Смертельная белизна

Генрик Ибсен. Росмерсхольм



«Мерседес» Чизуэлла свернул с Сент-Джеймс-стрит на Пэлл-Мэлл и направился по Кливленд-роу.

– Что еще такое? – рявкнул Чизуэлл, когда автомобиль замедлил ход и остановился.

Крики впереди отнюдь не отличались восторженностью, какой могли бы ожидать звезды и особы королевской крови. С левой стороны улицы образовалась толчея, поскольку люди шарахались от места драки, где, как могло показаться, схватились стражи порядка и протестующие; туда уже бежали полицейские в форме. Из этого хаоса вывели двух закованных в наручники взъерошенных мужчин в футболках и джинсах: Джимми Найта и какого-то блондинчика с жидкими косицами-дредами. Робин с трудом подавила крик ужаса, когда вслед за этой шпаной двое полицейских поволокли истекающего кровью Страйка. Волнение позади них не утихло, а, наоборот, усилилось. Ограждение раскачивалось из стороны в сторону.

– Тормози, ТОРМОЗИ, кому сказано! – заорал Чизуэлл шоферу, который начал было продвигаться вперед. – Дверь открой. Венеция, открой свою дверь! Тот мужчина! – проорал Чизуэлл оказавшемуся рядом полисмену, который повернулся и замер, как истукан, когда понял, что на него орет сам министр культуры и при этом указывает на Страйка. – Это мой гость, вон тот человек, да-да, отпустите же его, чтоб вас всех!

Оказавшись в непосредственной близости от правительственного автомобиля, от министра со стальным аристократическим голосом, а также от порхающего туда-сюда гравированного пригласительного билета, полисмен беспрекословно повиновался. Этот эпизод прошел почти незамеченным: всеобщее внимание было приковано к ожесточенной схватке полиции с участниками ОТПОРа, к давке и толкотне людей, пытавшихся выбраться из этого замеса.

В свою очередь, кучка операторов и репортеров с камерами и ручками наготове ринулись в самую гущу.

– Иззи, подвинься. Садись, ЗАЛЕЗАЙ В МАШИНУ! – пролаял Чизуэлл Страйку из окна автомобиля.

Когда Страйк втиснулся на заднее сиденье, Робин оказалась почти на коленях у Иззи. Дверь захлопнулась, и машина тронулась с места.

– Вы кто такой? – завизжала перепуганная Кинвара, которую Иззи вдавила в противоположную дверь. – Что происходит?

– Это частный детектив, – отрезал Чизуэлл.

Его решение увезти Страйка вызвало панику в салоне авто. Развернувшись вполоборота к сыщику, Чизуэлл прорычал:

– И какую пользу ты мне принес своим арестом, чтоб тебя?

– Никакого ареста не было, – спокойно парировал Страйк, утирая нос тыльной стороной ладони. – Полиция всего-навсего хотела снять показания. На меня набросился Найт, когда я схватил его плакат… О, спасибо, – добавил Страйк, когда Робин, несмотря на то что они были прижаты друг к другу как шпроты, изловчилась достать с задней панели коробку бумажных салфеток и передать ее Страйку. Зажав нос, детектив прогнусавил: – Я уничтожил эту агитку. – Салфетка окрасилась в алый цвет.

Впрочем, никто не поздравил Страйка с этим достижением.

– Джаспер, – подала голос Кинвара. – Что, ради всего святого, здесь происх…

– Рот закрой, – огрызнулся Чизуэлл, не глядя на жену. – Здесь не место и не время разводить дискуссии, – гневно добавил он, будто кто-то из присутствующих требовал именно этого. – Еще фотографов нам не хватало… На прием поедем все вместе. Это я беру на себя.

Автомобиль приближался к кордону, где полиция проверяла удостоверения личности и пригласительные билеты.

– Всем молчать, – скомандовал Чизуэлл. – Зат-кнись, – упреждающе обратился он к жене, которая уже раскрыла рот.

Стоящий впереди «бентли» благополучно пропустили; «мерседес» тоже продвинулся вперед.

Через боль, поскольку добрая часть веса Страйка придавила ей левое бедро, Робин отметила какой-то хриплый визг позади автомобиля. Обернувшись, она увидела, что за машиной бежит какая-то девица, преследуемая женщиной в полицейской форме. Крикунья с томатно-рыжими волосами и в футболке с изображением разорванных олимпийских колец горланила:

– Он на них ставил лошадь, так и знай, Чизуэлл! Он на них на всех ставил лошадь, ты, лживый гад, вор, убийца!..

– Со мной гость, у которого при себе нет пригласительного билета! – Чизуэлл пытался докричаться из окна до стоящего в кордоне вооруженного полисмена. – Корморан Страйк, инвалид войны. О нем писали все газеты. В офисе возникла путаница, и его приглашение затерялось. Принц лично, – с невероятным апломбом добавил он, – очень просил меня его привезти.

