Созданы друг для друга

Влада с мамой и бабушкой выселили из министерской квартиры, конфисковав на время следствия практически все их имущество, в том числе мамины шубы и драгоценные украшения, которые дарил ей за всю их совместную жизнь отец. Даже ту шубу, которую она шила сама еще во времена, когда отец работал главным инженером завода, – все забрали, подчистую. А саму Елену Игнатьевну сняли с руководящей должности директора быткомбината и уволили в никуда.

Влада из института не отчислили бог знает почему, может, потому что он был одним из лучших студентов, а может, из-за его спортивных достижений: буквально накануне отцовского ареста он победил в престижном международном соревновании по конкуру. Но на всякий случай все-таки исключили из комсомола на общем собрании. Да и хрен бы с тем комсомолом, главное, что учиться можно.

Влад с мамой перебрались к бабушке с дедушкой Девятовым в их скромную двухкомнатную квартиру, в которой, слава богу, успели сделать шикарный, капитальный ремонт заботами высокопоставленного зятя. Стариков власть пока не трогала, ждали вынесения приговора.

А вот с этим дело обстояло непонятно: следствие затягивалось, начали вскрываться такие дела и схемы, от сумм и масштабов которых следователи впадали в ступор, откровенно охреневая. Появились новые подозреваемые, и уже арестовали парочку чиновников пониже рангом, а Генеральная прокуратура совсем близко подбиралась к основным фигурантам.

И все понимали прекрасно: еще чуть-чуть – и такие повываливаются «скелеты» из высокопоставленных шкафов, что до «самых до небес» легко может дойти. И кто знает, чем бы это расследование закончилось, если бы…

Если бы Гарандин не умер в тюрьме от сердечного приступа.

Молодой, здоровый, полный сил мужик пятидесяти четырех лет, не куривший, выпивавший крайне редко, делавший по утрам регулярно зарядку, никогда не жаловавшийся на здоровье, внезапно умирает от сердечного приступа? Серьезно? Ну да.

Следователь, ведший это громкое министерское дело, практически открытым текстом сказал Владу, что отца убили, и очень настоятельно посоветовал не лезть и не поднимать никакой волны по этому поводу.

Олега Дмитриевича Гарандина признали невиновным, оправдав по всем предъявленным статьям, дело закрыли за недоказанностью, перед вдовой и сыном официально извинились, выплатили какую-то немалую компенсацию за его полугодовое сидение в следственном изоляторе и вернули все личное имущество.

Министерство организовало помпезные похороны, на которых, стоя над дорогущим лакированным гробом, те самые люди, которые и убили Олега Дмитриевича, произносили траурные речи со слезой.

Влад смотрел на этот спектакль, на эти сытые холеные лица довольных исходом дела чиновников и, как ни удивительно, не испытывал ни ярости, ни ненависти, ни жгучего желания наказать, покарать – нет. Он чувствовал холодную, спокойную уверенность, что сделает все, чтобы восстановить справедливость. Все.

Не отомстит – нет, он не мыслил такой категорией «отомщу» и «я вас всех…», он даже не плакал на похоронах, удерживая внутри себя ощущение странного глубинного знания, что непременно восстановит справедливость, которой не смогли добиться правоохранительные органы, испугавшись последствий для своих задниц.

Он не испугается. Отец достоин истинного упокоения и воздаяния.

Влад не клялся страшными клятвами, не давал про себя обещаний и зароков – просто знал, что сделает это, и не испытывал никаких сомнений.

В день отцовских похорон девятнадцатилетний Влад Гарандин окончательно трансформировался из молодого, умного, талантливого, но все еще беспечного в силу молодости парня во взрослого, целеустремленного, уверенного в себе мужчину, первым пунктом жизни которого имелась цель номер один – стать значимым и по возможности очень богатым человеком, чтобы обладать механизмами для восстановления справедливости.

Он был теперь не просто взрослым мужчиной – он был опасным в своей холодной намеренности.



– И ты…

Завороженная его рассказом, Дина как будто погрузилась в его жизнь и видела внутренним взором то, что вспоминал Влад. Сперва видела его маленьким мальчиком, посапывающим от сосредоточенности, когда он поднимался по лестнице в садик; потом подростком, наездником на великолепном коне, побеждающим на соревнованиях по конкуру; смотрела, как они сидят за столом с отцом той памятной ночью; наблюдала, как он стоит у могилы с изменившимся выражением лица и желанием восстановить справедливость.

