Смерть оловянных солдатиков

– Я услышал вас. Я переговорю со всеми заинтересованными сторонами.

Посетитель продолжал смотреть.

– Я отвечу вам в самое ближайшее время, – еще раз сказал Банкир.

– Вы не верите мне?

– Ну почему… Верю. Конечно. Но собрать всех, обсудить… Завтра, до обеда…

– Вы не верите мне, – повторил посетитель. И поднял к уху мобильный телефон.

И отчего-то Банкир не остановил его. И даже не встал с кресла. Сидел как пригвожденный. Посетитель набрал номер и сказал одно слово. Только одно слово:

– Действуйте.

И где-то там, далеко, в одном из филиалов банка, сидевшая в кресле девушка встала и пошла к выходу. Просто встала и пошла. Не сказав ни слова. Начальник охраны облегченно вздохнул, провожая ее взглядом.

Женщина вышла из банка и пошла по улице. Прошла шагов сто… И тут…

Наверное, кто-то нажал кнопку. Вряд ли она сама. Кто-то, наблюдавший ее издалека, нажал кнопку радиовзрывателя. Сигнал прошел. Контакты замкнулись. Бомба взорвалась.

Ахнул взрыв! Окружающие здания ощутимо тряхнуло. Во всех ближайших окнах, вплоть до пятых этажей, разом лопнули и вылетели стекла. Несколько машин подбросило и швырнуло на фонари и тротуары. Немногочисленных прохожих разметало в разные стороны, как случайный сор, но, кажется, никого не убило, потому что, придя в себя, они стали надрывно, захлебываясь от страха и боли, кричать. В офисах и магазинах заверещала сработавшая сигнализация. На месте взрыва образовалась двухметровая воронка. Саму смертницу, обвязанную тротилом, разорвало на мелкие куски.

Наверное, заряд сработал не весь, иначе разрушения были бы гораздо более серьезными. Но и того, что было, вполне хватило, чтобы ближайшие кварталы стали напоминать поле боя после бомбежки. Испуганный, оглушенный, иссеченный осколками стекла Начальник охраны Банка, сидя на полу и кое-как пережимая носовым платком порезы, звонил кому-то по мобильному телефону.

Звонил в головной офис. Звонил Банкиру.

– Что? – спросил Банкир. – Что?!! Когда?!! – И, побледнев и нервно распустив узел галстука, оглянулся на спокойно сидящего посетителя. – Это… Это вы?!

– Вы не верили мне. И я вынужден был представить доказательства.

– Доказательства?

– Да. Теперь, надеюсь, вы не сомневаетесь? Или мне… – И посетитель потянулся к телефону.

– Нет-нет, я верю вам. Да… Верю…

– Когда я смогу узнать ваше решение?

– Сейчас. Прямо сейчас… То есть нет, мне надо время… Немного. Совсем немного. Тридцать минут! Вы подождете?

Посетитель согласно кивнул.

– Тридцать минут. Но не больше. Больше получаса кнопку удерживать трудно. Пальцы могут занеметь и ослабнуть. И тогда говорить о чем-то будет уже поздно.

Такой аргумент. В прямом смысле убойный. И посетитель свел и развел пальцы. Большой и указательный. И все стало понятно. Потому что очень наглядно. Банкир вышел, почти выбежал из кабинета.

Через полчаса решение было принято. Ведь мышцы точно устают. И можно не удержать…

– Куда вам перевести деньги?

– Вот по этим счетам.

И даже не надо получать их наличными и таскать через границу. Потому что переведут, никуда не денутся! И не будут перехватывать. И не станут отслеживать. И вряд ли кому об этом расскажут. Потому как в любой следующий час в отделения банка могут зайти люди – дамы в платках или юноши в плащах свободного покроя. Сесть в кресло. И ждать. И никак от этого не защититься. И даже если обыскивать каждого входящего. И даже если поставить магнитные рамки. И завести собак, натасканных на пластид. И что с того? Можно не пустить в банк смертника, но он может взорвать себя рядом с банком. И рядом с другими банками. Так, чтобы разнести выходящих из него посетителей. Или какой-нибудь неизвестный злодей начнет планомерно отстреливать клиентов. Именно этого банка. И угрожать расстреливать других. Того же самого банка. И результат будет тот же самый. Потому что, если кто-то хочет что-то сделать, он найдет способ…

Так что некуда деваться банкирам. Только договариваться. Только платить.

