Созданы друг для друга

– Я не знаю, как это объяснить, – призналась она.

– Я не прошу тебя объяснять, я спрашиваю, что ты почувствовала?

– Я услышала его смех, и со мной произошло что-то странное: я его узнала, совершенно четко узнала, – пыталась как-то объяснить Дина то, что сама еще до конца не понимала в полной мере, – словно какое-то дежавю, настолько родной хохоточек-звоночек. И меня реально что-то внутри совершенно неотвратимо тянуло к нему. А когда я увидела… – у нее перехватило дыхание, и слезы навернулись на глазах, – то… просто в одно мгновение пришло абсолютное понимание, что это мой ребенок. – И протянула бессильно: – Я не понимаю, не знаю, как передать, объяснить.

Посмотрела на него и спросила:

– А ты? – И только сейчас, в эту самую секунду сообразила, что до сих пор не спросила Влада о самом важном: – А ты почувствовал его родным? Я не знаю… пусть не сыном, а родным человечком?

– Ну, у меня нет такого сумасшедшего материнского инстинкта, как у тебя, но… – честно признался Гарандин. – Ты уже в курсе, что в этот детский дом Лешку перевели совсем недавно из другого, который расформировали, причем этот детский дом был хрен знает где, даже не в Ленинградской области. И у нас в зоопарке он появился с группой только перед самым моим отъездом в Москву. Тогда я его и увидел первый раз. И что-то такое щелкнуло, как ты говоришь, в голове, внутри, не потому что он без ножки, а что-то другое… непонятное. Вот почти как у тебя: словно родной малыш, родной человечек. Я тогда сразу решил, что парня не оставлю, возьму под свою опеку, не прямую, в том смысле, что не усыновлю, а буду плотно участвовать в его жизни, помогать, направлять. Конечно, первым делом протезик сделаю. А когда ты появилась… – Он замолчал, задумавшись над чем-то. – Ты появилась, и теперь все по-другому. Теперь можно и иные решения принимать.

– То есть ты не против его усыновления? – уточнила Дина. – А то я в такой прострации находилась, только о нем думала, из рук боялась выпустить, что даже не спросила тебя.

– Да ну тебя, – раздосадованно отмахнулся Гарандин, – херню всякую спрашиваешь.

– Кстати, – улыбнулась Дина и уведомила: – Его зовут не Алеша. Он теперь Лёшик. Наш Лёшик.

А мальчик с новым именем Лешик, который нашел наконец, своих маму с папой, спал на заднем сиденье летящего в Москву джипа, счастливо улыбаясь во сне, и все теперь в его жизни было правильно и замечательно.

В Москву приехали поздно, как ни торопились, мирно обсуждая в дороге, как супруги с большим стажем, самые обыденные вещи, что надо купить детское автомобильное кресло, вернее два – для ее машины. И надо бы приодеть ребенка, и в каком магазине это лучше сделать, а Дина звонила нужным людям, чтобы устроить Лешу в клинику протезирования, а Гарандин подсказывал ей вопросы, если она о чем-то забывала спросить. Последним Дина набрала отца, чтобы предупредить об их внезапном приезде. Они с Гарандиным, как-то не сговариваясь и не обсуждая, лишь понимающе переглянувшись, решили ехать к Нагорным и, уже набрав номер, Дина вдруг озадаченно спросила Влада:

– А как это сказать-то?

– Да прямо так и скажи, – посоветовал тот.

– Привет, дочь, – ответил на вызов отец.

– Привет, папуль. – Услышав родной бодрый голос, Дина неожиданно так сильно обрадовалась, что даже сама себе удивилась. – Семья там вся в сборе?

– Почти, – весело отвечал он, – Кирюха только с барышней где-то зависает.

– Ну пусть зависает, хотя жаль, – подумав, решила Дина. – Папуль, мы сейчас с Владом приедем.

– О как, – слегка насторожился Константин Павлович. – Что так спонтанно, что-то случилось?

