Сохраняя веру
Часть 27 из 95 Информация о книге
– Я бы хотела вам кое в чем признаться. – Мне многие люди кое в чем признаются. Такая уж у меня профессия. – Однажды я пробралась на исповедь. – Вы исповедуетесь в том, что исповедались? – смеется отец Макреди. – Мне было десять лет. Мне захотелось посмотреть, как это происходит. Но я думала, что, поскольку я не католичка, сработает какой-нибудь датчик и лампочка замигает. – Нет, мы, в отличие от протестантов, новомодными технологиями не увлекаемся, – улыбается священник, прислоняясь к стене. – Честно говоря, я всегда восхищался способностью иудеев жить без исповеди. Кстати, можете передать это вашей маме. – Передам, пожалуй. – Видите ли, католик грешит, потом исповедуется, читает несколько молитв, и грех снимается с его души. А иудей, если я правильно понимаю, носит свою вину вечно, как верблюд. Такая перспектива, наверное, служит очень эффективным сдерживающим средством. – Опомнившись, отец Макреди поворачивается ко мне. – Я не знаю, миссис Уайт, действительно ли Бог разговаривает с вашей дочкой. Но я бы хотел в это верить. Что бы там ни говорили другие священники, я убежден: светлая душа не дается человеку Церковью, а привлекает его в Церковь. Вырастает же она откуда-то из глубины человеческой натуры. У вашей дочери душа очень светлая. Хорошо. Судный день еще не настал, посреди нашего городка не разверзлось огненное озеро. Свиток с именами еще не развернут. Ваша дочь – просто еврейская девочка, чьи раны могут оказаться стигматами. И она просто видит Бога в женском обличье. Признáюсь вам, что, хотя вышестоящие могут со мной не согласиться, я не вижу в этом всем ничего шокирующего. Может быть, в понимании Господа это выигрышный билет – помочь многим разным людям обратиться к Нему. – Но Вера этого никогда не хотела. Она никого не спасала, ни принимала осознанно никаких мук. Она просто испуганный ребенок. Отец Макреди долго смотрит на меня, потом говорит: – Она еще и Божье дитя, Мэрайя. Я скрещиваю руки на груди, чтобы они не дрожали: – Вот здесь-то вы и ошибаетесь. Отец Макреди запирает дверь, ведущую из служебной части дома священника в жилую. Медленно проходит в кухню, садится за изрезанный ножом стол и смотрит на пылинки, плавающие в солнечном луче. Встает и вынимает из холодильника бутылку. Он не склонен к алкоголизму. Просто сегодня ему хочется выпить свое вечернее пиво, не дожидаясь ужина. Проблема в том, что Мэрайя Уайт глубоко симпатична отцу Макреди. Но еще глубже он любит свою Церковь. – Я должен думать не о них, а о том, как будет лучше для всех, – бормочет он себе под нос и махом допивает пиво. За десятилетия служения он дважды имел дело с визионерством или мнимым визионерством. Во Вьетнаме один солдат заявил, что в джунглях ему явилась Дева Мария. А второй случай был щекотливый: шестнадцатилетняя девушка из бедного квартала якобы забеременела от Святого Духа. Отец Макреди доложил об этом начальству, и все, затаив дыхание, стали ждать появления ребенка. Родился совершенно нормальный малыш с ДНК недавно уволенного руководителя хора. А со стигматами отец Макреди никогда не сталкивался. Вздохнув, он берет с полки потрепанный телефонный справочник и находит там номер канцелярии манчестерского епископа. Из газеты «Бостон глоб», 17 октября 1999 года: МАТЬ ВИЗИОНЕРКИ «ПСИХИЧЕСКИ НЕУРАВНОВЕШЕННА» Нью-Ханаан, штат Нью-Гэмпшир «Если ты это видишь, они придут» – под таким девизом, вероятно, живет семилетняя нью-ханаанская девочка, которая якобы видит Бога. Набожные и любопытные стекаются в городок, чтобы посмотреть на ребенка, творящего чудеса. Однако причина божественных видений может оказаться гораздо более приземленной, чем эти люди предполагают. По имеющимся сведениям, мать девочки несколько лет назад проходила лечение в частной психиатрической больнице Гринхейвен. Бывший сотрудник этого медицинского учреждения, чьего имени мы по его просьбе не разглашаем, подтвердил, что в 1991 году Мэрайя Уайт на протяжении четырех месяцев была его пациенткой. Говорить о том, в чем заключалось ее заболевание, он отказался. Как сообщил нам доктор Джосайя Хеберт, возглавляющий