– …воздал то, что намеревался, этим людям? – осторожно задала она свой вопрос.

– Да, всем четверым. И их детям, и семьям, – абсолютно ровным тоном подтвердил Гарандин.

– А… – Дина растерялась от одной мысли о том, какого рода это могло быть воздаяние.

Но он понял. Как понимали они теперь мысли друг друга, частенько продолжая не произнесенную еще фразу, не высказанную вслух мысль.

– Я, конечно, не святой Иероним и много чего насовершал в своей жизни неприглядного и незаконного, но не сторонник крайностей, – усмехнулся Влад обескураженному виду Дины и поделился жизненной философией: – Считаю, что физическое устранение конкурентов или людей, мешающих бизнесу или опасных лично тебе, говорит скорее о слабости человека, при всех его возможностях и рангах, чем о мощности его личности, если, конечно, нет непосредственной угрозы жизни. – И усмехнулся, заметив, как осторожно расслабилась Дина. – Хотя не могу не признать, что этот метод самый действенный и простой и решает много проблем одним махом.

– И-и-и?.. – подтолкнула его к дальнейшему повествованию Дина.

– Никакого смертоубийства, никаких подписаний под пытками раскаленным утюгом, – все посмеивалсяй Гарандин. – Зачем? Во-первых, все это прошлый век. Особые препараты в сочетании с работой грамотного гипнотерапевта, без нервов и крови дают великолепный результат со стопроцентной гарантией, а человек потом даже не вспомнит, что рассказал абсолютно все. А во-вторых, существует проверенный веками, безотказно действующий механизм под названием: «жадность фраера сгубила». Жадный человек – человек ограниченный и неумный, и рано или поздно на этой самой своей жадности и прогорает. А когда он к тому же долгое время безнаказанно ворует и грабит, то еще и напрочь теряет осторожность, облегчая задачу экспроприаторам. – И процитировал песенку из «Буратино»: – «Мы не сторонники разбоя, на жадину не нужен нож, ему покажешь медный грош, и делай с ним что хошь». А уж в начале девяностых, при существующей анархии и беспределе, единственное, что требовалось, это грамотно обставить антураж и рассчитать все до мелочей, предлагая какую-нибудь «верную» схему для сверхприбыли.

– И что, они все попались на эти твои схемы?

– Легко, – кивнул Влад, – только для торжества этой справедливости мне пришлось сначала стать весьма небедным человеком.



Даже не обсуждалось и не подлежало сомнению, что Макс был посвящен во все проблемы и беды Влада, это-то понятно. Как и то, что, когда арестовали Олега Дмитриевича, все знакомые и так называемые друзья из числа новоприобретенных Гарандиными после переезда в Москву, стали демонстративно игнорировать вчерашних друзей.

Семьи Гарандиных и Девятовых вмиг оказались в изоляции. Для всех, кроме Варгиных. Отец Макса Анатолий Андреевич, даже рискуя нарваться по службе на крупные неприятности за поддержание семьи опального помощника министра, ни в своей дружбе, ни в своем доме, ни в своей помощи любого порядка Гарандиным не отказал, а ровно наоборот – предложил все, что мог.

Помня слово, данное отцу, Влад даже другу Максу не раскрыл содержания всего письма и документов, приложенных к нему, сообщив лишь интригу и имена тех, кто убил отца. И, разумеется, поделился самым главным планом на данном этапе своей жизни – восстановить справедливость и воздать всем участникам этого дела по заслугам.

Прямо, етить его, эдакий Монте-Кристо российского разлива образовался.

Сам понимал, как это по-книжному звучит, – «воздаяние» и все такое, но чувствовал, что оно ему необходимо. Вот и выложил Максу все честно и подробно про свои замыслы.

– Значит, придется богатеть сейчас, не дожидаясь работы в капстранах, – задумчиво протянул верный друг, уже что-то там прикидывая в уме.

И придумал-таки, чертушка талантливый! И такое придумал…

В стране вовсю процветает кооперация вместе с коррупцией и бандитизмом: зарабатывай – не хочу! Была бы голова на плечах, смекалка да умение вертеться-крутиться, как прожженный «цеховик» со стажем из Одессы.


