Сожалею о тебе

— О, — немного удивленно поднимаю брови я, — у меня создалось именно такое впечатление.

Миллер поудобнее устраивается на сиденье и переплетает наши пальцы.

— Я расстался с Шелби потому, что когда ложился спать, то совсем про нее не думал. И когда просыпался, не вспоминал про нее первым делом. Но я точно не бросал ее ради того, чтобы иметь возможность встречаться с тобой. Разрыв был неизбежен вне зависимости от того, были бы мы с тобой вместе или нет.

Звучит, словно между расставанием ради кого-то и расставанием из-за кого-то не существует большой разницы. Но с моей точки зрения, это различие — самое важное, и объяснения Миллера тому подтверждение.

— Тебе долго пришлось привыкать к новому положению вещей? Вы все-таки встречались довольно долго.

— Все изменилось, — пожимает плечами Адамс. — Ее матери было все равно, когда я оставался у них на ночь, поэтому приходится заново учиться проводить все выходные с дедулей.

— Тебе разрешали ночевать в их доме? В смысле, в одной… постели?

— Необычно, я знаю. Но родители Шелби очень снисходительно смотрели на многие вещи. Кроме того, формально она уже студентка колледжа. Думаю, все дело было именно в этом.

— Моя мама никогда не позволит тебе ночевать у нас. Просто предупреждаю.

— Поверь, это я уже понял после нашего с ней знакомства, — со смехом отвечает Миллер. — Я буду сильно удивлен, если мне разрешат приходить в гости даже при свете дня.

Мне становится очень неприятно. Ненавижу маму за то, что она заставила его так себя чувствовать. И если честно, то меня сильно тревожит, не станет ли это окончательным аргументом за прекращение наших отношений, если нам по-прежнему будут запрещать встречаться.

Даже не верится, что Миллер Адамс теперь мой бойфренд.

Мы пристально смотрим друг другу в глаза. В помещении так тихо, что доносится шум фильма, идущего в другом зале.

Я стараюсь не слишком раздумывать об услышанном, но мысли о ночевках в доме Шелби меня очень беспокоят. Он спал в ее постели. Будет ли он по этому скучать? Я никогда не занималась сексом, а судя по поведению матери, она даже не разрешит Миллеру появляться на пороге. Она может вообще запретить мне выходить из дома, чтобы разлучить нас. Надеюсь, такого не произойдет, но я больше не в состоянии предсказывать, что мама может выкинуть.

У меня появляется желание ответить на откровенность собеседника тем же. Поэтому я достаю леденец изо рта и, смотря на Миллера, сообщаю:

— Просто для информации: я — девственница.

— Я знаю, как это исправить.

Я возмущенно вскидываю на него глаза, но вижу, что он смеется.

— Шучу, Клара. — Он наклоняется и целует меня в плечо. — Я рад, что ты мне рассказала. Но торопиться некуда. Совсем.

— Красивые слова. Но ты привык, что у тебя секс каждую неделю, поэтому со мной быстро заскучаешь и вернешься к Шелби. — Я немедленно накрываю рот ладонью. — О боже, это прозвучало так жалко, словно я совсем в себе не уверена. Притворимся, что я этого никогда не говорила?

Он усмехается, но затем с полной серьезностью смотрит мне прямо в глаза.

— Не нужно об этом беспокоиться. Я получаю гораздо больше удовольствия от общения без секса с тобой, чем на протяжении всех отношений с Шелби.

Как же я его обожаю в эту секунду! Сильнее, чем могла себе представить. Он нравится мне больше и больше с каждой проведенной вместе минутой.

— Когда я буду готова, надеюсь, это произойдет с тобой.

— Поверь, я не стану тебя отговаривать, — с улыбкой заверяет он.

Я начинаю представлять, какой была бы наша первая совместная ночь. И когда она могла бы случиться.

— Мы впервые поцеловались в самой обычной обстановке в кофейне. Может, девственность тоже стоит потерять по всем правилам романтических комедий?

— Даже не знаю, — Миллер удивленно вздергивает брови, — тогда мы пожизненно будем изгнаны из «Старбакса».

— Я говорю про выпускной бал, — со смехом говорю я. — Он состоится через пять месяцев. Если мы все еще будем вместе, я бы хотела, чтобы ты произвел стереотипную для таких мероприятий дефлорацию.

Мой выбор слов заставляет Миллера рассмеяться. Он вынимает чупа-чупс изо рта, вытаскивает леденец из моих пальцев и кладет конфеты на поднос. Затем наклоняется и целует меня, очень быстро. Отстранившись, он произносит:

— Ты забегаешь вперед. Я еще даже не позвал тебя на выпускной.

— Значит, стоит исправить это упущение.

— Тебе не хочется получить какое-нибудь необычное приглашение?[6]

— Мне подобная традиция кажется глупой, и уж точно я не хочу ничего экстраординарного.

Он пару секунд колеблется, словно не до конца мне верит, но затем кивает.

— Ну и хорошо. Клара Грант, ты пойдешь со мной на бал, а потом займешься со мной самым стереотипным послевыпускным сексом?

— С удовольствием.


Миллер ухмыляется и снова целует меня. Я с улыбкой отвечаю на его ласки, но в глубине души чувствую горечь.

Тете Дженни бы понравилась эта история.





Глава двадцать первая




Морган



Кухня сияет. По-моему, еще никогда здесь не было такой чистоты. Не уверена, это произошло благодаря врожденной аккуратности Джонаса, который в основном и наводил порядок, или из-за попыток скрыть любой намек на едва не произошедший здесь поцелуй, чтобы о нем больше ничто не напоминало.