– Надеюсь, никто об этой нашей сделке не узнает?

– Нет.

– Но ваши исполнители. Они могут что-то кому-то рассказать. Надеюсь, вы понимаете, что мы заплатили за молчание. Что если что-то станет известно, то наша с вами сделка будет опротестована. С нашей стороны. Вы меня понимаете…

Да уж как не понять. Они еще сотню миллионов не пожалеют, чтобы болтливые рты позатыкать. В их мире наживы чего только не происходит. Под одеялом. А снаружи – тишь да гладь! И никто ничего! Ни полсловечка! Одни улыбки!

– Можете быть спокойны. Никто никому ничего не расскажет. Не успеют.

Банкир понятливо закивал.

– Да, понимаю. Работа у вас такая. Опасная. Чего только не случается. С теми, с кем может случиться.

Банкир очень быстро пришел в себя. Такие люди умеют брать себя в руки. И галстук его уже не был распущен. Галстук его был на месте и был хорошо завязан. И на лице не было испуга. И не было сожаления.


Все встали. И пожали друг другу руки. Довольные исходом сделки. От которой выиграли обе стороны. Потому что одна сторона получила, а другая не проиграла гораздо больше.

– Разрешите вашу визиточку?

– Зачем?

– Затем, что у нас есть конкуренты. А вы доказали свою эффективность. Как менеджер. Согласитесь, лучше платить за чужие проблемы, чем за те же деньги выкупать свои. Не исключено, что, если нам понадобится помощь, мы найдем вас. Если вы, конечно, не против. Это не мое мнение, это мнение…

Банкир ткнул пальцем в потолок.

– Всегда к вашим услугам.

Джунгли, они есть джунгли. Даже если каменные. Даже если рассвеченные разноцветными неоновыми огнями и всполохами реклам. Один хрен! Со всех сторон слышен визг и хрипы раздираемых в куски жертв, чавканье жрущих их хищников и вой подбирающих объедки чужого пиршества шакалов. Все улыбаются друг другу. Но все жрут всех! И косточки обгладывают!

И ему выкусить удалось. Свой кусок. Жаль не самый большой. Потому что – продешевил. Что такое двести пятьдесят миллионов? Маловато будет двести пятьдесят.

Надо было полмиллиарда просить!





* * *


– Пять… Пятнадцать… Какие пятнадцать – сорок! Пятьдесят! Миллионов! Долларов!

Зашумел, заволновался, загалдел Восток, обсуждая очередной подвиг Галиба.

– Пятьдесят! Дали! И он даже никого не взорвал! Сами – дали! Галибу!

Хотя не пятьдесят, а двести пятьдесят. Но эти цифры были запредельные для понимания нищего населения. Им и пятьдесят уже не арифметика, а астрономия!

– Галиб воин.

– Галиб счастливчик.

– Галиба любит Аллах!

Деньги – очень хорошая реклама. Лучше, чем отрезанные головы. Потому что не всякий мечтает отрезать пару голов, но каждый получить миллион. Тем более долларов!

– Галиба боятся неверные.

– Галиба боятся все, даже банкиры! Они отдают ему деньги.

– Галиб отбирает деньги, чтобы платить своим воинам. Он очень хорошо платит своим людям. Их семьи ни в чем не нуждаются. Галиб щедр!..

Новые добровольцы потянулись в отряд Галиба. Но брали уже не всех, только тех, кто раньше проявил себя, кто имел опыт боевых действий. Армия Галиба росла. И… не воевала.