– Случилось, пап, радостное, – ответила Дина и ошарашила новостью: – Мы не одни приедем. С маленьким мальчиком. Нашим с Владом ребенком.

Константин Павлович помолчал, переваривая информацию, и спросил:

– Насколько маленьким?

– Три с половиной года, – отрапортовала Дина.

– Тогда Кирюху от барышни придется оторвать, – хохотнул он, радуясь такой перспективе, – достанем детскую кровать и поставим в вашей комнате.

– А у нас есть комната? – заулыбалась Дина.

– А то, – хохотнул Нагорный, – ты надеялась, что наши дамы упустят это из своего внимания? Сейчас. Все уже устроили в большой спальне.

Понятное дело, что перевозбужденный Лешик не собирался спать, хоть ему и положено было по всем правилам.

Да вы что?! Какое спать! Никто бы не смог на его месте – день великого счастья всего его мира – сначала нашлись мама с папой, который сказали, что они теперь никогда-никогда с ним не расстанутся, а теперь выясняется, что у него еще есть настоящие бабушка и дедушка, и прабабушка даже, и брат с сестричкой, о которых рассказала ему Дина.

И пропустить такое событие, как встречу с нашедшимися наконец родными – не-е-ет, ни за что! Ни спать, ни успокоиться Лешик не мог, хоть ты что с ним делай. И прыгал от нетерпения на заднем сиденье, и задавал кучу вопросов, и хохотал от небывалого счастья и радости, и хлопал в ладошки.

Встречать гостей Нагорные вышли всей гурьбой, столпившись в большой прихожей. Первые суетливые приветствия, поцелуи Дины с родными, и как-то так получилось в суете и мельтешении, что ребенка и не разглядели, не заметили за спиной и ногами Дины.

– Ну а где же мальчик? – недоуменно спросила Антонина Борисовна.

– А вот и я! – Из-за ног Дины выскочил на своих костыликах сияющий от радости и полного бесконечного счастья пацан.

Семейство Нагорных мгновенно застыло, в полном шоке уставившись на ребенка, а тот переводил взгляд с одного на другого, не понимая, почему все молчат и как-то странно на него смотрят, и никто отчего-то не радуется такому небывалому счастливому событию.

– Я Лешик! – на всякий случай представился ребенок своим новым именем, которое ему ужасно, просто невероятно понравилось, которое он уже успел, наверное, раз сто повторить, вот и представился, ну а вдруг его просто не узнали.

– А я твой дедушка! – в тон ребенку громогласно и счастливо прокричал Константин Павлович.

Шагнул вперед, подхватил мальца на руки и, чуть подбросив вверх, так что прогрохотали костылики на ременной привязке, прижал к себе. И словно по команде «отомри», все разом заговорили, загомонили, облепив Константина Павловича со всех сторон, забирая и передавая хохочущего от счастья Лешика из рук в руки, который крутился волчком и обнимался-целовался с каждым – шум-гам, суета, звонкий голосок малыша и его необыкновенный заливистый смех, звучащий, как серебряный колокольчик.

Так всей гурьбой, с ребенком, «ходившим по рукам», и двинулись в кухню, позабыв о еще двоих виновниках переполоха, так и оставшихся стоять у двери.

Дина повернулась и, уткнувшись в грудь Гарандина, вдруг совершенно безудержно расплакалась не то от счастья, не то освобождаясь от напряжения, в котором находилась с того самого момента, как услышала смех этого необыкновенного мальчика. Своего мальчика. Родного.


Но поплакать от души Дине не дали, семья таки обнаружила ее отсутствие, в прихожую прибежала делегированная Сонечка и, ухватив мать за рукав, потащила на кухню.

И был чай-самовар, и вкуснейшие пирожки по особому бабушкиному рецепту, и всяческие иные вкусности. И тут вспомнили про фермерские дары, что успела загрузить в багажник их машины заботливая Алена Васильевна. И Кирилла с Соней отправили за теми самыми дарами, а потом понеслась новая волна восторженных ахов-охов, когда все это богатство разворачивали, быстро нарезали и дегустировали.