кафедру психиатрии в Гарвардском университете, многие распространенные психотические явления бывают связаны с религией. «Если Бог посещал миз Уайт в галлюцинациях, – пояснил профессор, – это не значит, что у ее дочери непременно будут такие же видения. Но при нормальных отношениях между детьми и родителями одобрение матери чрезвычайно важно для ребенка, и он может использовать самые разнообразные способы, чтобы заслужить материнскую похвалу. Вероятно, в данном случае следует вести речь не о визионерстве, а о желании маленькой девочки любой ценой привлечь внимание мамы». На вопрос о вероятной природе чудес, якобы совершаемых юной жительницей Нью-Ханаана, доктор Хеберт ответил, что подобные явления находятся вне научной сферы и даже вне сферы здравого смысла. Относительно того воодушевления, с которым многие откликнулись на слухи о «визионерстве» ребенка, профессор говорит: «Я не считаю, что подобные заявления девочки можно принимать всерьез, не проанализировав факторов, влияющих на ее развитие. А эти факторы скорее могут оказаться нездоровыми, чем сверхъестественными». Равви Даниэль Соломон застал меня врасплох. Сегодня во второй половине дня доктор Блумберг наконец-то выписал нас. Я только что уложила Веру и мыла посуду после обеда. Вдруг в дверь стучат. Равви Соломон каким-то образом умудрился прокрасться к дому, хотя полиция никого не пускает. От удивления я невольно делаю шаг назад, позволяя ему войти. У него дикие глаза, волосы, собранные в длинный хвост, перепутались, африканская рубашка измята. – Извините, – говорит он, нервно теребя янтарные бусы, – я понимаю, как я не вовремя… – Ничего-ничего. Раз уж вы преодолели такие препятствия, – я киваю на его одежду, – то проходите, конечно. Равви Соломон оглядывает себя и как будто бы удивляется тому, что весь перепачкан. – Не зря нас называют избранным народом, – усмехается он и бросает взгляд вверх, в направлении комнаты Веры. Мое лицо каменеет. – Она спит. – Я, вообще-то, к вам пришел. Вам приносят «Бостон глоб»? – Газету? – тупо спрашиваю я. Неужели у этого раввина хватило наглости говорить о моей дочери с журналистами? Я почти зло выхватываю «Глоб» из его протянутой руки. На четвертой странице кричащий заголовок: «МАТЬ ВИЗИОНЕРКИ „ПСИХИЧЕСКИ НЕУРАВНОВЕШЕННА“». Когда вам есть что скрывать, вы не переставая строите стену, чтобы надежнее скрыть свое прошлое от посторонних глаз, и убеждаете себя в том, что она толстая и прочная. Если, просыпаясь, вы не видите спрятанного за ней чудовища, у вас может возникнуть иллюзия, будто оно действительно исчезло. Тем больнее вам бывает в такие моменты, как этот, когда ваша стена оказывается прозрачной как стекло и в два раза более хрупкой. Я бессильно опускаюсь на ступеньку лестницы: – Зачем вы принесли мне это? – Рано или поздно газета все равно попала бы к вам в руки. Я решил, что это будет мицва, если я вам ее принесу. Ведь дурные вести легче получать от друзей. То есть он мне друг? – Я действительно лежала в психиатрической больнице, – зачем-то признаюсь я. – Муж поместил меня туда после попытки самоубийства. Но у меня не было галлюцинаций, как говорит этот… идиот. Я не видела Бога. И не могла передать таких видений Вере. – Я знаю, миссис Уайт. – Знаете? Откуда? – произношу я с горечью. Равви Соломон пожимает плечами: – Существует теория о том, что в каждом поколении рождается тридцать шесть истинных праведников. Мы называем их ламедвавниками: буквой «ламед» обозначается число тридцать, буквой «вав» – шесть. Это, как правило, тихие мягкие люди, иногда не имеющие образования. То есть они похожи на вашу девочку. Эти люди никуда не рвутся, не норовят пробить себе дорогу. Их мало кто знает. Но они есть, миссис Уайт. И благодаря им мир вертится. – Вы нисколько не сомневаетесь в этой теории? И в том, что моя дочь – одна из таких людей? – Я нисколько не сомневаюсь, что мир вертится уже очень давно. И да, я хотел бы верить, что ваша дочь одна из них. – (Наверху бьют часы.) – А вы бы не хотели? Монсеньор Теодор О’Шонесси перезванивает отцу Макреди только вечером следующего дня. Сделать это раньше ему не позволяли