А армия, которая не воюет, разлагается. Это вам любой ефрейтор скажет. Солдаты без дела – это стихия, которая спит, жрет, пьет, играет в азартные игры, бегает по девкам и учиняет меж собой разборки. И точно не хочет умирать, потому что лишаться такой сладкой жизни – дураков нет! Тем более за такие деньги.

То есть надо воевать. Хоть с кем. Потому что как еще поддержать свой авторитет? Еще десяток глаз вырвать и полста рук отсечь за нарушения дисциплины? Нет, повтор сюжетов в шоу недопустим. Этим ходом уже никого не удивить. Интрига должна нарастать и делать неожиданные сюжетные повороты. Чтобы держать «зрителя» в напряжении. Нужны акции. Нужно что-то взорвать, кого-то застрелить или хотя бы зарезать. Лучше многих взорвать, еще больше застрелить и еще зарезать. Чтобы укрепить свой имидж. Потому что рано или поздно кто-нибудь задаст вопрос: отчего это удачливый воин Галиб отсиживается в тылу? Возможно, уже задают.

– Задают, – подтвердили худшие опасения сексоты. – Болтают меж собой.

– О чем?

– О разном. О Галибе.

– Что говорят?

– Все – что он храбр и удачлив. Что щедр.

– А другие. Которые – не все? Говори как есть!

– Ходят слухи, которые распускают враги, что Галиб боится крови. Что он не убивает неверных, но лишь своих. Что он рубит им руки, и вырывает языки, и казнит, а врагов не трогает. Что за все это время не было никаких акций…

Да, это так. И это нехорошо. Это плохо! Пока об этом говорят тихо и говорят враги. Но скоро об этом начнут говорить во весь голос и начнут говорить друзья. И «легенда» зашатается. Не бывает террористов, которые только пугают. Воины должны убивать, проливая литры чужой крови. А лучше – тонны. Галиб пока не пролил ни капли крови «неверных». И это очень опасно. Потому что рождает вопросы. Сколько можно отлынивать от «грязной» работы? Если ты рядишься в шкуру бандита, то должен вести себя соответствующим образом – выходить на большую дорогу и резать прохожих, отбирая у них кошельки. Если ты насильник – насилуй женщин, а не рассказывай про свои амурные в прошлом победы. Ну а коли террорист – убивай! Войны в белых перчатках не бывает. Война дело грязное и кровавое. Если ты, конечно, хочешь победить.

Нужны акции! Нужны жертвы, принесенные на алтарь борьбы за всеобщую исламизацию. Трупы нужны, трупы! Без них Галиб рискует превратиться в просто проповедника. А зачем тогда он? Дальше отступать некуда. Нужно убивать. Не хочется, но… без этого не обойтись. Дальше не обойтись. Всякий разведчик, который не в кабинетах, который в поле, проходит через кровь невинных жертв.

Кто-то, кто помельче, кому назначено взрывать мосты, и минировать дороги, и брать «языков» в тылу врага, ликвидирует случайных свидетелей, которые заметили диверсионный отряд на марше. А уж кто это будет – бабушка, отправившаяся в лес по грибы-ягоды, или ее внучка, собиравшая хворост, – никто знать не может. Это как повезет. Той бабушке или внучке.

А кто рангом повыше, тот, не исключено, для внедрения во вражий разведцентр сдаст полицаям своих товарищей по отряду. Друзей своих! Потому что так было задумано – что сдаст и тем выслужится. И те, кто с ним обучались в разведшколе, и летели на самолете, и прыгали с парашютом, и пробирались по лесным дебрям, с кем он из одного котелка ел, знать не знали, и даже предположить не могли, что назначены «пушечным мясом» и изначально вписаны в легенду как жертвы «предателя». И дай бог, чтобы того «предателя» для проверки не заставили пытать своих сотоварищей, вырывая им ногти и расстреливая подле тюремной стенки. Потому что и такое случалось, и нужно было, глядя в лицо своим жертвам, друзьям своим, резать их и жечь, и усмехаться, и заискивать на их глазах перед врагом. И ни единым жестом или взглядом или хотя бы единой слезинкой не выдать себя…