Сохраняя веру

Она стискивает зубы, вспомнив о том, как мать это называла: «день душевного здоровья».

В машине, петляющей по извилистым дорогам Нью-Ханаана, Вера начинает рассказывать о том, что происходило сегодня в школе. Перед тем как свернуть к дому, Мэрайя останавливается, открывает окно и забирает из ящика почту. Вдоль дороги припарковано много автомобилей, чьи владельцы, наверное, разбили где-нибудь поблизости палатки или наблюдают за птицами в поле на другой стороне. Туристы здесь частые гости. Мэрайя едет дальше и видит толпу у самого своего дома. Тут и легковые машины, и микроавтобусы, и непонятно откуда взявшийся ярко разрисованный дом на колесах.

– Вау! – шепотом произносит Вера. – Что это такое?

– Не знаю, – сквозь зубы отвечает Мэрайя и, выключив зажигание, выходит из машины.

Ее сразу же окружает человек двадцать. Включаются камеры, со всех сторон, как стрелы, сыплются вопросы:

– Ваша дочь в машине?

– Бог сейчас с ней?

– Вы тоже видите Бога?

Когда приоткрывается задняя дверца машины, все замолкают. Вера выходит и нервно замирает на вымощенной плиткой дорожке, ведущей к дому. Мужчины и женщины в длиннополой одежде, выстроившись в шеренгу, склоняют головы, когда она на них смотрит. Чуть в стороне стоит человек с тонкой сигарой в зубах. Его лицо кажется Мэрайе знакомым. Вдруг она понимает, что видела его по телевизору. Сам Иэн Флетчер курит, прислонившись к дикой яблоне.

Все сразу становится ясно: слух о Вере каким-то образом распространился. Почувствовав дурноту, Мэрайя обнимает дочь за плечи, вводит ее в дом и запирает дверь.

– Чего им всем нужно? – спрашивает Вера, пытаясь выглянуть через боковое окошко, но мать тут же ее отдергивает.

– Иди в свою комнату, – говорит Мэрайя, потирая виски. – Делай уроки.

– Но мне на завтра ничего не задали.

– Тогда найди себе какое-нибудь занятие!

Уже чувствуя, как слезы подступают к горлу, Мэрайя идет на кухню и берет телефон. Надо бы позвонить в полицию, но она первым делом набирает другой номер. После двух гудков ее мать отвечает.

– Пожалуйста, приезжай! – рыдая, произносит Мэрайя и вешает трубку.

Мэрайя садится, кладет ладони на прохладную столешницу и считает до десяти. Она думает о молоке, брокколи и персиках, которые уже начинают портиться в багажнике машины.





Иэн Флетчер свое дело знает. Он беспощаден, целеустремлен, чужд всяких сомнений. Нацелив взгляд на маленькую девочку, свой новый объект, он не выпускает ее из поля зрения, пока она не скрывается за дверью.

Но женщина, идущая рядом, тоже привлекает его внимание. Испуганные глаза, неосознанная грация, инстинктивное движение руки, оберегающей ребенка, – все подметил Иэн. Женщина невысокая, узкая в кости. Волосы цвета потемневшего золота зачесаны назад и открывают лицо – бледное, без макияжа. Пожалуй, с тех пор как Иэн побывал на водопадах Южной Америки, он не видел ничего столь естественно очаровательного. У матери Веры Уайт не классическая красота, черты не идеально правильные. Но это почему-то делает их еще более привлекательными. Он встряхивает головой. Его тусовка – модели и кинозвезды. Ему не должно быть никакого дела до какой-то там женщины с лицом ангела.

Ангел? Сама эта мысль нелепа и опасна. Виноват чертов «Виннебаго», решает Иэн. Если приходится спать на поролоновой койке, а не на кровати в люксе отеля, от постоянного недосыпания перестаешь рационально мыслить, и тогда каждая носительница пары Х-хромосом кажется неотразимой.

Иэн пытается сосредоточиться на Вере Уайт, которую мать обнимает за плечи, но совершает ошибку: поднимает глаза и встречается с Мэрайей Уайт взглядом. Ее зеленые глаза смотрят холодно и рассерженно. Пора начинать бой, думает он, не имея ни сил, ни желания оторваться от лица женщины. Он смотрит на нее до тех пор, пока она решительно не захлопывает за собой дверь.





– Есть ли, помимо утверждения о существовании Бога, хотя бы один факт, который мы принимали бы слепо, не рассуждая? – с вызовом произносит Иэн Флетчер, стоя перед горсткой собравшихся слушателей, и его голос звучит как призыв к оружию.