бесконечные административные проблемы маленькой епархии: финансовые тяготы приходских школ и благотворительных больниц, вопросы страхования… Очень много времени отняло пренеприятное судебное разбирательство по поводу событий, произошедших летом 1987 года во время паломнической поездки с участием манчестерского священника и группы мальчиков. Наконец-то сев в свое любимое старое кожаное вольтеровское кресло, епископ берет в руки листок, на котором записано сообщение отца Макреди, и набирает номер. – Джозеф! – весело произносит он, когда на том конце отвечают. – Это монсеньор О’Шонесси. Давненько мы с вами не виделись, да? – Вообще-то, они не виделись очень давно. Епископ даже не уверен в том, что лицо, которое он себе представляет, действительно принадлежит отцу Макреди из Нью-Ханаана, а не отцу Макдугалу из Нью-Лондона. – Вы хотели поговорить со мной о пенсионерах? – Нет, – отвечает отец Макреди, – о юной визионерке. – Ох, боюсь, моя Бетти стала старовата для секретарской работы. Она уже почти ничего не слышит, но у меня все не хватает духу ее уволить. Так что же у вас там за визионер? Если бы речь действительно шла о пенсионерах – кто-нибудь, например, выделил бы средства на строительство дома престарелых, – это было бы хорошо. В последнее время на епархию вылили много грязи в связи с этим педофильским скандалом. Не мешало бы подправить репутацию. Ну а божественные видения… От них скорее следует ждать новых неприятностей. – В нашем городе есть семилетняя девочка, которой, похоже, является Господь. – Поколебавшись, отец Макреди добавляет: – Правда, формально она иудейка. – Тогда это не наша проблема, – с облегчением вздохнув, отвечает епископ. – Но у нее, вероятно, стигматы. Подумав, монсеньор О’Шонесси решает, что у него выдалась слишком тяжелая неделя, чтобы самостоятельно разбираться еще и с этим. – Знаете, как мы с вами поступим? Такие вещи вне моей компетенции, поэтому я позвоню епископу Эндрюсу. – Но… – Никаких «но», – произносит монсеньор О’Шонесси великодушно, – я охотно сделаю это для вас. Всего доброго. И он кладет трубку, прежде чем нью-ханаанский священник успевает сказать, что Бог, которого видит Вера Уайт, – женщина. Тяжело вздохнув, Джозеф возвращает телефон на место и думает: может, это и к лучшему, что он меня не дослушал. 17 октября 1999 года Лас-Вегас нравится Колину Уайту тем, что здесь ничто никогда не закрывается. Как торговый представитель своей фирмы, он побывал и в Вашингтоне, и в Сиэтле, и в Сент-Поле, и в Сан-Диего. Во всех этих городах к полуночи тротуары пустеют. А Лас-Вегас до утра пульсирует, как артерия. Он засасывает тебя и соблазняет. Что в Лас-Вегасе плохо, так это невозможность нормально спать. Колин и сам не знает, почему ему не спится. Может быть, виноваты яркие неоновые вывески, которые светят прямо в окно номера отеля, превращая ночь в искусственный день. А может, Колину трудно привыкнуть к тому, как новая жена ворочается во сне. Или он думает о Вере, о том, в какое неопределенное положение он ее поставил, о том, какой из него получился отец. Джессика спит, свернувшись в клубок, а Колин встает и выходит в смежную со спальней гостиную. Когда глаза привыкают к темноте, он видит на подлокотнике дивана недоеденное яблоко из подаренной отелем фруктовой корзины. Берет его, со вздохом садится и, жуя, протягивает руку к пульту от телевизора. Показывают рекламный ролик, расхваливающий преимущества отдыха в Нью-Гэмпшире. Колин смотрит на яркую осеннюю листву, на профиль Старик-горы, напоминающий морщинистое лицо, на крутые горнолыжные спуски. Почувствовав острую тоску по дому, он откладывает яблоко и подается вперед, упершись локтями в колени. Если бы не его нежелание огорчить Джессику, он бы сократил их медовый месяц. Прежде чем начинать новую жизнь, он хотел бы решить проблемы старой: извиниться перед Мэрайей за то, что они просто не созданы для того, чтобы быть вместе, почувствовать на своих руках вес легкого Вериного тела, вдохнуть запах ее волос, поправляя ей одеяло. Ему бы хотелось, чтобы его кишки не завязывались больше морским узлом, когда он произносит слово «семья».