Солдат

Тот, сбегав к нужному дому, вскоре вернулся и, устроившись на сиденье машины, видимо, чтобы не увели, уснул, а я вернулся в штаб. Всё же в одном комбезе было холодно. Тут рядом у немцев прачечная была, там уже мне постирали форму и выжали её, и сейчас в специальной сушке, машина такая, сушили её. Будет готова, вернут.

Лапин уже связался с Москвой, и там отменили рейс, добираться приказали землёй, тем более дорогу уже открыли, и сюда пошли колонны с припасами, пополнением и всем необходимым. В данный момент по берегу Днепра в обе стороны начинает возводиться оборона, обе дивизии, вернее то, что от них осталось, занимали там позиции. Это да, первая колонна подошла при мне, когда темнело. Именно шум их прибытия и привлёк моё внимание, пока Бабочкин бегал предупреждать Татьяну. Я решил забрать её с собой. Однако Лапин сообщил, что мы выезжаем, сам он полуторку брал с полным баком и водителем, особо не возражая против моей легковушки, а узнав о беженцах, убежал обратно в штаб и вскоре вернулся с интендантом, тот возвращался к железнодорожной станции, раненых повезёт и отвезёт их. В кузовах мест нет, по кабинам рассадит. Тем более колонна под охраной броневика и зенитки шла. Ночь, проскочат. Всё броды и мосты под охраной наших войск. Так и решили, Татьяна была согласна. Мы простились, и она ушла в сторону колонны, уведя всех своих, они только через час выезжают, ещё разгружаются, а мы погрузились в машины, оба бойца, что всё так со мной и ходили, сели сзади, винтовку я поставил у дверцы наискосок, ранец в багажник закинул и, запустив двигатель, тронулся следом за полуторкой, что неторопливо катила впереди, светя единственной тусклой фарой габарита. У меня тоже защита стояла на фарах.

Бабочкин спал на соседнем сиденье, свернувшись и накрывшись своей шинелью. Поглядывая на него, я управлял машиной. Один боец сзади тоже спал, второй бдел. Сам я был одет нормально, мне всё же успели вернуть постиранную форму, сухая уже. Так что я снова оделся, комбез сверху, шлемофон, он грел лучше, чем пилотка, так что хоть и холодало, но в этой одежде терпимо. Тем более я закрыл окна и включил печку, вот и тепло пошло. Бойца сзади совсем разморило, и тот клевал носом. Я же размышлял, не забывая контролировать дорогу и машину. Час подождать, и можно с колонной доехать до станции. Тут меньше двухсот километров было. Но нет, Лапин решил двигаться в одиночку. Это что, глупость или самомнение? Слишком велик риск нарваться, на мой взгляд. Тут немцев недобитых изрядно. Если командир у десантников не дурак, в той неразберихе, что была в селе после захвата, можно послать сюда солдата в нашей форме, и, покрутившись у штаба, тот сможет узнать, когда мы выезжаем. Не проблема. Перехватить тоже. Дорога тут до перекрёстка одна. Я бы лично всё так и сделал.

До перекрёстка мы доехали благополучно, и тут я узнал, почему Лапин так внаглую решил ехать. А тут ещё одна колонна проходила, тоже с ранеными. Видимо, узнав, что эта выдвигается раньше, решил нагнать её и вот успел. Мы включились в колонну, я двигался замыкающим, и так ехали. А у меня чуечка разыгралась, вещун просто орал: ещё немного, вот-вот, и всё, эта тишина, нарушаемая рёвом моторов, будет прервана. Поэтому, протянув руку, я встряхнул Бабочкина за плечо. Тот задёргался и сонно посмотрел на меня непонимающим взглядом, а я сказал:

– Готовься к бою. У меня вещун разыгрался. Вот-вот влипнем.

Тот без слов сел нормально и, подтянув карабин, стал проверять его и часть патронов в обоймах сунул в карман шинели, чтобы доставать быстро можно было, потом развязал горловину сидора, тот у него в ногах был, и стал снаряжать три гранаты Ф-1. И всё молча, тот о моём вещуне знал просто отлично, и никаких сомнений не было, раз сказал, значит, точно бой будет. А вот один из бойцов, что сидели сзади, у них фамилии были Гарин и Ганин, как близнецы, хотя совсем и не похожи, спросил:

– Товарищ командир, вы серьёзно?

– Он никогда не ошибался, – чуть повернувшись, сказал Бабочкин. – Всегда угадывал. Вещун у него великая вещь. Нас поэтому немцы и поймать не могли. И из Берлина поэтому мы сбежали.

– А вы, товарищ сержант, тоже были там? – заинтересовался тот и стал будить напарника, после чего они тоже стали проверять оружие и готовиться.

– Я подписку о неразглашении давал, – недовольно пробурчал тот. – А такое шикарное фото было, я стоял в форме сержанта госбезопасности, а сзади немцы маршируют. Всё засекретили.

