Смертельная белизна

– А вы, миссис Чизл, – обратился Страйк к вдове, – не припомните ли какого-нибудь случая?..

– Нет, – перебила она. – Об этом уже спрашивали следователи. Должно быть, этот баллон купил сам Джаспер – другого объяснения нет.

– А квитанции не сохранилось? Или чека об оплате банковской картой?

– Он ведь мог и наличными заплатить, – услужливо подсказал Торквил.

– Следующий пункт, который хотелось бы прояснить, – не останавливался Страйк, сверяясь с заранее составленным списком, – касается телефонных звонков министра в то утро. Очевидно, что он позвонил вам, миссис Чизл, а после этого вам, Рафаэль.

Рафаэль кивнул. Кинвара сказала:

– Он хотел уточнить, всерьез ли я написала о своем уходе, и я подтвердила, что да, всерьез. Разговор был недолгим. Я не знала… не имела понятия, кем на самом деле является ваша помощница. Она возникла ниоткуда, а Джаспер, когда я стала задавать о ней вопросы, повел себя как-то несуразно, и я… я очень расстроилась. Подумала, что он закрутил с ней роман.

– А вас не удивило, что муж выжидал до утра, прежде чем позвонить вам насчет оставленной вами записки? – осведомился Страйк.

– Он сказал, что не сразу ее заметил.

– Где вы ее оставили?

– На его прикроватной тумбочке. Вероятно, муж вернулся домой нетрезвым. Он много пьет… пил… много пил. С тех пор, как его начали шантажировать.

Норфолк-терьер, оставленный на улице, вдруг стал биться в застекленную дверь и снова зашелся лаем.

– Чертов кобель, – бросил Торквил.

– Он тоскует по Джасперу, – объяснила Кинвара. – Это б-был… пес Джаспера…

Вскочив со своего места, она отошла в сторону и выхватила несколько бумажных носовых платков из коробки, стоявшей поверх книжек по садоводству. Всем стало неловко. Терьер тявкал не умолкая. Лабрадор проснулся и один раз хрипло гавкнул в ответ. Тут кто-то из белобрысых ребятишек, опять появившихся на лужайке, позвал его играть в мячик. Терьер потрусил к ним.

– Молодчина, Прингл! – прокричал Торквил.

В наступившей тишине слышались только приглушенные всхлипы Кинвары и посапывание лабрадора, который вновь укладывался спать. Иззи, Физзи и Торквил обменялись смущенными взглядами, а Рафаэль, словно каменный идол, уставился прямо перед собой. Робин, которая откровенно не любила Кинвару, тем не менее увидела в бездействии ее родни явную черствость.

– Откуда взялась эта картина? – щурясь, спросил Торквил с притворным интересом и стал разглядывать полотно с лошадьми над головой Рафаэля. – Новая, что ли?

– По-моему, еще от Тинки осталась, – сказала Физзи и тоже сощурилась. – Она вывезла из Ирландии массу всякого конского барахла.

– Вам видно этого жеребенка? – спросил Торквил, критически изучая картину. – Знаете, что мне приходит на ум? Оверо – синдром смертности белых жеребят. Слыхали про такое? – обратился он к жене и свояченице. – Ты-то, наверное, знаешь это досконально, Кинвара. – Торквил великодушно направил разговор в светское русло. – Рождается белоснежный жеребенок, с виду здоровый, а на поверку с дефектом. С непроходимостью кишечника. Мой отец увлекался коневодством, – объяснил он Страйку. – Такой жеребенок не выживает – это, можно сказать, смертельная белизна. Трагедия в том, что детеныш появляется на свет живым, кобыла начинает его выкармливать, привязывается к нему, а потом…

– Торкс, – одернула его Физзи, но было уже поздно.

Кинвара выбежала из комнаты. Хлопнула входная дверь.

– А что? – удивился Торквил. – Что я такого?..

– Младенец, – шепнула Физзи.

– Боже правый! – спохватился он. – Совсем вылетело из головы.

Он встал, поддернул горчичные штаны и сказал стыдливо, но вместе с тем вызывающе, не обращаясь ни к кому в отдельности:

– Да бросьте вы. Я же не мог предвидеть, как это будет воспринято. Фу-ты ну-ты, картина с лошадками!

– Будто ты не знаешь Кинвару, – сказала Физзи. – Для нее любой разговор насчет младенцев – нож острый. Извините нас, – повернулась она к Страйку и Робин. – Понимаете, Кинвара в свое время родила, но ребенок вскоре умер. Для нее это больная тема.

Подойдя к полотну, Торквил с прищуром уставился поверх головы Рафаэля на бронзовую табличку, прикрепленную к раме.

– «Скорбящая кобыла», – прочел он. – Ну, что я говорил! – торжествующе воскликнул он. – Жеребенок мертв.

– Кинвара любит эту картину, – неожиданно для всех сказал Рафаэль, – потому что кобыла напоминает ей Леди.

– Кого? – переспросил Торквил.

– Кобылу, у которой был ламинит.

– Что такое «ламинит»? – не понял Страйк.

– Ревматическое воспаление копыта, – объяснила ему Робин.

– О, ты занимаешься верховой ездой? – оживилась Иззи.

– Сейчас уже нет.

