Слуга Божий

Ночь мы провели спокойно, хотя я и не преминул напомнить парням, чтобы охраняли нас в три смены. Впрочем, обратил внимание, что лейтенант Ронс поступил точно так же. А значит, или хотел присмотреть за нами, или боялся появления убийц (хотя мне и трудно было вообразить себе банду, готовую напасть на десятерых вооруженных людей). Сам я решил выспаться. И хотя у меня врожденная склонность к очень чуткому сну, а близкая опасность действует на меня, словно ведро холодной воды, однако спокойно проспал до рассвета, а к полудню мы увидали возвышенность на излучине реки, на склоне которой вставал аккуратный небольшой замок с двумя башнями.

— Вот и прибыли, — сказал лейтенант Ронс — как видно, только затем, чтобы сказать хоть что-то, поскольку все было ясно и без слов.





* * *


Граф Родимонд был корпулентным лысеющим мужчиной лет сорока с блеклыми глазами навыкате. Принял нас одетым в кожаный испятнанный фартук, а на пальцах его я заметил желтые следы от кислот. Кабинет, в который мы вошли, был одной из лучших алхимических лабораторий, что мне приходилось видеть. На столах стояли большие горелки, реторты, котелки и змеевики. На полках теснились сотни банок и бутылочек из керамики, глины и темного стекла. Из алькова сбоку доносился запах зелий, и я увидел там сотни сушащихся растений. Кроме того, конечно, как и в любой другой уважающей себя алхимической лаборатории, полно здесь было предметов странных и никому не нужных: препарированная голова крокодила, рог гиппопотамуса, сушеный нетопырь с распростертыми крыльями и ощеренными клыками, когтистая медвежья лапа и два человеческих скелета, один большой, другой маленький, и к тому же без черепа. На деревянных полках вдоль стены стояло несколько десятков оправленных в кожу книжек.

Граф кружил подле столов и как раз снимал щипцами с горелки тигель, из которого валил дьявольски вонючий и душный дым. Скорее всего, субстанция в тигле была с примесью серы, поскольку отчетливо ощущался выразительный запах.

— Нет времени, нет времени… — повернулся он в мою сторону. — Ронс, кто это еще, во имя Бога Отца?

— Я уже говорил, господин граф. Это инквизитор из Хеза.

— Мордимер Маддердин к вашим услугам, господин граф, — склонил я голову, а де Родимонд кинул на меня быстрый взгляд:

— А я просил об инквизиторе, Ронс?

— Нет, господин граф.

— Так скажи ему, чтобы уезжал.

Махнул рукой и повернулся к тиглям.

— С вашего позволения, господин граф, — сказал я вежливо, поскольку не хотел, чтобы меня сбили с мысли.

Лейтенант Ронс хотел было потянуть меня за рукав, но я так глянул на него, что Ронс отдернул руку. Глаза его потемнели.

— Что? — де Родимонд не скрывал нетерпения.

— Готов поспорить, господин граф захочет поговорить со мной, а не с официальной делегацией от епископа Хез-хезрона, которая прибудет сюда расследовать практики языческих культов.

Он вздрогнул, поставил тигель и отложил щипцы. Кашлянул.

— Языческих культов? — фыркнул, но я видел, что он обеспокоен, поскольку всякий знал: приезд официальной комиссии Инквизиториума не приводит ни к чему хорошему.

— Мы видели трупы, — сказал я. — Жестоко убитых обитателей одного из сел. Лейтенант привез их в замок господина графа.

— Бандиты, — буркнул де Родимонд. — Здесь всюду полно этой голоты. Его Преосвященству стоило бы прислать судового урядника, а не инквизитора.

Тяжело рухнул в обитое выцветшим дамастом кресло.

— Принеси вина, Ронс, — приказал. — И три кубка.

— Это не бандиты, господин граф, — сказал я, не сомневаясь, что и сам об этом знает. — Бандиты не жрут мясо жертв, не глумятся над трупами и не отказываются от добычи. А в этом селе никто не грабил дома, с тел не сняли ни сапог, ни одежду, ни украшения.

Глянул на меня исподлобья.

— Может, так, а может, и нет, — сказал он. — Бандиты — это бандиты, и неизвестно, что им взбредет в голову.

— Бандиты, господин граф, обычно ведут себя вполне рационально. Поскольку живут с добычи. И не убивают только из радости убийства. По крайней мере, не таким образом. Или вы, господин граф, можете себе представить разбойников, пожирающих трупы? Зачем бы им это делать?

— Трупы обгрызли звери, — прогремел он, и я не знал, зачем он врет, если и сам не верит в свои слова.

— Да простит меня господин граф, но я в состоянии распознать следы человеческих зубов и отличить их от звериных, — ответил вежливо. — Был бы я также чрезмерно счастлив, если бы господин граф объяснил мне, как это случилось, что солдаты господина графа появились в селе уже через несколько часов после резни. Несмотря на то, что от замка до села день дороги.

Лейтенант Ронс должен был слышать эти слова, поскольку как раз входил с подносом, на котором стояли серебряный кувшинчик и три широких кубка. Однако я видел, что рука его даже не дрогнула.

— Налей, — приказал ему де Родимонд. — Вы хотите меня допросить, инквизитор? — Встал с кресла. — Меня, графа де Родимонда?! Осмелитесь ли вы подвергать сомнению мои слова?

— Я ищу истину, ваша милость, — ответил я вежливо.

— Это имперское пограничье, инквизитор, и не находится в твоей юрисдикции.

— А вы, ваша милость, предпочитаете объясняться с епископским посольством, которое прибудет из Хеза, или все же думаете, что стоит поговорить со мной?