Едва мы успели подготовиться, как горизонт взорвался вспышками выстрелов орудий, и вокруг колонны появились разрывы снарядов, а откуда-то с небольшого расстояния били пулемёты и другая легкая стрелковка.

– Танки! – закричал я. – Не стрелять. Не выдавать себя! Уходим в темноту на скорости.

Выключив фары, я стал уходить в сторону отрытого поля, обгоняя колонну. Она была между нами и засадой, и шальная пуля могла легко нас достать, но пока везло. Почему не назад? А и оттуда вспышки били, обкладывают гады. При вспышках выстрелов было видно угловатые силуэты танков, что, делая короткие остановки, стреляли и двигались дальше. А я только и делал, что жал на газ. И тут стук по корпусу, и, захлебнувшись, двигатель заглох, попали всё-таки. Пришлось срочно выжимать сцепление и ставить коробку на нейтрал.

– Попали? – спросил Бабочкин, пока машина быстро останавливалась на вязкой почве поля.

– Пару пуль влепили в мотор. Шальные. Сейчас выходим, не забыв оружие и вещи, и уходим. Часть машин колонны прорвались, увеличив скорость, пара горит, остальные стоят подбитые. Пока немцы заняты ими, мы сможем уйти.

– В поле? – уточнил Ганин или Гарин. Я не понял.

– Нет, туда поползём, – указал я на приближающиеся танки. – Бабочкин, помнишь мою загадку?

– Кто победит в поле, одинокий боец с ножом или танк с экипажем? Неплохо бы на практике проверить.

– Вот и проверим. Задача – взять танк.

– Товарищ Суворов, у нас приказ обеспечивать вашу безопасность. Нужно полем уходить.

– Думаю, там тоже есть посты и секреты, что будут таких умников отлавливать. Если я сказал берём танк, значит, мы берём танк.

– Ха, а с вами интересно, – сказал Гарин, теперь я его узнал.

Мы уже выскочили из машины, винтовку я на плечо повесил, ну и достали из багажного отсека сидоры и мой ранец. Всё ползком, пули над головами свистели, несколько повторно в машину попало. Бойцы тоже в багажник свои котомки убрали, это Бабочкин всё предпочитает держать под рукой. Хорошо, что мы успели обогнать колонну и та стояла метрах в трёхстах от нас. Поэтому дальше мы ползли, перебрались через дорогу и ползли к танкам, что, ревя моторами, приближались. Пехота, что обстреливала колонну, уже поднялась, чтобы не попасть под гусеницы своих же танков, и направилась к дороге. Танки не стреляли, молча шли, всё, что нужно было, сделано, и сейчас последует зачистка. Поэтому, лёжа в глубокой канаве, оставленной плугом, мы пропустили правее солдат, а потом двинули дальше к танкам. Пропустили два и, когда мимо проехал третий, он был ближе, вскочив, добежали до него, тот по полю тяжело шёл, и стали взбираться по броне к башне. Я тут же застучал по крышке люка и заорал:

– Стой! У нас там пулемётный расчёт, раздавите!

Люк открылся, и выглянувший командир в наушниках переспросил:

– Какой расч?.. – договорить он не успел, получил по голове рукояткой револьвера, потом его схватили за руки, и двое крепких парней из осназа просто выдернули его наружу, я приказал не убивать, потому и оглушили.

А я, скользнув в люк вниз головой, четыре раза выстрелил. С тем шумом на дороге и стрельбой это осталось незамеченным. Ни одного промаха, всех наповал. Дальше, также вниз головой, скользнув ниже, я добрался до управления и остановил танк, что продолжал двигаться. Пока тот тарахтел на холостом ходу, Бабочкин и бойцы вытащили экипаж, избавились от тел, не забыв забрать оружие и документы, а я пока устроился на месте наводчика. Бабочкин, ворча, что он уже давно такие танки не водил, возился с управлением. Это была «третья» модель, неплохой танк. Гарин сел на место стрелка-радиста, поправляя наушники, а Ганин – за заряжающего. Вещи разместили тут же, хотя и мешались, барахла у немецких танкистов тоже хватало. Командир танка, которого спеленали как гусеницу, специально не резаными верёвками, не для меня ли подготовили, сидел на своём месте. А я пока крутил маховики наводки пушки, ну и, закрыв люк наверху, сообщил экипажу, связь была только в танке, а рацию я пока отключил:

– Значит, так, бойцы, танков всего восемь. Ещё пять бронетранспортёров и два броневика. Один их и один наш, пушечный. Два танка тоже наши, КВ и «тридцатьчетвёрка». Поэтому снаряжаем бронебойные и внаглую подходим, мы же свои, и в упор выводим бронетехнику из строя, после чего сбегаем. Ночь нас скроет. Немцы осветительные ракеты не использовали, видимо закончились, иначе это изрядно бы облегчило им работу, а нам осложнило. Всем всё ясно?