И все громко говорили, обсуждали возбужденно-восторженно-радостно грандиозное, небывалое событие, по случаю которого Константин Павлович извлек из серванта коллекционную бутылку коньяка, презентованную пациентом. Влад кивнул, мол, «а давайте», и дамы согласились, что такое событие можно и отметить парой рюмочек.

И в этой радостной суете, смехе и гомоне не сразу заметили, как обессиленная этим бесконечно растянувшимся днем заснула Дина, завалившись на бок и прижимая к себе уснувшего Лешика, который обнимал ее за шею. Они даже во сне не отпускали друг друга.

Утро понедельника началось с того же заливистого и радостного детского смеха Лешика, под аккомпанемент которого малыш как-то так ловко-ловко забрался на кровать к Дине с Владом и принялся их будить.

Да и правда пора. Дина сразу же развила кипучую деятельность, обзванивая всех необходимых людей, договариваясь, обсуждая, выстраивая план дальнейших действий, как великий полководец перед грандиозной битвой.

И уже днем они втроем – Дина, Влад и Лешик – находились на первичном приеме в Центре эндопротезирования, попасть на который удалось, подключив некоторые связи Дины, в том числе через благотворительный детский фонд «Победим», специализирующийся на помощи детям при травмах опорно-двигательного аппарата, руководит которым Кира Башкирцева[7].

Дине не раз приходилось обращаться к помощи этого фонда для деток своих клиенток из Центра и тесно сотрудничать с ними, они были давно и хорошо знакомы с Кирой и частенько пересекались, хоть и не сдружились в силу чрезмерной занятости обеих.

А на следующий день, во вторник, Дину Нагорную и Владислава Гарандина расписали в районном загсе города Москвы по месту прописки невесты, где у нее имелись хорошие деловые связи с руководством. Теперь ей предстояло поменять паспорт на фамилию мужа, принять которую она с радостью согласилась.



«Октябрь», – думала, умиротворенно улыбаясь, Дина, сидя на заднем сиденье машины, которой управлял один из охранников Гарандина. Она возвращалась из Питера домой в усадьбу «Карас», которую с ее легкой руки очень скоро стали называть именно так сначала все местные жители, а потом и туристы.

Ну а что? Уж девятый год ширится и развивается хозяйство Гарандина, а короткого, емкого названия как такового у него и нет. Привыкли все «ферма да ферма». А какая там ферма? Уже целый сельскохозяйственный комплекс со своим поселком, с присоединившимися к нему еще двумя деревнями, а они – все ферма да хозяйство. Вот как-то так однажды Дина и высказалась в этом ключе и начала с себя, то есть стала говорить: «Едем в Карас, а у нас в Карасе, приезжайте в Карас…» – так и пошло и зацепилось-закрепилось, теперь уж никто иначе и не называет.

«Уже октябрь. Как же так быстро пролетели весна и лето? Наверное, от счастья. От того, что вместило в себя много радостных событий и изменений. Почему-то всегда все хорошее имеет свойство быстро проходить, пролетать, оставаясь лишь великолепным, согревающим воспоминанием», – думала она, глядя в окно.

Золотая осень стоит просто сказочная. Бабье лето. Шикарное.

Если бы Дина сама вела машину, то скинула бы скорость и катила бы потихоньку, наслаждаясь красотой, а то и останавливалась бы в особо приглянувшихся местах, но охранника Витю ей не хотелось просить. Да и не хотелось тревожить словами-разговорами то особое внутреннее состояние души, которое было у нее сейчас. Едут и едут, да и ладно. И так хорошо.

Но Виктор, точно прочувствовав особое настроение Дины, а может, и сам залюбовавшись красотой природы, скинул постепенно скорость.

М-да.

Ни о какой службе безопасности и охране она не то что не задумывалась, и не представляла даже – а зачем? И стыдно признаться, но даже не замечала до поры ее невидимого постоянного существования где-то рядом вообще, пока ей не объяснили.