Страйк и Робин не без удовольствия наблюдали за тем, что происходило позади автомобиля. Двое полицейских схватили брыкающуюся Флик и потащили прочь. Глаза слепили новые вспышки фотокамер. Под давлением министра вооруженный полицейский попросил Страйка предъявить удостоверение личности. Детектив, постоянно имевший при себе пару фальшивых документов, протянул для проверки свои подлинные водительские права. За «мерседесом» образовалась пробка. Через пятнадцать минут ожидалось появление принца. В конце концов их пропустили.

– Ой, зря, – еле слышно обратился Страйк к своей напарнице. – Меня не должны были пропустить. Совсем тут расслабились.

Сделав круг по внутреннему двору, авто наконец остановилось в шаге от устланных красной дорожкой пологих ступеней, ведущих в огромное янтарного цвета здание, напоминающее загородный дворец. По бокам ковровой дорожки были устроены пандусы, и по одному из них в кресле-каталке уже совершал свой путь наверх прославленный баскетболист.

Страйк открыл дверь, выбрался из салона и повернулся, чтобы помочь Робин. Она не отказалась от его помощи. Левая нога, которую отдавил ей своим весом Страйк, полностью онемела.

– Рада снова тебя видеть, Корм, – прощебетала, расплываясь в улыбке, Иззи, появившаяся из авто следом за Робин.

– Привет, Иззи, – сказал Страйк.

Вольно или невольно взявшийся опекать Страйка, Чизуэлл устремился вверх по лестнице, дабы объяснить служителю в ливрее, что этого гостя необходимо пропустить без пригласительного билета. До Страйка и Робин доносилось слово «ампутант». Вокруг них такие же автомобили выпускали из своего чрева лощеных пассажиров.

– Что вообще происходит? – обратилась Кинвара к Страйку, обойдя автомобиль. – В чем дело? С какой стати Джасперу потребовался частный детектив?

– Да заткнешься ты наконец или нет, бестолочь? – прогремел голос Чизуэлла.

Естественно, он мучился тревогой и дурными предчувствиями, но такая неприкрытая ярость потрясла Робин до глубины души. «Да ведь он ее ненавидит, – подумала она. – Просто не переваривает».

– Вы, обе, – министр кивнул в сторону жены и дочери, – марш в вестибюль. А ты, – проводив взглядом родственниц, Чизуэлл обернулся к Страйку, – назови мне хотя бы одну причину, по которой я не должен дать тебе пинка под зад. Ты вообще соображаешь, – от ярости Чизуэлл брызгал слюной ему на галстук, – что меня назвали мерзким убийцей в присутствии как минимум двух десятков свидетелей, включая прессу?

– Все подумали, что это городская сумасшедшая, – не спасовал Страйк.

Даже если такое предположение хоть сколько-нибудь успокоило министра, то это никак не отразилось на его лице.


– Завтра в десять у меня будет с тобой разговор, – продолжил Чизуэлл. – Только не в офисе. А в квартире на Эбери-стрит.

Он отвернулся, но, немного поразмыслив, опять повернулся к напарникам-детективам.

– И вы тоже будьте любезны присутствовать, – желчно обратился он к Робин.

Стоя бок о бок, Робин и Страйк наблюдали, как министр неуклюже поднимается по лестнице.

– Мы уволены? – прошептала Робин.

– Как пить дать, – ответил Страйк, который немного оклемался, но едва стоял на ногах от боли.

– Корморан, а что было на том плакате? – поинтересовалась Робин.

Молча пропустив даму в персикового цвета шифоне, Страйк тихо проговорил:

– Чизуэлл, болтающийся в петле, а под ним гора мертвых детей. Но была в этой композиции одна закавыка.

– Какая?

– Детишки – все чернокожие.

Страйк вытер нос ладонью и потянулся в карман за сигаретой, но вовремя вспомнил, где находится, и тут же опустил руку.

– Послушай, если эта особа, Элспет, будет здесь, постарайся разузнать, что ей известно насчет Уинна. Это очень поможет отстоять наш итоговый гонорар.

– Хорошо, – ответила Робин. – Кстати, у тебя затылок все еще кровоточит.

Страйк безуспешно попытался вытереть голову салфетками, прихваченными из автомобиля, и заковылял вверх по лестнице рядом с Робин.

– Сегодня нас не должны видеть вместе, – проинструктировал он, когда, переступив порог, они оказались под янтарно-пурпурно-золотым сводом. – На Эбери-стрит, возле дома Чизуэлла, есть кафе. Встречаемся там завтра в девять утра: погибать – так с музыкой. Ну, давай вперед.