– Да, – вразнобой сказали те, хотя Ганин и добавил:

– Авантюра.

– Авантюра или нет, товарищ боец, но нужно лишить немцев такого бронированного кулака, что может нанести нашим немалый вред. Поняли? Давай, сержант, подворачивай влево и двигай вперёд, там КВ нам корму подставил. А тебе, Ганин, нужно снаряжать вот эти снаряды. Запомнил цвет головок? А вот это осколочные, если прикажу, будешь их подавать в пушку. А так одни бронебойные суй. Смотри, как она заряжается… Да, все рты открываем при выстреле, чтобы не оглушило.

Мне неудобно было, но я зарядил пушку, не без помощи Ганина, и тот кивнул, сообщая, что разобрался в управлении. Действительно ничего сложного. Дальше я убавил освещение боевого отделения и стал поворачивать пушку на правый борт, поэтому, когда мы проезжали мимо КВ, даже не останавливаясь, я всадил ему в корму снаряд с двадцати метров. Пробил. Вспыхнув, там в отверстии погас огонёк, а мы двинули дальше, и пока Ганин заряжал пушку, я держал на прицеле тяжёлый советский танк, после чего выстрелил в борт, в самое слабое место. В этот раз начался пожар, а я уже крутил маховики наводки и выцеливал стоявшую рядом «четвёрку», а за ней была «тридцатьчетвёрка». Всего у немцев, как я и говорил, было восемь танков, мой девятый, тяж вывели из строя, там пожар начался, потом разбили «четвёрку». Да так, что у той после первого же снаряда башню сорвало от детонации, сползла набок. Потом подожгли «тридцатьчетвёрку» и стали бить по остальным танкам. А это два чеха и две «тройки». Гарин на месте стрелка поливал мечущихся солдат длинными очередями, а сейчас, матерясь, пытался заменить коробку с лентой, а нам отвлекаться и помогать некогда было. Укрывшись за корпусом «четвёрки», мы били по ним, поджигая один танк за другим, а по броне звучал топот немецких солдат, что пытались нас достать. По люку прикладом били, но пока не до них. Танки у немцев закончились, поэтому, выстрелив по пушечному броневику, попал, у второго лишь пулемёты были, и ему тоже гостинец отправил, скомандовал Бабочкину:

– Гони, сержант, валим отсюда.

– Обратно?

– Нет, к мосту. Разворачивайся.

Я развернул пушку назад и посылал снаряд за снарядом по солдатам, там и осколочными по бронетранспортёрам хватало. Вроде в два попал, но уж больно качало. В один точно, он горел. Это тот, что с зенитной турелью, я на фоне горящих грузовиков стволы торчащие рассмотрел. Ну а мы уходили. По нам стреляли вслед, многочисленные шлепки по броне это подтверждали, но снарядами, особенно болванками, попасть не успели, а потом и не смогли остановить, поэтому и уходили мы своим ходом. Эх, Лапин, из-за своего упрямства и сам погиб, и колонну с ранеными подставил. Я пытался возражать, да никто особо и не слушал, тот получил приказ сверху и выполнял его. А когда к колонне раненых прилипли, то и тут ничего не успел. Надо было остановить его и настоять на своём, идти на своих двоих.

– Сержант, чего двигатель так странно работает? – спросил я Бабочкина, когда мы удалились от места боя километров на семь.

– Баки пустые. Сейчас встанем.


– Ну, это не удивительно, немцы уже два дня без снабжения. У нас снарядов тоже едва полбоекомплекта было. Одни осколочные остались. Ладно, сверни с дороги и уйди куда.

– Хорошо.

Танк повернул и метров сто не проехал, когда окончательно встал, двигатель стих, и наступила тишина.

– Выбираемся. Не забываем свои вещи и оружие. И то, что у немцев, прихватите. У нас с припасами туго. Надеюсь, эти танкисты экипированы хорошо. Пленного берите тоже, я смотрю, он очнулся.

