Смертельная белизна

– Какого черта вы там ползаете?

У Робин перехватило дыхание; она хотела выпрямиться, но ударилась головой о край стола и взвыла от боли. Аамир, только что выбравшийся из кресла, которое стояло под углом к двери, снимал наушники. По всей видимости, он позволил себе короткую передышку и слушал айпод.

– Я постучалась! – потирая темя, сквозь слезы воскликнула Робин. Жучок до сих пор был зажат у нее в кулаке, и она спрятала руку за спину. – Я думала, здесь никого нет!

– Зачем, – повторил он, – вы тут ползаете?

Не успела она ответить, как дверь распахнулась и вошел Герайнт.

На лице у него не играла тонкогубая улыбка, спеси заметно поубавилось, и никаких сальностей в адрес Робин, сидящей на корточках у него в офисе, не последовало. Уинн как-то весь ужался, под впалыми глазами с контактными линзами появились лиловые круги. В недоумении он перевел взгляд с Робин на Аамира, и когда тот пустился в объяснения насчет непрошеного визита Робин, та успела опустить жучок в сумку.

– Извините, пожалуйста, – выдавила она, распрямляясь. Ее прошиб пот. У края мысли заметалась паника, но тут спасательной соломинкой приплыла идея. – Мне очень неловко, правда. Я собиралась оставить записку. Просто хотела позаимствовать вот это.

Под хмурыми взглядами обоих мужчин она указала на выдернутый из сети вентилятор.

– Наш неисправен. Офис раскалился, как топка. Я подумала, у вас не будет возражений. – Она взывала к Герайнту. – Хотела взять на полчаса, не больше. – У нее на лице появилась жалобная улыбка. – Честное слово, я там чуть в обморок не упала.

Она отлепила ворот блузы от влажной кожи. Взгляд Герайнта упал на ее грудь, и губы искривила привычная похотливая ухмылка.

– Хотя это не мое дело, но перегрев явно вас украшает, – сказал Уинн, и Робин через силу хихикнула.

– Ну так как, одолжим минут на тридцать? – обратился он к Аамиру.

Тот промолчал, но застыл как истукан, глядя на Робин с нескрываемым подозрением. Осторожно сняв вентилятор со стола, Герайнт протянул его Робин. Когда она повернулась спиной, он легонько шлепнул ее по ягодице.

– Обращайтесь!

– Да, непременно, – содрогаясь, ответила она. – Большое вам спасибо, мистер Уинн.





28




Принимаю ли это к сердцу! Когда мне суют палки в колеса, портят дело всей моей жизни!

Генрик Ибсен. Росмерсхольм



От долгого пути до Аптекарского огорода в Челси и хождения по его дорожкам травма двуглавой мышцы бедра отнюдь не зажила. Поскольку живот крутило от постоянного приема ибупрофена, Страйк уже сутки не принимал обезболивающие и в результате испытывал, как любили выражаться его доктора, «некоторый дискомфорт», когда в четверг после обеда, сняв протез и прислонив его к стене, сидел на офисном диване и просматривал дело Чизуэлла.

На окне его кабинета безголовым соглядатаем маячил повешенный на карниз шторы выходной костюм на плечиках, а поверх него – сорочка и галстук; под безвольно болтающимися штанинами брюк стояли надраенные ботинки со вложенными в них свежими носками. Сегодня вечером он договорился пойти в ресторан с Лорелеей и подготовился заранее, чтобы перед сном не пришлось лишний раз подниматься в мансарду.

Лорелея проявила свойственное ей понимание, узнав, что Страйк не отвечал на звонки, поскольку сидел у кровати Джека, и лишь с едва уловимым раздражением в голосе сказала, что он, вероятно, измучился там один. Страйку хватило здравого смысла не уточнять, что рядом с ним была Робин. Потом Лорелея мягко и беззлобно попросила его о встрече за ужином, «чтобы кое-что обговорить».

Они встречались десять с лишним месяцев; совсем недавно Лорелея выхаживала его в течение пяти суток, пока он был совершенно беспомощен. Страйк понимал: будет несправедливо, непорядочно выпытывать у нее по телефону все, что она хотела сказать ему лично. На периферии его сознания грозно маячили, как тот же висящий костюм, поиски ответа на неизбежный вопрос: «Как по-твоему, куда приведут наши с тобой отношения?»

