывший приютский, такой же подкидыш, как большинство из нас. Он заменил нам всем отца и мать. Другие воспитатели больше кричали на своих подопечных, наказывали, но Кабалин был не таким. Он научил нас грамоте, он заставлял читать книги, много книг – по истории, арифметике, философии, но, самое главное – он научил нас быть людьми. Не озлобиться, не стать сволочами. Да, некоторые свернули на кривую дорожку, но… одним словом, не знаю. Несколько лет назад, я как раз был на севере, Кабалина убил воспитанник. Парень оказался психически ненормальным и во время одного из припадков зарезал воспитателя, когда тот пытался его успокоить. Вот такая вот история – боюсь, далекая от романтичности…

Из-за ветра, из-за мороза глаза Даниила начали слезиться, он вытер их рукавом.

– У Аниатона Макарского в сборнике «Поэма о флагах» приведен прелюбопытный рассказ… – Жан Элиасен сбился на полуфразе, махнул рукой.

Дальше поехали молча.





Глава 10




– А я и говорю – негоже так себя вести! Отрокам к лицу смирение, с должной долей терпения, как и подобает мужескому полу. Ты же верещишь, словно презренная девица, тем самым позоря высокое звание мужа.

– Насколько я понял, парень кричал оттого, что ему отрубили руку? – на всякий случай уточнил инспектор Владимиров.

– Всего лишь ниже локтя, к тому же произвел сие действо брат Войтенко, как истинный мастер, с одного удара. Срез вышел ровным и чистым, а предваряло сие воспитательное действо наложение давящей повязки, дабы наказуемый прежде времени не истек кровью.

Владимиров вздохнул. Поначалу путешествие с воинами Братства Чистой Любви выглядело не такой плохой идеей. Атомный храм, в который они прибыли с молодым смотрителем Станции за помощью, как оказалось, не располагал достаточным количеством саней. Санепарк насчитывал всего одни – пятиместные, в которые при очень сильном желании могло поместиться не более восьми человек, и тройку одноместных, как у Владимирова. Загрузившись продуктами, теплыми вещами и топливом для костра, в тот же день они вернулись к пепелищу. За раз, да и за два перевезти всех пострадавших не представлялось возможным, к тому же это требовало времени, так что инспектор оставил храмовникам свои сани с уговором, что заберет их на обратной дороге. Благо дело, мимо проезжал отряд братства, который как раз направлялся в Терружен. Правда, немного смущали открытые сани, но сезон вьюг еще не начался, так что можно было и потерпеть. А упитанные лица братьев говорили о неплохой кормежке, что для инспектора было немаловажно. Но после суток совместного путешествия идея потеряла большую часть привлекательности. К инспектору сразу подсел брат Силантьев. Чрезмерная болтливость брата, помноженная на своеобразный взгляд на мир, делала совместное путешествие не таким приятным, как представлялось вначале. К тому же брат Силантьев не просто говорил, он еще вовлекал в разговор слушателя, так что вежливым «гм» и «да» не получалось отделаться.

– Еще раз. – До этого Владимиров был не очень знаком с философией братства, теперь появилась возможность расширить кругозор. – Вы поймали парня на воровстве половины буханки хлеба.

– Точно так, – серьезно кивнул брат Силантьев.

– И вместо того чтобы просто пожурить и отпустить, ну или дать подзатыльник, в крайнем случае всыпать воришке плетей, отрубили несчастному руку.

– Ты не слушал меня, всего лишь ниже локтя, и предварительно мы перетянули…

– Хорошо, половину руки.


– Ну да. – Силантьев явно не понимал причину возмущения Владимирова.

– За буханку хлеба.

– Половину.

– За полбуханки хлеба – половину руки, равноценный обмен!

– Это было сделано для его же блага. Впредь, я уверен в этом, отрок перестанет промышлять недостойным звания мужа воровством, встанет на путь добродетели и будет благодарен нам за науку.

– Возможно. А если он просто хотел есть или добывал еду для близких?

– Преступление, из каких бы благих побуждений ни совершалось, всегда остается преступлением. Кому, как не инспектору, должно знать подобные вещи. Разве отобравший жизнь по неосмотрительности либо в состоянии некоторого помешательства рассудка от этого перестает быть убийцей? И разве ты станешь с меньшим рвением искать его? Сначала парень украл хлеб, а завтра выйдет с топором на большую дорогу. Нет, сие было сделано для его же блага и блага окружающих! И нам, смею тебя заверить, наказание доставило много больше неудовольствия, нежели экзекуемому.

– Не сомневаюсь.