Голова у них была, даже две, со смекалкой все обстояло на должном уровне, а вертеться-крутиться, щелкать моменты, разбираться в реалиях зарождающихся капиталистических отношениях и в потребностях рынка они научились быстро.

А какие такие особые потребности? Ничего нового в мире не произошло и не изменилось – люди все так же, как во все времена, жаждут хлеба и зрелищ. В категорию «хлеб» входят продукты, шмотки-аппаратура, бытовая современная техника и машины, желательно импортные, а в категорию «зрелища» – любые и разнообразные развлечения.

Люди, как дети, – ничего не меняется: накорми вкусно да потряси новой игрушкой. Как там у Шекспира: «Все то же солнце ходит надо мной, но и оно не блещет новизной».

Итак, – почесал умненькую головушку генератор идей Макс Варгин, «хлеб» мы, пожалуй, оставим барыгам всяким, а вот зрелища – это перспективная сфера. И придумал такой небывалый «замут», что парни и сами офигели от простоты и дерзости идеи.

Открыли и зарегистрировали кооператив на Гарандина, поскольку Максу, учившемуся в МГИМО, требовалась совершенно безупречная репутация, а Владу уже и пофиг на ту репутацию, он даже не комсомолец.

Макс вызвонил своего немецкого друга детства, с которым сошелся, когда они жили в Германии, и принялся договариваться о предмете сделки. ГДР и ФРГ еще в прошлом году счастливо объединились и теперь считались одной капиталистический страной. Три дня ушло у Макса для полной договоренности, осталось подписать документы, оплатить и вывезти товар.

Вот с «оплатить» вышла небольшая закавыка. У Влада с мамой были только те деньги, что они зарабатывали: мама, занимаясь пошивом одежды на дому, а Влад – переводами с английского и испанского, написанием курсовых и разгрузкой вагонов. Пенсию бабушки с дедом можно даже не рассматривать.

Макс попросил помощи у отца, посвятив того в их план. Анатолий Андреевич призадумался, прикинул что-то в голове и спросил у сына:

– А как вы вывозить товар собираетесь?

– Арендуем фуру, я уже просмотрел предложения.

– И они благополучно скинут ваш товар по дороге, аж пищать от счастья будут, кинув таких лошаков, а вам справку из милиции предоставят, что их ограбили.

– И что, нанимать охрану? – задумался над нерадостной перспективой Макс.

– Зачем нанимать? – хитро усмехнулся Анатолий Андреевич. – Я тебе ее предоставлю. Только товара вы с Владом возьмете не на одну фуру, а на три, деньги найдем. Сопровождать вас будут наши солдатики. Слышали про вывод войск из Германии? А после продажи вы отстегнете Минобороне десять процентов за сопровождение и обеспечение безопасности. Ну и долги отдадите, разумеется. Что у вас там получится?

И офигевший от роскоши перспективы Макс кинулся считать новую схему и такого насчитал, что решил: борзеть так борзеть, если сопровождают. И, попросив у отца достать чуть побольше средств, закупил еще видеоплееров и компьютеров до кучи.

Но денег все равно не хватало. Влад, крутившийся по друзьям и знакомым, пытался занять у кого сколько можно. Однажды вечером, сидя на кухне, он подсчитывал, что удалось насобирать. За этим занятием его и застала мама.

Присела рядом за стол, расспросила сына о проблемах и, подумав, решительным тоном распорядилась:

– Продай мои шубы и драгоценности.

– Ты что, мам? – поразился Влад. – Это же память об отце.

– Память об отце в другом, – улыбнулась она грустно и провела рукой по волосам сына. – И не измеряется вещами, сынок. – Погладила еще раз, притянула к себе, поцеловала в голову и, выдохнув, безапелляционно произнесла: – Продавай.

Оставила себе лишь обручальное кольцо и кольцо с сапфиром в бриллиантах, что подарил ей муж на юбилей их свадьбы.

И, как ни парадоксально, но именно полученной от продажи вещей и драгоценностей суммы аккурат и недоставало для осуществления грандиозных планов парней.

А план был прост и незатейлив, как сколоченный на уроках труда в школе табурет. Что из «зрелищ» пользовалось повышенным спросом в то время? Не считая концертов знаменитостей, собиравших стадионы? Правильно – видео! Видео – это было наше «все» в те годы! Западные фильмы любого уровня, любого качества, любого жанра – лишь бы западные.