– Ламинит – это не шутка, – сказала Физзи Страйку. – Заболевшая лошадь может остаться калекой. Лечение и уход сложны и зачастую безрезультатны, так что из милосердия…


– Моя мачеха с месяц выхаживала ту лошадь, – сказал Страйку Рафаэль. – По ночам к ней вставала, чего только не делала. Отец дождался, чтобы…

– Рафф, эти разговоры сейчас не к месту, – перебила Иззи.

– …дождался, чтобы Кинвара уехала в город, – упрямо продолжал Рафаэль, – без ее ведома вызвал ветеринара и приказал усыпить животное.

– Леди только мучилась, – встряла Иззи. – Я знаю, в каком она была состоянии, мне папа рассказывал. Поддерживать в ней жизнь можно было только из эгоистических побуждений.

– Пусть так, – сказал Рафаэль, глядя на лужайку за окном, – но, если бы мне самому довелось по возвращении домой из города увидеть труп своего любимого животного, я бы, вероятно, тоже схватился за что-нибудь тяжелое.

– Рафф, – взмолилась Иззи, – побойся Бога!

– И добивалась этого ты, Иззи, – с мрачным удовлетворением припечатал он. – Неужели ты думаешь, что мистер Страйк и его ослепительная ассистентка не разыщут Тиган, чтобы взять у нее показания? Очень скоро им станет известно, на какие гадости был способен папа…

– Рафф! – прикрикнула Иззи.

– Полегче, старина, – произнес Торквил; подобные фразы Робин встречала разве что в книгах. – Случай, конечно, был чертовски прискорбный, но зачем же так?

Не обращая внимания на домочадцев, Рафаэль опять повернулся к Страйку:

– Полагаю, теперь вы спросите, что сказал мне по телефону отец.

– Точно, – подтвердил Страйк.

– Он вызвал меня сюда, – сказал Рафаэль.

– Сюда? – перепросил Страйк. – В Вулстон?

– Сюда, – повторил Рафаэль. – В этот дом. Сказал, что Кинвара, по его мнению, затевает некое безрассудство. Говорил он сбивчиво. Даже нервозно. Как в тяжелом похмелье.

– Как вы для себя истолковали «некое безрассудство»? – поинтересовался Страйк, занеся ручку над страницей блокнота.

– Понимаете, она взяла манеру грозить, что наложит на себя руки, – сказал Рафф. – А может, он опасался, как бы она не сожгла то немногое, что у него осталось. – Он обвел рукой гостиную. – Как видите, сущие крохи.

– Отец сообщил вам, что она от него уходит?

– У меня возникло такое чувство, что отношения у них вконец испорчены, но точные слова не припомню. Речь его звучала довольно бессвязно.

– И вы его послушались? – спросил Страйк.

– Ну да, – сказал Рафаэль. – Тотчас же сел за руль, как образцовый сын, примчался сюда, Кинвара была в добром здравии, хлопотала на кухне, бесновалась насчет Венеции… то есть Робин, – поправился он. – Заподозрила, как вы понимаете, что папа ее трахает.

– Рафф! – возмутилась Иззи.

– Такие выражения, – добавил Торквил, – сейчас неуместны.

Все старательно отводили глаза от Робин. Она чувствовала, что заливается краской.

– Есть в этом какая-то странность, вам не кажется? – отметил Страйк. – Отец вызывает вас сюда, в Оксфордшир, а это не ближний свет, хотя совсем рядом есть люди, которым он спокойно мог бы поручить догляд за своей женой. По моим сведениям, здесь как раз кто-то ночевал, это так?

Не дав брату ответить, в разговор вклинилась Иззи.

– Здесь ночевала Тиган… девушка с конюшни… потому что Кинвара отказывалась оставлять лошадей без присмотра, – сообщила она и, верно предугадав следующий вопрос детектива, продолжала. – К сожалению, никаких контактных данных у нас нет, потому что после папиной смерти Кинвара с ней разругалась и Тиган ушла. Не представляю, где она теперь. Кстати, не следует забывать, – назидательно сказала она, склоняя голову к Страйку, – что в тот час, когда здесь, по ее собственным словам, оказалась Кинвара, Тиган, скорее всего, видела десятый сон. Дом у нас большой. Кинвара может указать любое время приезда – Тиган, весьма вероятно, ничего не слышала.

– Но если Кинвара находилась вместе с ним на Эбери-стрит, зачем он велел мне мчаться сюда и не спускать с нее глаз? – Рафаэлю изменила выдержка. – И как ей удалось, с вашей точки зрения, меня опередить?

Иззи, казалось, жаждала дать ему достойный отпор, но с ходу ничего не придумала. Теперь Страйк понял, почему Иззи сказала, что содержание телефонного разговора Чизуэлла с сыном «не играет роли»: оно еще более подрывало версию о виновности Кинвары.

– Как фамилия Тиган? – спросил он.

– Бутчер, – ответила Иззи.

– Она, случаем, не родственница братьям Бутчер, с которыми раньше водился Джимми Найт?

Робин отметила, что сидевшая на диване троица прячет глаза. После паузы на вопрос ответила Иззи:

– В принципе, да, но… Пожалуй, я могла бы связаться с этой семьей и попросить номер телефона Тиган. Да, Корморан, так я и сделаю. О результатах сообщу.

Страйк опять повернулся к Рафаэлю:

– Значит, вы сразу выехали, как только отец направил вас к Кинваре?

– Нет, я вначале перекусил, принял душ, – ответил Рафаэль. – Не могу сказать, что я к ней очень спешил. Не такие мы с ней закадычные друзья. Здесь я оказался около девяти утра.