Инспектор с надеждой посмотрел вдоль дороги – шпили и башни Терружена, за голубой дымкой Божьей Пелены, приближались, но медленно, слишком медленно.

– Кстати, ты обдумал мое предложение? – Верный себе брат Силантьев и не думал оставлять инспектора в покое.

– Какое? – Признаться, Владимиров не сразу понял, о чем он.

– Ну как же, я же говорил, брат Евдокий на прошлой неделе оставил нас, павши жертвой недоброжелателей…

– Ты говорил, он перепил и обожрался в харчевне. Причем ранее такое уже случалось, просто в этот раз организм не выдержал.

– Что не отменяет козней врагов. Но память о нем будет жить вечно в наших сердцах, к тому же мы отомстили – сожгли харчевню. Как бы то ни было, в отряде образовалось место. Пообщавшись с тобой, мы с братьями решили, что имеем в попутчиках мужа достойного, со множеством добродетелей, не желаешь ли ты…

– Присоединиться к вам, – вспомнил Владимиров, который, признаться, посчитал предложение шуткой. – Нет, спасибо.

– Почему? – искренне удивился Силантьев.

– Ну… э-э-э… – Владимиров не думал, что придется аргументировать. Он лихорадочно принялся вспоминать, что знал о братстве. Кажется, при вступлении в него воины давали клятву безбрачия. – У вас с женщинами нельзя, а я любитель, ну, того… этого. – Лучшего аргумента не удалось найти.

– Женщина – сосуд греха, – серьезно кивнул брат Силантьев, – и дотрагиваться до них есть осквернять себя и высокое звание мужа. Мы понимаем, плотские желания – неотъемлемая часть естества, поэтому любой из братьев с радостью поможет тебе в их удовлетворении.

– В каком смысле?

– Ну, как же, дотрагиваться до иного мужчины, а также сожительствовать с ним есть проявление чистоты, именно поэтому мы и именуемся Братством Истинной Любви. Ибо только любовь между мужчиной и мужчиной, любовь равных, есть проявление естественного порядка вещей.

Владимиров чуть не подавился, причем собственным языком. Проклятье, отчего же этот Терружен так медленно приближается!



Если Варосс можно было назвать городом храмов, то Терружен по праву считался городом факторий. Различные купеческие и прочие торговые гильдии – от Мшанских до Королевства Рог – имели в Терружене свои представительства. Несмотря на близкое расположение Варосса и Терружена, последний не относился к герцогству. Заправлял городом и окрестностями так называемый Совет Тринадцати. Причем двумя годами ранее правителей было двенадцать, а за век до этого вообще два. С такими темпами в будущем количество руководства рисковало сравняться с населением города.

– Доблестные воины, не защитите ли нашу деревню от проклятых лат! Житья от них нет!

Еще раньше Владимиров заметил у ворот в город группу крестьян, одетых небогато, но видно, что в лучшее, как наряжаются провинциалы, собираясь в столицу. Крестьяне подходили к воинам и что-то говорили. После получения отрицательного ответа двигались дальше. Сейчас, видимо, подошла очередь братьев чистой любви.

– Что за латы? – Силантьев прекратил описывать Владимирову прелести членства в Братстве, чему тот был несказанно рад.

– Так это, латы висят у нас в центре деревни, в аккурат на лобном месте. Висят и стонут. Ох и стонут, житья от них нет. А в ночь на равноденствие так особливо…

Пользуясь занятостью брата Силантьева, Владимиров слез с саней. Проклятые ноги от длительного бездействия мало того что затекли, так еще и замерзли. Эх, надо было в дорогу унты взять! В Вароссе остались отличные унты – подарок Марты на сороковой день рождения. И надевал-то всего пару раз – в стенах города человек в меховой обувке выглядел, мягко говоря, нелепо.

Обогнув очередь желающих попасть в город, Владимиров подошел к одному из стражников. Утомленный праведными трудами, тот привалился к каменной будке, в которой охрана спасалась от ветра. По плащу, подбитому мехом, и недовольному выражению лица инспектор легко идентифицировал начальство. И унты на парне были недешевые, из меха морской выдры.

Значок инспектора здесь не действовал, поэтому Владимиров вытянул кругляшок токена.

– С вами можно поговорить? – вложил он медяк в ладонь терруженца.

– Один, – ответил тот, не меняя выражения лица.

– Что «один»? – опешил инспектор.

– Один серебряный за проход без очереди. – Страж подумал и уточнил: – За одного.

М-да, кому война – горе, а кому – коммерция.

– Мне не нужно без очереди, мне нужна информация.

– А? – Выражение лица сменилось на слегка удивленное.

– И, естественно, я заплачу.