Случай в Семипалатинске

— Что, человек в розыске скрывается от вас целый год? — ехидно спросил Лыков. — В таком городе, как Семипалатинск? Ростом с сажень, а его не замечают?

Забабахин стал все валить на малочисленность полиции и низкие оклады содержания. Питерец оборвал его, подмигнул (помнишь про уговор?) и поворотился к колбаснику:

— Ну, Иван, плохи твои дела. Очень плохи. Ведь Жоркин сдал тебя с потрохами. Сказал, что именно ты резал полицмейстера Присыпина. А это, брат, виселицей пахнет.

И колбасник не подвел сыщика. Он упал на колени и закричал:

— Я так и знал, я так и знал! Паскуда, а еще атаман!

В глазах страхолюдного детины показались слезы.

— Что ж, коли такой расклад, куда деваться? Да, я резал. А почему? Потому что Яков Севастьяныч приказал. Неужто его за это рядом со мной не подвесят? Должна же правда быть на свете…

Подъесаул вскочил в крайнем возбуждении:

— Подвесим, обязательно подвесим. Ты только расскажи, как дело было, и в подробностях. Откуда на Лодочном острове взялась газета, в которую Вася Окаянный ложки украденные завернул? Мы ж поэтому его в виноватые и записали.

— А Яков Севастьяныч предложил. Подвести Окаянного под полицию. Кто же знал, что вы его застрелите?

— Ну предложил, а сделал-то как? Где он газету нужную взял? Их всего три в городе, я самолично каждую проверял.

— Того не знаю, — сник колбасник. — Вы у него спросите, у атамана.

Судебный следователь зашел с другого бока:

— В кармане у Окаянного нашли порт-папирос, принадлежавший капитану Присыпину. Как он там оказался?

— И того не знаю…Что же, теперь Жоркина из-за этого не удавят? Должна же правда…

Лыков оборвал его:

— Хватит для начала. Сейчас протокол перепишут набело, и подмахнешь. Ты грамотный?

— Откуда? Год в церковную школу ходил, да надоело мне.

— Тогда зачитают вслух. Если все верно, поставишь внизу крест, а мы скрепим, что твоей рукой сделано.

Канцелярист полицейского управления быстро накатал чистовик протокола, колбасник его выслушал и завизировал крестом. Его увели, и семипалатинцы загалдели:

— Вот это новость! А за что Жоркин Ивана Лаврентьевича?

— За отобранный караван с опиумом, — пояснил Лыков.

— Но как в Петербурге узнали? Мы тут на Иртыше не знаем, а они с Невы углядели. И с какой стати сам Столыпин вмешался в это дело? Мало ли на Руси режут полицмейстеров…

— После бунта пятого года всякое бывает, — признал Алексей Николаевич. — Но все равно убийство такого чиновника — происшествие чрезвычайное.

— Что-то вы не договариваете, Алексей Николаевич, — быстро сообразил подъесаул. — Киргизы при вас откудова взялись? И по каком праву вы привлекли туземцев к полицейской операции?

Лыкову пришлось вкратце рассказать, откуда пришел сигнал. Весть о том, что в тихом сонном Семипалатинске спрятались британские агенты, никого не удивила. Забабахин сказал:

— Иван Лаврентьевич мне намекал, еще весной, когда я только-только стал помощником.

— Что именно он сообщил?

— Насчет купца Каржибаева полицмейстер заявил, что тот… Сейчас слово вспомню, из головы вылетело…

— Резидент?

— Вот, точно! Это ведь означает, что он главный, а вокруг него есть рядовые агенты, правильно?

— Да, — подтвердил Алексей Николаевич. — А про свое сотрудничество с военными он рассказывал?

— Намекал, но фамилий не называл, — ответил подъесаул. И добавил: — Ежели вы про подпоручика Лыкова-Нефедьева, то я знаю, чем он занимается. Он ведь ваш сын, верно? Это подпоручик дал сигнал в Военное министерство?