Когда Робин уже сделала несколько шагов в сторону внушительной парадной лестницы, Страйк сказал:

– Кстати, шикарное платье.





33




Кого вы не околдуете – раз зададитесь этой целью.

Генрик Ибсен. Росмерсхольм



Холл дворца-усадьбы представлял собой необъятное пространство. Парадная лестница, устланная красной с золотом ковровой дорожкой, вела на второй этаж, где разделялась на два крыла, от которых вправо и влево отходили коридоры. Стены, возведенные, судя по всему, из мрамора, отливали охрой, жухлой зеленью и оттенками розового. Нескольких паралимпийцев прямо от входа проводили к лифту, тогда как Страйк медленно поковылял к лестнице, чтобы самостоятельно вскарабкаться наверх, беспрепятственно и свободно держась за перила. Сквозь большое, обильно декорированное окно верхнего света, поддерживаемое колоннами, почти не было видно неба из-за многообразия подсветки, призванной подчеркнуть цветовую гамму больших, во всю стену, венецианских полотен на библейские сюжеты.

Стараясь шагать естественно, чтобы никто не принял его за ветерана-паралимпийца и не стал требовать рассказа о былых заслугах, Страйк смешался с толпой приглашенных и проследовал от лестницы по правому коридору мимо балкона в небольшой аванзал, выходящий на внутренний двор, где припарковались автомобили официальных лиц.

Оттуда гостей провели налево, в длинную и просторную картинную галерею, устланную светло-зеленым ковром с нежно-розовым орнаментом. По обеим сторонам галереи располагались высокие окна, и каждый дюйм простенков занимала какая-нибудь картина.

– Прохладительный напиток, сэр? – прямо с порога обратился к Страйку официант.

– Это шампанское?

– Английское игристое, сэр, – уточнил молодой человек.

Страйк больше для порядка взял бокал и устремился в гущу приглашенных, по пути миновав Чизуэлла и Кинвару, которые слушали (или, как думалось Страйку, притворялись, что слушают) спортсмена-колясочника. Кинвара исподволь проводила Страйка подозрительным взглядом, когда тот направился в дальний конец зала, надеясь отыскать там стул или хотя бы подобие стойки, чтобы разгрузить ноги. На его беду, облокотиться было не на что и во всей галерее не оказалось ни единого стула; чтобы отвлечься, Страйк подошел к гигантскому полотну графа д’Орсе, изображавшему королеву Викторию верхом на серой в яблоках лошади. Прикладываясь к бокалу с игристым вином, он украдкой пытался остановить кровь, по-прежнему сочившуюся из носа, и оттереть со своих брюк наиболее заметные пятна грязи.

Мимо него сновали официанты, разносившие закуски. Страйк успел схватить пару канапе с крабами и принялся изучать зал, отметив еще одно эффектное мансардное окно, на сей раз опирающееся на золоченые пальмы.

Вокруг царила необычная атмосфера. С минуты на минуту ожидалось появление принца, и по этой причине общее веселье накатывало и отступало нервными импульсами, которые сопровождались постоянными взглядами в сторону дверей. Со своего наблюдательного пункта близ королевы Виктории Страйк засек у изысканного черно-золотого камина напротив осанистую фигуру в платье цвета ярко-желтой примулы. Одна рука аккуратно лежала на шлейке палевого лабрадора, который, тяжело дыша, сидел у ног хозяйки. Страйк не сразу опознал Делию – сегодня искусственные глаза не были скрыты под темными очками. Слегка углубленные, непроницаемые, ярко-синие с зеленоватым отливом, они придавали ей какую-то странную невинность. Поблизости от жены находился и Герайнт, который что-то излагал чахлой, застенчивой женщине, стрелявшей глазами по сторонам в надежде на избавление от назойливого собеседника.

У дверей, через которые Страйк вошел в зал, наступило затишье. Он увидел макушку томатно-рыжего цвета и оживление среди костюмов. Всех присутствующих захлестнуло чувство неловкости и смущения, подобное ошеломляющему порыву ветра. Страйк проследил, как рыжая шевелюра удалилась в дальний правый угол зала. Прикладываясь к бокалу английского вина и пытаясь вычислить среди присутствующих дам ту, которая разбиралась в грязном белье Герайнта Уинна, Страйк обратил внимание на рослую женщину, стоящую к нему спиной.

Ее длинные темные волосы, стянутые в небрежный пучок, равно как и странное одеяние, никак не вписывались в дворцовый антураж. На ней было строгого покроя прямое черное платье до колен и ботильоны на босу ногу – с открытым мыском и на высоком каблуке.

На долю секунды Страйку показалось, что он ошибается, однако в следующий миг женщина сменила позу – и тут уже ошибки быть не могло. Не успел он удалиться на порядочное расстояние, как она обернулась и поймала на себе его взгляд.