Но все мысли заслонял опасный, с его точки зрения, оборот, который принимало дело Чизуэлла: до сих пор от министра не поступило ни гроша вознаграждения, хотя на оплату труда сотрудников и накладные расходы тратилась уйма денег. Допустим, Робин сумела нейтрализовать прямую угрозу со стороны Герайнта Уинна, зато Барклай после многообещающего начала своей деятельности не накопал вообще ничего на первого шантажиста, и Страйк уже предвидел катастрофические последствия расторопности газеты «Сан», которая вполне могла первой найти подходы к Джимми Найту. Чизуэлл уверял, что этот тип не захочет, чтобы его история просочилась в СМИ, но, по мнению Страйка, Джимми, так и не получивший из Форин-Офиса обещанные Уинном таинственные фотоснимки, мог от злобы и безысходности попытаться обратить к своей выгоде единственный шанс, ускользающий у него между пальцев. История его судебных процессов говорила сама за себя: Джимми – из той породы людей, которые действуют по принципу: «Нос отморожу, чтоб позлить свою рожу».

Не добавлял Страйку оптимизма и Барклай, который после шести суток слежки за Джимми и его компанией заявил, что его жена подаст на развод, если он сейчас же не явится домой. Страйк, задолжавший Барклаю энную сумму накладных расходов, предложил ему заехать в офис для получения чека, а затем взять пару дней в счет отгулов. Что же касалось обычно безотказного Хатчинса, тот, к неописуемой досаде Страйка, сославшись на отсутствие предварительной договоренности, отказывался взять на себя слежку за Джимми Найтом взамен топтания на Харли-стрит, где Ловкач возобновил прием пациентов.

– А в чем, собственно, проблема? – без лишних церемоний спросил его Страйк, превозмогая болезненную пульсацию в культе. При всем своем добром отношении к отставному полисмену он не забывал, что Хатчинс недавно взял выходные для какого-то семейного путешествия, а затем, когда его жена сломала запястье, поехал отвозить ее в больницу. – Тебе надо лишь сменить объект, вот и все. Я в данном случае не гожусь: Найт меня знает.

– Ну ладно, что ж поделаешь, надо так надо.

– Ценю, – раздраженно бросил Страйк. – Спасибо.

В семнадцать тридцать Страйка вывели из сгустившейся мрачности шаги Робин и Барклая по железной лестнице.

– Привет, – сказала Робин, входя в приемную с дорожной сумкой через плечо. В ответ на недоуменный взгляд Страйка она объяснила: – Выходное платье для паралимпийского банкета. Переоденусь в туалете – домой не успеваю.

Следом за Робин вошел Барклай и плотно затворил дверь.

– Мы внизу столкнулись, – радостно сообщил он Страйку. – Первый раз такое.

– Сэм сейчас рассказывал, сколько ему приходится забить косяков, чтобы не отставать от Джимми, – смеясь, доложила Робин.

– Я не затягиваюсь, – без тени юмора уточнил Барклай. – На работе не положено.


Из-за того что эти двое вроде бы спелись, Страйка охватила извращенная досада; он сейчас с трудом поднимался с диванных подушек из кожзаменителя, издававших обычные в таких случаях непристойные звуки.

– Это диван, а не я! – рявкнул он на Барклая, который с ухмылкой озирался по сторонам. – Сейчас получишь свои бабки.

– Сиди, я достану, – сказала Робин и опустила сумку на пол, чтобы вынуть из нижнего ящика письменного стола чековую книжку и ручку. – Выпьешь чаю, Корморан? А ты, Сэм?

– Ага, неси давай.

– С чего это вы так раздухарились? – кисло спросил Страйк, выписывая Барклаю чек. – Мы, между прочим, вот-вот потеряем заказ, который обеспечивает нам полную занятость. Или у вас появилась неизвестная мне информация?

– На неделе в «Найтвилле» отмечено единственное стоящее событие: Флик не по-детски чморит одну соседку по квартире, – сообщил Барклай. – Зовут Лора. Девчонка заподозрила, что Джимми стырил у ней из сумочки кредитку.