А дело вот в чем. Когда Гарандин передал большую часть своих активов государству и удалился «в природу» на покой, он предложил начальнику своей службы безопасности рекомендацию и новое трудоустройство у одного финансиста высокого уровня, который с интересом принял его кандидатуру. Уж больно непростой дядька этот Гусаров Клим Викторович, очень-очень непростой, даже Владу многое из его биографии неизвестно, а потому что наглухо засекречено.

Ладно, неважно. Хотя, наверное, именно это и важно.

Но Клим Викторович не принял предложение Гарандина.

– Не, Владислав Олегович, я с тобой.

– Так я, считай, что на пенсию, Клим Викторович, – подивился такому заявлению Гарандин, – тишь-блажь да божья благодать. Сельская пастораль, лошадки-козочки.

– Вот и я с тобой в благодать с пасторалью, – спокойным, уверенным тоном принявшего решение человека оповестил Гусаров, уточнив на всякий случай: – Если не прогонишь, конечно.

– Клим Викторович, – перешел к конкретике Гарандин, – это совершенно не твой уровень. Уж кто-кто, а ты-то точно в курсе, что и сколько я отдал. Я и в самом деле собираюсь осесть в покое на природе, самоустранившись из большой игры.

– Да мне тоже, Владислав Олегович, природа нравится, – настаивал Гусаров, говоря больше взглядом, чем словами. – Может, заведу семью в тишине и спокойствии, наконец. Да и за тобой пригляд нужен.

– Ну, как знаешь, – не стал настаивать Гарандин, который оценил такую преданность и уважение.

По-хорошему Гусаров был прав – ушел ты, не ушел из большого бизнеса, а людей, нежно затаивших на тебя обиду и желающих поквитаться за прошлые дела, найдется немало, и таких настойчивых, которые могут и попытаться это сделать, так что охрана нужна, тут уж не поспоришь. Пусть и не такая серьезная, как раньше, но нужна.

Но тут взбунтовался сам Гарандин, твердо заявив, что именно от всего этого и уходил – от модели той самой жизни и от вечного присутствия в ней охраны. И грозит там ему что, не грозит – пофиг: если кому сильно припрет, так его везде достанут. И выторговал себе свободу передвижения и жизни. Правда, гораздо позже выяснилось, что Гусаров отправлял за ним в дальние поездки, особенно в Москву, негласное сопровождение, которое Влад не так уж быстро и вычислил.

Повыясняли отношения на повышенных тонах, и Гусаров махнул рукой – ладно, как хочешь, но одна машина с парой ребят всегда будет.

В общем, лет через пять отпустили Гарандина ребята из-под плотного постоянного контроля. Его да, а вот семью его – нет.

И тут появилась молодая жена и – фигак – сразу попала под опеку Клима Викторовича, а вместе с ней и вся ее шумно-беспокойная родня.

– Не-не-не, – в категорическом тоне отмел начальник охраны все весомые аргументы Дины, которая сопротивлялась тому, что к ней приставили охрану, – никаких «сама» и «обойдусь». Вы, Дина Константиновна, четырнадцать лет рисковали и подставлялись по полной программе. И есть не меньше сотни решительных дебилов, жаждущих вам отомстить и мечтающих поквитаться. К тому же и Владислав Олегович не без «хвостов» из прошлого. Так что в пределах «Караса» – пожалуйста, можете передвигаться и находиться без охраны, у нас тут все под контролем, но на выезде – только с ребятами.

В последней надежде она просительно посмотрела на Гарандина в поиске поддержки, подумывая про себя: может, поскулить жалобно.

Но нет, не прокатило.

– Я согласен с Климом Викторовичем, – твердо сказал Влад. – До фига идиотов, желающих тебе отомстить.

– И за семьей вашей присмотрим, не беспокойтесь, – улыбнулся довольный Гусаров.

Вот так и образовался водитель, он же охранник Виктор. На выезде. Слава богу, что хотя бы только на выезде.