Когда Клара уходит в кино, я физически чувствую раскаяние. Возможно, помощник по уборке ощущает то же самое, потому что мы практически не разговариваем, пока отчищаем пол. Услышав, как Элайджа начинает возиться в колыбельке, я предлагаю его покормить, потому что, кажется, единственная вещь, которую я сейчас делаю правильно, — это забота о племяннике. Похоже, что он начинает меня узнавать, так как расплывается в улыбке, стоит мне подойти.

Я вожусь с младенцем в гостиной почти целый час. Джонас в это время убирается на кухне, хотя я не ожидала, что после его усилий не останется ни пятнышка. В какой-то момент я даже прошу его остановиться, но он не прекращает работать, пока все не начинает сиять. Я бы и сама справилась, но, услышав крик малыша, обрадовалась, так как не хотела оставаться с бывшим женихом сестры наедине.

Элайджа становится сильнее. Я сижу на диване и держу мальчика на весу, пока он отталкивается крошечными ножками от моего живота. Я издаю похрюкивания и пощелкивания, как все взрослые, общающиеся с младенцами, когда Джонас проносит снятую с петель дверь в сторону гаража.

Племянник зевает, поэтому я кладу его на грудь и укачиваю, легонько похлопывая по спинке. Он уже давно должен был заснуть и кажется уставшим, несмотря на получасовой отдых, пока мы с его отцом уничтожали картину. Элайджа постепенно затихает и начинает дремать. Я прижимаюсь щекой к его голове и стараюсь отогнать грустные мысли о постигшей ребенка судьбе.

Ему повезло с Джонасом. Мужчина, который не бросил его, хотя почти наверняка не был ему биологическим отцом. Надеюсь, Элайджа не возненавидит Джонаса, когда узнает правду, а лишь будет ценить его еще больше.

Тем временем Джонас возвращается в гостиную и улыбается, увидев, как сын мирно посапывает у меня на руках. Присев рядом, он проводит рукой по головке малыша, а затем тихо вздыхает. Наши взгляды опять встречаются. Мы находимся так близко, что соприкасаемся ногами.

Снова просыпается то чувство, которое я ощутила тогда на кухне. А я-то надеялась, что это был мимолетный каприз и тот отклик, который Джонас вызвал во мне, больше никогда не возникнет.

— Можешь отодвинуться? — шепотом прошу я. Он, чуть нахмурившись, отводит взор, словно не понимает, что я сказала. — Ты сидишь слишком вплотную, мне нужно больше места.

Джонас наконец понимает. Кажется, моя реакция его слегка удивила. Отец Элайджи демонстративно перемещается на другой конец дивана. Теперь у меня появляется ощущение, что я его обидела.

— Прости, — произношу я. — Просто я… немного сбита с толку.

— Все в порядке, — отвечает Джонас.

Я наклоняю голову и смотрю на племянника. Он обмяк в моих объятиях, значит, можно переложить его в колыбельку. Так я и поступаю, отчаянно желая глотнуть немного свежего воздуха. Я аккуратно опускаю Элайджу в коляску, жду немного, чтобы убедиться в крепости его сна, и накрываю одеяльцем.

Выскользая во двор, я старательно избегаю зрительного контакта с Джонасом. Я почти уверена, что он последует за мной, вне зависимости от того, позову я его или нет. Честно говоря, нам следует обсудить произошедшее на кухне, потому что мне совсем не хочется, чтобы он питал какие-либо ложные надежды.

Джонас осторожно прикрывает стеклянную дверь. Я хожу из угла в угол, разглядывая каменные плиты под ногами. Крис положил их несколько лет назад. Мы с Дженни тогда ему помогали, и я помню, как было тогда весело. Мы смеялись над Крисом, потому что он почему-то решил включить Джона Денвера и подпевал песне изо всех сил, отчаянно фальшивя. Он никогда не слушал певца раньше, поэтому мы продолжали подшучивать над Крисом, пока он не запер нас в доме и не завершил работу уже без нашей помощи.

Интересно, у них была интрижка уже тогда?

Мне все чаще и чаще приходит в голову вопрос: когда все началось? Не знаю, почему я надеюсь, что это произошло лишь недавно? Наверное, мысль о предательстве, которое растянулось на годы, ранит гораздо сильнее. Полагаю, что я могу получить ответы, если наберусь смелости прочесть письма, которые мы нашли.

Джонас садится в кресло, которое так любил Крис. Дженни купила плетеную мебель специально для него.

Боже, как я могла быть такой идиоткой? Разве свояченицы когда-нибудь ладят с мужьями сестер? Почему я никогда не замечала, насколько близки их отношения?

— Присядь, — предлагает Джонас. — Твои метания меня нервируют.

Я падаю в кресло сбоку от него и на секунду прикрываю глаза, стараясь отогнать все воспоминания. Не хочу сейчас перебирать в уме все вещи в доме, которые связывали Дженни и Криса. Я и так уже уничтожила картину. Не хочется начинать громить садовую мебель или другие предметы обстановки.

Открыв глаза, я бросаю быстрый взгляд на Джонаса. Он комфортно устроился и, хотя вся его поза выражает внимание, вопросов не задает. Как я упоминала, он редко озвучивает свои мысли, которых, уверена, немало.

Даже не знаю почему, но молчание меня раздражает.

— Скажи что-нибудь. Слишком уж тихо.

Джонас сразу начинает говорить, будто слова уже были готовы сорваться с языка:

— Если бы ты не забеременела, то ушла бы от Криса?

— Зачем ты спрашиваешь?

— Всегда было интересно, — пожимает плечами Джонас. — Ты решила остаться с ним из-за Клары или потому, что любила его?

Я отвожу взгляд, не желая поддерживать тему, которая совершенно не касается посторонних. Раз ему было так любопытно, следовало остаться, а не уезжать, даже не попрощавшись.