— Угрожаешь мне? — Я видел, что он в бешенстве. Но вместе с тем в глазах его читался страх.

— Никогда бы не осмелился, господин граф, угрожать представителю столь знатного рода. Я желаю лишь сообщить господину графу о том, какой представляется мне ситуация.


— Знатного рода? — фыркнул. — Как мило! Готов спорить, что ты не слыхал ранее о графах де Родимондах, верно?

— С покорностью и сожалением признаю, что мои знания касательно великих аристократических родов крайне малы, — склонил я голову.

— А умеет подсластить этот инквизитор, а, Ронс? — рассмеялся граф и подал мне наполненный кубок. — Мне можно не льстить, Маддердин… или как там тебя. Графский титул и лен мы получили, поскольку моя святой памяти матушка путалась с имперским конюшим. Так уж случается в жизни, инквизитор. Мой прадед был честным бондарем, дед — честным солдатом, отец — продажным офицером стражи, который выслужился до раскидистых рогов, а я — граф. Как поговаривают в округе — дворянин, алхимик и конфратер дьявола. А кем будет мой сын? — рассмеялся, обнажив желтые неровные зубы.

— Я ценю людей, которые занимаются алхимией, — сказал я вежливо, игнорируя его выводы касательно семьи, — поскольку сия наука требует большого знания и терпения в проводимых опытах. Церковь в этом не видит ничего плохого.

Была это лишь полуправда, но я не намеревался объяснять графу нюансы отношения Церкви к алхимической науке.

— Да-да-да… — Он отпил большой глоток. — Твое здоровье, инквизитор. Не видит ничего плохого, пока не сожжет. Уж я-то знаю.

Я пригубил вино: было молодым и кисловатым, но случалось мне пить и худшее.

— Ну как, Ронс? — спросил де Родимонд. — Расскажешь ему, что происходит?

— Как пожелает господин граф, — холодно ответил офицер.

— Расскажи, расскажи — вдруг он чего-то присоветует? В любом случае, лучше это, чем если пришлет своих приятелей в черных плащах. Те сразу пожгут мне половину народу.

Я лишь вздохнул, поскольку непонимание деятельности и целей Инквизиториума всегда меня расстраивало. Отчего люди думают, будто мы существуем, лишь чтобы кого-нибудь сжигать? Это ведь крайность, а не ежедневное занятие.

— Садись, инквизитор, — указал мне на стул под стеной, — и слушай, поскольку это — очень интересная история.

Лейтенант Ронс минутку раздумывал.

— Уже третье село, — сказал он наконец. — Всегда получаем письмо. На этот раз там было сказано, чтобы брали телегу и ехали в Березняки…

— Так зовется то сельцо, которое ты видел, — вмешался граф.

— И всегда одно и то же. Изуродованные трупы и никаких свидетелей.

— Письмо? — повторил я. — Интересно. А я мог бы его увидеть?

— Отчего бы нет? — Граф полез в секретер и вынул оттуда сложенный пополам пергамент.

Черными чернилами некто написал: «Возьми телегу и езжай в Березняки. Поспеши, пока не засмердели».

— Острослов, — сказал я, внимательно разглядывая лист. — Это письмо человека ученого, господин граф. Четкие буквы… Обратите внимание, насколько элегантно его «Б» с этим брюшком и весьма изящной перекладинкой.

— Прекрасно, — иронично сказал граф, глянув на письмо.

— Это важный след, господин граф, — не дал я сбить себя с толку. — Свидетельствует о том, что враг господина графа не обычный бандит. Бандиты не пишут изящных писем.

— И что с того?

— А вы не полагаете разве, что это сужает круг подозреваемых? Может, злой сосед?

— Нет, Мордимер, — сказал он. — Мы здесь живем спокойно. Много земли и мало рабочих рук. Украсть людей, подкупить их, чтобы покинули мои владения и ушли работать на кого-то другого, — это бы я понял. Мы ценим человеческую жизнь, инквизитор. Здесь даже преступников не вешают, а отдают в рабство. Никто из моих соседей не сделал бы чего-то подобного.

— Понимаю, господин граф. Значит, никаких ссор?

— Всегда бывают ссоры, инквизитор, — вмешался Ронс. — Но никто не отважился бы на нечто подобное.

— Осмелюсь спросить: сообщил ли господин граф префекту? Императорскому двору?

— А что за дело им до этого? — пробасил де Родимонд. — Как собирать подати — они первые, а как что другое… Конечно, сообщил. Но даже не ответили.

Я покивал, поскольку чего-то подобного и стоило ожидать. У императора и его урядников были более важные дела, чем решать проблемы провинциального графа, получившего титул в обмен на рога отца. Но вот пусть бы он осмелился не уплатить податей. Сразу бы прибыли прево[27] и его мытари.

— Я с радостью помогу господину графу, — сказал я. — Поскольку, хотя и не знаю, в ереси ли здесь дело или в колдовстве, готов поспорить, что подобная вероятность существует.

— Колдовство, — фыркнул граф. — Тоже мне…

— Это лишь предположение, — развел руками. — Соблаговолит ли господин граф рассказать мне всю историю с самого начала?

— Ронс! — де Родимонд глянул на лейтенанта.

— Слушаюсь, господин граф. — Офицер отставил пустую чашу, после чего долил вина из кувшина сперва графу, потом мне, а затем уже — себе. — Все началось с исчезновения людей из Медвежатника…

— Такие уж здесь варварские названия, — пробормотал граф. — Медвежатник, Березняки, Мшаные Горки, Болотень, Сфорнгейс, Утопшая Челядь…

— Сфорнгейс?[28] — усмехнулся я. — И вправду варварские. Но, лейтенант, как это — исчезновение? Тела нашли?