Питерец понял, что Кузьма Павлович не так прост, как кажется. Ему пришлось рассказать чуть больше. Михалевич слушал, как в первый раз, а Забабахин дополнял. Выяснилось, что покойный полицмейстер держал его в курсе многих дел и даже поручал писать черновики рапортов губернатору. В доказательство казак вынул из стола бумаги и показал, как Присыпин редактировал записи своего помощника. Там было и про Куныбая Каржибаева, и про опиумную торговлю Жоркина, и про китайских купцов, передающих по цепочке шпионские письма в Омск. Алексей Николаевич попросил дать ему черновики на один день, и подъесаул разрешил.

— Господа, мне пора к губернатору, — поднялся коллежский советник. — И так я без уведомления его превосходительства наделал у вас шуму, даже в потолок стрельнул. Буду сейчас объясняться.

— Алексей Николаевич, еще два слова, — взмолился Забабахин.

— Слушаю вас, Кузьма Павлович.


— Как вы думаете, что станет теперь с моим чином? После того, что вы открыли. Не лишат?

Лыков молча пожал плечами. Подъесаул понял, что сказал глупость, и запричитал:

— Простите ради бога, это от нервов. Я ведь простой казачий офицер, полицейскому делу не обучался. Два года всего, как служу в полиции, а раньше все в строю.

— Вы из какой станицы? — поинтересовался питерец.

Оказалось, что Забабахин — выходец из Области Войска Донского. Окончил там Новочеркасское казачье училище и вышел в полк. Когда началась война с японцами, попросился на восток. Прибыл на фронт довольно поздно, однако повоевать успел. Аннинский темляк заслужил уже перед самым перемирием, за удержание позиции под огнем. По окончании кампании возвращаться на Дон не захотел. Круглый сирота, ни единой родной души на свете. Таким людям легко менять местожительство. Молодой офицер переписался в Сибирское войско и год отслужил в семипалатинском гарнизоне. Мирная служба Кузьме Павловичу надоела быстро, и он перевелся тем же чином в полицию. Сначала был становым приставом в Сергиополе Лепсинского уезда Семиреченской области. Потянуло вернуться сюда, и он обратился к Присыпину с просьбой взять к себе в помощники. Показатели у Кузьмы Павловича были хорошие, и капитан похлопотал за него перед губернатором. И вот, теперь помощник стал начальником. Подъесаул начал нравиться Лыкову. Ну, провели новичка. Со всяким может случиться. А то, что он при аресте застрелил убийцу своего шефа, Алексей Николаевич в душе одобрял, только нельзя было сказать об этом вслух.

Лыков простился с законниками и пошел к губернатору каяться. Начальник области жил в симпатичном белом особняке на Больше-Владимирской улице. У входа стояли две полосатые будки, в которых скучали солдатики резервного батальона.

В приемной уже дожидался подпоручик Лыков-Нефедьев.

— Ну, сознался Жоркин? — спросил он.

— Он нет, а вот Дутый все рассказал.

Отец сообщил сыну, что произошло в полицейском управлении. Новость, что непосредственный убийца дал показания, удивила разведчика. Сыщик же видел такое уже не раз. Бандиты часто продают друг друга, кто из мести, кто из нежелания отвечать в одиночку. А колбасник не семи пядей во лбу, подвести таких к чистосердечному нетрудно. Сталкиваешь лбами, говоришь, что другие уже покаялись — рутина дознания.

Потом отец и сын зашли к генерал-майору Галкину. Алексей Николаевич запасся всеми бумагами, которые ему вручили в Петербурге. Губернатор сухо поздоровался и сразу взял быка за рога:

— Что еще за секретная операция в моей области? От меня секретная? И от полиции? Почему не предупредили заранее? Это выражение недоверия от верховного начальства? Я буду телеграфировать Петру Аркадьевичу.