Я первым открыл люк, На всякий случай держа револьвер наготове, мало ли какой солдат на броне прячется, вряд ли, конечно, после того, сколько по нам палили, и из пулемётов тоже, но перестрахуемся. Оказалось, не зря, немец был, солдат, но мёртвый. Его порешили свои же. Лежал на надмоторном отделении. Приняв свою винтовку и ранец, а потом вещи остальных, я сложил их у танка и помог вытащить языка. Ну и Бабочкину напомнил, чтобы похозяйничал, поискал всё, что пригодится. А я, подсвечивая фонариком командира танка, осмотрел труп. У солдата ранец был. Я достал документы и ранец осмотрел. Ого, повезло, две банки советской тушёнки, печенье, тоже наше, и ещё две банки консервов, но уже немецких. Больше ничего интересного не было, и я убрал трофеи в свой ранец. Хотя нет. Знакомая удлинённая коробочка-чехол. Я вытащил из ранца солдата бритву. «Золинген» у меня также была, в танке сгорела. Зеркальце в кармашке нашёл. Вот теперь точно всё. Ещё на ремне солдата котелок был, неплохой, с крышкой под второе, но пулями побит, зато такие котелки в танке оказались, я себе один забрал и прицепил к поясному ремню, и рядом флягу, тоже немецкую. После этого спустившись, велел Гарину:

– Помоги сержанту со сбором трофеев. Если есть возможность, снимите пулемёт. Сошки под сиденьем должны быть.

Ганин стоял на часах, охранял меня, так что, выдернув кляп, я допросил командира танка, тот был в звании фельдфебеля. Думал, мало знает, но нет, информацией поделился.

– Чего это он лается? – спросил Бабочкин, он в танке уже закончил, всё достал и теперь на броне отбирал, что можно взять, а что лучше оставить.

– Это он нас ругает, мол, мы варвары, не умеем вести правильную войну, нападаем со спины на честных танкистов и стреляем им в спины.

– Вот гад, а сами колонну с ранеными расстреливали, это, значит, можно?! – возмутился Гарин. – У меня до сих пор мурашки от криков раненых, что заживо сгорали в том грузовике.

– Им можно, они высшая раса. План «Ост», мать его.

– Звери, – с ненавистью выдохнул тот.

– У меня патроны к нагану закончились. Есть у кого?

– Нет, – вразнобой ответили мне.

– Ладно. Тогда сниму кобуру и трофейное оружие буду использовать. Бабочкин, что там из интересного есть?

– Вальтеры, два, и три «Люгера».

– Артиллерийская модель есть?

– Откуда?

– Ну, давай вальтер. Вполне хваткое оружие. А для дальней дистанции у меня винтовка есть.

Сняв кобуру от револьвера, я надел в проушины тяжёлую кобуру к трофейному пистолету и, застегнувшись, согнал складки назад и сказал:

– Пора уходить. Отобрал, что берём?

– Есть трофейный пулемёт и к нему две банки по пятьдесят патронов. Три автомата, по четыре магазина к каждому, два пистолета осталось. Восемь гранат на длинной ручке. Три ранца, в двух продовольствие, а в третьем патроны. Всё.

– Ясно. Всё нужно, остальное не унесём. Кстати, сержант, мне пленный больше не нужен.

– Ага.

Подойдя, тот без затей ударил его в грудь, тело командира танка выгнулось, но потом обмякло, а Бабочкин, вытирая нож, поинтересовался:

– Товарищ майор, а что он сказал-то? Пел как соловей.

– Сказал, что вышли к его командиру четверо в советской форме, диверсанты, опознавательный знак показали и сообщили, что нужно перехватить колонну. Какую, им сообщат. Они в засаде две пропустили, а потом был сигнал, и атаковали нашу. Что думаешь по этому поводу?

– Вас искали.

– Это точно. Причём диверсанты так и не проявились, остались в тени. Я их у колонны не видел. Думаю, они и дальше искать будут. Поэтому броды и мосты обходим. Будем переправляться так.

– Так?!

– Да. Топор у этих танкистов есть?

– Сейчас в инструментах посмотрю.

Вскоре Бабочкин нашёл топорик, и мы, оставив большую часть вещей, забрав только пулемёт с запасом патронов, гранаты и оба ранца с продовольствием, пошли в сторону речки. А танк позади ярко полыхал, оставлять немцам боеспособную машину я не хотел. Я лишь перед уходом насыпал патронов к своему пистолету в ранец, куда револьвер убрал. Да забрал плащ-палатку. Скатал валик и закрепил на ранце. Бабочкин так же поступил, на сидоре увязал его, а осназовцы от такой ценной штуки отказались. Ничего, побывают под ледяным дождиком, поймут, что это такое. Бойцы несли пулемёт вдвоём, положив его на плечи, и по одному ранцу с продовольствием у них было. Бабочкин нёс с патронами. А я шагал впереди, метрах в тридцати, и проводил визуальную разведку, держа винтовку в руках наготове. Изредка останавливаясь и изучая карту, что взял у командира танка. Хорошая, много что указано.

Через два часа пути я посмотрел на наручные часы и скомандовал:

– Привал полчаса. Потом продолжим путь. Сержант, организуй перекус.

Пока бойцы с облегчением поставили пулемёт на сошки, а они ведь и пулемётные коробки к нему несли, я присел в сторонке и, изучив карту ещё раз, хотя на память и не жалуюсь, сказал:

– До первой речки осталось восемь километров. Будем переправляться между мостом и деревней. Между ними километр.