– Это в самом деле он? – резко спросил Страйк.

– Я считаю, сама же Флик и сперла. Рассказывал тебе, нет?.. Она хлесталась, будто на работе не брезгует наличку поворовывать.

– Да, ты говорил.

– А скандал начался в пабе. Девчонку, Лору то есть, смешали с грязью. У ней с Флик вышел спор: кто из них двоих больше обуржуазился.

Несмотря на боль и мрачное расположение духа, Страйк усмехнулся.

– Короче, такой кипеж разгорелся. Всё сюда приплели: у кого пони был, кто за границу на отдых летал. Тут Лора эта возьми да и скажи: мол, Джимми, кажись, у ней пару месяцев назад умыкнул кредитку. Джимми аж вызверился. «Клевета!» – кричит…

– Жаль, ему запрещено иски подавать, – вставил Страйк, отрывая чек, – а то мог бы ее засудить.

– …а Лора в потемках на улицу выскочила, ревет белугой. А потом с квартиры съехала.

– Фамилия у этой Лоры есть?

– Постараюсь разузнать.

– А что известно о прошлом Флик, Барклай? – спросил Страйк, когда Сэм убирал чек в бумажник.

– Она мне рассказывала, что бросила универ, – ответил Барклай. – На первом курсе все экзамены завалила – так и не доучилась.

– Вот видите: лучшие люди не утруждают себя учебой, – вклинилась Робин, появившись с двумя кружками чая. (И Страйк, и она сама не дошли до диплома.)

– Спасибочки, – сказал Барклай, принимая от Робин кружку. – Предки у ней в разводе, – продолжал он, – она с ними вообще не контачит. Они, видите ли, Джимми недолюбливают. У меня язык не поворачивается их осуждать. Если моя дочурка свяжется когда-нибудь с таким прохиндеем, как Найт, я долго раздумывать не стану. А он, между прочим, за ее спиной бахвалится перед парнями, что на спор закадрит любую молоденькую телку. Всего-то и нужно – запудрить ей мозги: как, мол, почетно из идейных соображений лечь под великого революционера. Флик и половины его подвигов не знает.

– А среди этих девиц есть несовершеннолетние? Его бывшая супруга дала понять, что он до них большой охотник. Это был бы козырь.

– Да нет, всем шестнадцать стукнуло, по моим сведеньям.

– Жаль, – сказал Страйк и перехватил взгляд Робин, которая принесла кружку чая для себя. – Не пойми превратно. – Он вновь обернулся к Барклаю. – Судя по тому, что я услышал на марше протеста, она и сама не без греха по этой части.

– Ну да, один из ее дружков отпустил шутку насчет официанта-индуса.

– Насчет официанта? Я что-то про студента слыхал.

– Одно другому не мешает, – изрек Барклай. – Как я понимаю, она та еще…

Но, поймав взгляд Робин, Барклай передумал уточнять и просто отхлебнул чая.

– А у тебя что нового? – спросил ее Страйк.

– Кое-что есть. Я извлекла второй жучок.

– Не может быть. – Страйк даже встрепенулся.

– Только что закончила расшифровку – там не на один час разговоров было. Большей частью совершенно пустых, но… – поставив кружку на стол, она расстегнула молнию дорожной сумки и достала записывающее устройство, – есть один странный отрывок. Вот послушайте.

Барклай присел на подлокотник дивана. Робин выпрямилась в своем рабочем кресле и щелкнула переключателем.

В приемной зазвучал характерный говор Герайнта.

«…умасливай их, как сможешь, обеспечь мне возможность представить Элспет принцу Гарри, – говорил Герайнт. – Ладно, я пошел, до завтра».

«Доброй ночи», – ответил Аамир.

Робин помотала головой и одними губами сказала Страйку и Барклаю: «Это не всё».

Они услышали, как закрылась дверь. После обычной тридцатисекундной паузы раздался щелчок – в том месте, где прекратилась, а потом возобновилась запись. Теперь это был глубокий женский голос с валлийским акцентом:

«Ты у себя, милый?»