— Ваше превосходительство, вот мои полномочия. Как видно из них, операция согласована двумя министрами: военным и внутренних дел. Про недоверие речи не идет. Подпоручик Лыков-Нефедьев держал вас в курсе дела с самого начала. И вы согласились с ним: повторное дознание убийства капитана Присыпина необходимо, но начать его надо втайне от местной полиции. Ведь так?

— Ну…

— Виктор Рейнгольдович Таубе говорил мне, что вы старый разведчик, были делопроизводителем Азиатского отделения Генерального штаба…

— Вы знаете Таубе? — оживился Галкин. Питерец вынул из кармана третье письмо и протянул губернатору.

— Так, что там у вас? Хе-хе…

Галкин прочитал, встал и протянул руку собеседнику:

— Алексей Николаевич, для вас я Александр Семенович. Рад, что прислали именно такого человека. Немного странно, конечно, что отец ведет секретную операцию вместе с сыном… Ну да пусть. Рассказывайте, что успели узнать.

Питерец сделал обстоятельный доклад. Вновь открывшиеся сведения указали на Жоркина как на организатора убийства. Заказчик тоже известен. Теперь надо выявить агентурную сеть британцев. Резидент сбежал, но наверняка оставил за себя сменщика. Как его обнаружить? Некоторые подсказки имеются у подпоручика, кое-что успел разведать покойный Присыпин. Пусть Лыков-Нефедьев разоряет сеть, а новый полицмейстер ему поможет. Командированный наляжет с той стороны, где он специалист. Допросы арестованных бандитов могут дать дополнительные улики. Так и сломаем аглицкую машину…

— Какого вы мнения о новом полицмейстере? — спросил Галкин.

— Пока не готов ответить.

— Но пристрелить главного подозреваемого, вместо того чтобы арестовать его — это, по-вашему, правильно?

— Убийц своих товарищей полиция редко берет живыми.

Генерал внимательно посмотрел на коллежского советника и, кажется, понял, что тот хотел сказать. Во всяком случае, он сменил тему разговора:

— В чем нужна моя помощь?

— Успокоить Кузьму Павловича. Он сейчас волнуется: не лишат ли его чина подъесаула? Конечно, не лишат, но начальство может быть сильно недовольно. И тогда придержат следующую награду, уже заслуженную.

— И что? — не понял губернатор.

— Поговорите с ним. Заставьте честно помогать нам. Без помощи местных я ничего не сделаю, как бы ни был опытен.

Александр Семенович пообещал, и разговор на этом закончился. Сразу из дома губернатора Лыков вернулся в полицейское управление, на этот раз вместе с сыном. Чувствовалось, что Забабахин только что получил по телефону внушение. На столе мигом появился чай с баранками.

Вместе они начали обсуждать дальнейшие шаги. Полицмейстер понимал, что без него не справятся. И готов был тянуть свою лямку, как он выразился, не хуже других. Но просил инструкций.

— Поймите меня правильно, господа: я казак. Ну, наловчился кое в чем. Однако нынешний случай показал — мне в первую очередь, — что еще многое предстоит узнать. Я готов. И даже рад, что прибыл из столицы опытный человек. Хорошая возможность подтянуться. Говорите, что делать, я все исполню.

— Прежде всего изучить вместе с Николаем Алексеевичем архив капитана Присыпина, — начал Лыков. — Там может быть важная информация.

— Важная что?

— Ну, сведения. Например, перед смертью Иван Лаврентьевич рассказал подпоручику, что заагентурил одного из людей Каржибаева. Кто этот человек? Он бы сейчас здорово нам пригодился.

Подъесаул развел руками:

— Понятия не имею. Иван Лаврентьевич не успел мне сказать. Или не захотел.

— Займитесь этим вдвоем. Ваше дело — сеть. Я начну допрашивать пленных. Вечером встретимся и обсудим, кто что установил. А пока распорядитесь, пожалуйста, чтобы мне дали все, что у вас есть по банде Жоркина. Окружение, пристанодержатели, скупщики краденого, подводчики — все.