Известие о приезде знаменитого телеведущего привлекло к белому фермерскому домику зевак, а также кое-кого из представителей прессы.

– Нет! Такого факта не существует. Даже в то, что солнце всходит каждый день, мы не верим бездоказательно. Мы убеждаемся в этом с помощью науки, хотя и так собственными глазами видим солнечный диск. – Иэн опирается на ограждение деревянной платформы, наспех сооруженной возле фургона специально для таких моментов. – Можно ли доказать, что Бог существует? Нет, нельзя. – Краем глаза Иэн видит, как люди перешептываются. Может быть, они уже засомневались в том, ради чего пришли поглядеть на чудо-девочку Веру Уайт. – Вы знаете, что такое религия? – Иэн многозначительно смотрит на хмурые лица пассионистов, одетых в красное. – Это культ. Как прививаются религиозные верования? В возрасте четырех-пяти лет, когда мы наиболее восприимчивы к фантастическим идеям, родители промывают нам мозги: говорят, что нужно верить в Бога, и мы верим. – Иэн поднимает руку и указывает на белый фермерский домик. – А теперь вам достаточно слова девочки, которой самое время верить в фей, гоблинов и пасхального зайца? – Он обводит толпу своим фирменным пронзительным взглядом. – Я спрошу вас еще раз: во что, кроме существования Бога, мы верим не рассуждая? – Воцаряется тишина; Иэн усмехается. – Позвольте, я помогу вам. Последним, на кого вы слепо уповали, был Санта-Клаус. – Иэн вздергивает брови. – Какой бы неправдоподобной ни казалась эта сказка, каким бы количеством объективных фактов она ни опровергалась, вы хотели верить и верили, потому что были детьми. При всей кажущейся грубости этого сравнения ваша вера в Бога – явление того же порядка. И от Бога, и от Санта-Клауса мы ждем подарков за хорошее поведение. И тот и другой делают свою работу невидимо. Им обоим помогают сверхъестественные существа: одному – ангелы, другому – гномы. – Иэн останавливает взгляд сначала на одном из пассионистов, потом на местном репортере, потом на женщине, прижимающей к груди младенца. – Почему сейчас вы уже не верите в Санта-Клауса? Потому что вы выросли и бородатый волшебник превратился из реальной фигуры в славную рождественскую историю, которую вы будете рассказывать своим детям. Как ваши родители рассказывали вам о Боге. – Иэн выдерживает паузу, чтобы атмосфера посильнее накалилась. – Неужели вы не видите, что это тоже миф?





Милли Эпштейн со всей силы хлопает дверью машины. Чудесный старый домик Мэрайи осаждают какие-то сумасшедшие. По меньшей мере человек двадцать растянулись вдоль подъездной дорожки, а некоторые, самые наглые, даже топчут траву у крыльца. Среди этих нахалов странные типы в красных ночных рубашках и несколько местных жителей. Два микроавтобуса с эмблемами телеканалов набиты репортерами. Расталкивая всех на своем пути, Милли поднимается на крыльцо, где видит шефа полиции.

– Томас, – спрашивает она, – что это за цирк?

Он пожимает плечами:

– Я сам только сейчас приехал, миссис Эпштейн. Насколько я успел разобраться, вот эти люди говорят, что ваша внучка – Иисус или кто-то вроде того, а вон тот парень говорит, что ваша внучка не Иисус и что Иисуса вообще не существует.

– Нельзя ли убрать их всех с газона Мэрайи?

– Я и сам собирался, – отвечает полицейский. – Но их можно отодвинуть только до дороги. Там они вправе находиться, потому что это общественное место.

Милли изучает собравшихся.


– Можно нам поговорить с Верой? – кричит один из репортеров. – Приведите ее сюда!

– Да! – подхватывает кто-то.

– И мать тоже!

Голоса пугающе нарастают, но Милли остается только слушать. Наконец она скрещивает руки на груди и отвечает толпе:

– Во-первых, это частная собственность, причем не ваша. Во-вторых, вы говорите о ребенке. Неужели вы действительно готовы принять слова семилетней девочки всерьез?

Из первых рядов раздаются громкие отчетливые хлопки в ладоши.

– Поздравляю, мэм, – тянет Иэн Флетчер. – Единственное разумное высказывание в этом вихре сумасшествия.

Он подходит ближе, и Милли видит, что это действительно известный телеведущий. В жизни он так же красив, как на экране, и голос его так же ласкает слух. Тем не менее Милли понимает: назвав его привлекательным, она совершила чудовищную ошибку. Она швырнула в толпу крупицу скепсиса, чтобы отвлечь зевак от своей внучки. А Флетчер сеет вокруг себя сомнение, чтобы люди ели у него из рук.