И мальчишки через хваткого германского друга Макса закупили какие только возможно было найти в Германии видеокассеты с голливудскими и европейскими фильмами, специальную воспроизводящую видеоаппаратуру для маленьких кинозалов и записывающую аппаратуру для наложения перевода. И две фуры чистых видеокассет к ним, на которые собирались перегонять оригиналы.

И закипела у мальчишек работа – сняли помещение в аренду: в одной большой комнате сделали кинозал на тридцать человек, в котором крутили фильмы сутками, ночью, по особому тарифу, так называемую тяжелую эротику для любителей. В двух других комнатах сами накладывали перевод на запись, чтобы не плодить конкурентов и не отдавать фильмы известному на весь Союз гнусавому переводчику, и перегоняли копии на чистые кассеты.

А когда накопилось тех копий до фига и гораздо больше, настал момент самого главного пункта в планах Макса – так называемого сбора урожая.

Летом, после отлично сданной в своих институтах обоими парнями сессии, Макс с Владом, купив за копейки с помощью Варгина-старшего списанный почти новый военный грузовик и наняв в качестве водителей и силового сопровождения отставных военных ребяток, рекомендованных тем же Анатолием Андреевичем, загрузили машину драгоценным добром, сели в «Ниву» Макса и двинулись такой мини-колонной: парни на «Ниве» впереди, грузовик за ними по просторам любимой широкой Родины – в Сибирь. Нести, так сказать, «просвещение» в массы практически в прямом смысле этого слова.

– Мы прямо Агитпроп какой-то за капиталистические ценности, – похохатывал Макс над их «передвижным кинопрокатом».

Народ в глубинке непуганый, небалованый, но кооперацию принявший на ура, а вот с культур-мультур у людей в медвежьих углах полная напряженка – пока-а-а до них доберутся новые веяния и свежие фильмы. Вот наши мальчики и наладились помогать устраивать местным дельцам видеосалоны, продавая аппаратуру и кассеты впятеро, а то и еще дороже, чем в Москве, и за свой малый процент в бизнесе, особо не наглея в этом вопросе.

Денег подняли… Охренеть сколько! Они даже в самом сладком сне представить себе не могли, что можно столько заработать на одной простой идее.

Понятное дело, что не без приключений и нервов. Ограбить их пытались не один-два и даже не пять-шесть раз, а постоянно. Кинуть и наехать местным бандитским авторитетам – так практически в каждом городе, а то и по два раза, а уж на трассе и говорить нечего – и догоняли, перегораживая дорогу, и тормозили пару раз так и вовсе с автоматами.

Да вот только… Только Министерство обороны еще не получило от граждан Гарандина и Варгина свой обещанный откат, да и отец любимый Варгин не дремал на службе, вот и сопровождали их «просветительский» караван служивые люди на бронированных машинках, передавая с рук на руки, от части к части.

Так до Москвы и добрались с полной, не пощипанной никем мошной. Деньги (наличные, разумеется) в нескольких картонных коробках!

Еще раз, чтобы понятно было, – несколько больших картонных коробок из-под телевизора!

Первое, что сделал Влад, вернувшись домой и проспав практически сутки, пошел в ювелирный и купил маме великолепные бриллиантовые серьги, кольцо и подвеску к ним. А в самом шикарном по тем временам в Москве магазине песцовую шубу. И Елена Игнатьевна от счастья, что у нее такой замечательный сын, все плакала и плакала, обливая благородного песца слезами, когда вечером Влад торжественно вручил ей эти подарки, и все гладила сына по голове.

– Надо покупать недвижимость и какое-нибудь производство! – сверкая глазами, как кот Базилио, уже строил грандиозные планы на будущее Макс. – По законам бизнеса, в смутные времена надо покупать недвижимость!

– Остынь, сынок, – вмешался Анатолий Андреевич, сидевший тут же за столом, заваленным деньгами, – какую недвижимость? Квартиры? Ну можно, тем более что вот только приняли закон о пробной приватизации жилья. Да только что тебе эти квартиры?

– Подорожают сто пудов! – предрек Макс

– И что, ты ждать будешь, когда это произойдет?