– Уезжайте, пожалуйста, – цедит она. – Девочка, которая здесь живет, не представляет для вас никакого интереса.

Иэн Флетчер ослепительно улыбается:

– Это факт? Значит, вы не верите собственной внучке? Ребенок, который говорит, что беседует с Богом, – это просто ребенок, который говорит, что беседует с Богом? Вы, как я понимаю, со мной согласны? Никаких чудес, никакого колокольного звона. Перед нами всего лишь горстка членов какой-то сомнительной секты. И совершенно незачем сходить с ума вместе с ними, верно? – Слова Флетчера обволакивают Милли, как мед, и приклеивают к крыльцу. – Мэм, я вами восхищаюсь!

Милли прищуривается и открывает рот, но вдруг, схватившись за сердце, падает на землю у ног Иэна.





Мэрайя распахивает дверь и, выбежав, склоняется над матерью.

– Ма! – кричит она, тряся безвольные плечи Милли. – Вызовите «скорую»!

Щелкают вспышки нескольких фотоаппаратов. Мэрайя, стоя на коленях, нагибается совсем низко, но не слышит дыхания, и волосы у нее не колышутся. Она сжимает материнскую руку, уверенная в том, что стоит немного ослабить хватку – и все потеряно.

Через несколько минут машина «скорой помощи», разбрасывая гравий, с воем проносится по подъездной дорожке и останавливается настолько близко к дому, насколько позволяют микроавтобусы и «Виннебаго». Парамедики взбегают на крыльцо. Один осторожно отстраняет Мэрайю, другой начинает делать массаж сердца.

– О Боже! – шепчет Мэрайя. – О Боже! О мой Боже!

О хранительница! Хранительница! О моя хранительница! Услышав слова матери, Вера высовывает голову из убежища, где пряталась, после того как выскользнула из дому. Ей вдруг становится ясно, что они обе обращаются к одному и тому же адресату.





Иэн наблюдает за тем, как Мэрайя Уайт, плача, просит, чтобы ей разрешили сесть в машину «скорой помощи» вместе с девочкой. Вмешивается шеф полиции: обещает привезти Веру в больницу, как только прибудет подкрепление и все непрошеные гости уберутся. «Скорая» с воем отъезжает. Иэн, держа руки в карманах, смотрит ей вслед.

– Отличная работа! – говорит кто-то.

Вздрогнув от неожиданности, Иэн оборачивается и видит своего исполнительного продюсера, который протягивает ему автомобильные ключи.

– Вперед. Сегодня вечером резонанс тебе обеспечен.

Еще бы! Довел пожилую женщину до остановки сердца!

– Да уж, больше ничего ожидать не приходится.

– Так чего же ты ждешь?

– Ладно, – говорит Иэн и, взяв ключи, ищет взглядом «БМВ» Джеймса. Операторов звать бесполезно: их в больницу все равно не пропустят. – Не вздумай гонять без меня на моем «Виннебаго»! – кричит он и, сев в машину, жмет на газ.

Вскоре Иэн уже сидит в комнате ожидания отделения экстренной помощи перед плохоньким телевизором, показывающим мультики. Мэрайи Уайт не видно. Вера появляется спустя десять минут в сопровождении молодого полицейского. Они сидят через несколько рядов от Иэна. Время от времени девочка оборачивается и смотрит на него.

Ему не по себе. Вообще-то, он не отличается совестливостью и обычно выполняет свою работу без лишних раздумий. Чаще всего ему приходится действовать на нервы проклятым Южным баптистам, к которым он сам когда-то принадлежал и которые, по его убеждению, поглощают божественную благодать в таких количествах, что не беда, если они разок-другой подавятся собственным лицемерием.

Однажды, когда Иэн выступал с речью в нью-йоркском Центральном парке, какая-то женщина упала в обморок. Но то было совсем другое. Верина бабушка, чьего имени он даже не знает… С ней случился приступ отчасти из-за того, что он сказал или сделал.

Это просто сюжет, говорит Иэн сам себе. Она мне никто, я приехал сюда ради моей передачи.

У полицейского пищит пейджер. Прочитав сообщение, парень встает и просит Веру никуда не уходить. По пути к телефонам-автоматам он останавливается у стойки медсестры и что-то тихо ей говорит. Наверное, просит присмотреть за ребенком. Когда Вера снова оборачивается, Иэн закрывает глаза, а когда открывает, девочка уже сидит рядом.

– Мистер? – произносит она тоненьким голоском.

– Привет, – говорит он после секундной паузы.

– Моя бабушка умерла?