Созвездие хаоса
Часть 36 из 68 Информация о книге
– Не воображайте только, что Константин ради вас так всполошился, – прошипел ей в другое ухо Иван Водопьянов. – Вы и губы раскатали, наверное, уже. Что я, не вижу, что ли? Мы все в паб собирались до вашего прихода. Поэтому и Димка примчался, от жены слинял. Пива душа просит. Пятница сегодня. А мы всегда пиво пьем по пятницам. Так что это не ради вас он… Мы все сегодня надеремся в хлам. Чеглаков вернулся с ключами, и без лишних разговоров все вместе вышли из дома. Погрузились во внедорожник космонавта и поехали к центральной площади. Катю Чеглаков посадил рядом с собой, впереди. Парни устроились сзади. У кампуса Катя вышла, поблагодарила. Внедорожник мигнул фарами и вот уже свернул на улицу-аллею по направлению к набережной. Катя помнила, что там паб. Она стояла на пороге кампуса. Ее душили слезы досады. Но сердце разрывалось от ярости. Как только внедорожник совсем скрылся из виду, Катя развернулась и помчалась в противоположную сторону. Она была бы даже рада, если бы в эту ночь… а было уже довольно поздно, монстр ЭРЕБа снова вышел на охоту. Она сама бы напала на него! Бешенство и досада придали ей сил. Глава 25 Муха, червяк и видеоролик – Почему вы мне не сказали?! – Потому что я не обязана все вам докладывать. Да вы и так сами узнали. Катя, еле переводя дух (она бежала всю дорогу), стояла в прихожей – в том самом длинном коридоре, приспособленном для хранения вещей жильцами коттеджей, о котором говорила Мухина. Да, к дому Аллы Мухиной в этот поздний час ее погнали злость и обида. Она долго трезвонила в парадное, она была готова поднять начальницу ОВД с постели. Но Алла Мухина не спала, встретила ее одетой – или только что вернулась из отдела, или собиралась куда-то на ночь глядя. Кажется, появлению Кати она даже не удивилась. – Почему вы не сказали мне сразу, что Нина Кацо – сестра второй жертвы Евгении Бахрушиной?! – Не орите, всю улицу перебудите, – Алла Мухина устало вздохнула. – Как ошпаренная прибежали выяснять со мной отношения? Новость сорока на хвосте принесла? Кто проболтался? – Да это весь город знает! Все в курсе, кроме меня. – И все же – кто? Катя без сил прислонилась к дверному косяку. Начала рассказывать о том, как пришла к космонавту Чеглакову, а там… – Они оба, и Димка, и Иван, знают Чеглакова с детства, – сказала Мухина. – Ну как же, такой герой. И он работал на базе под руководством академика Ларионовой – это правда. Чего вас к нему понесло? – Как чего? К Чеглакову в дом влезли. Он с Ниной Кацо общался, она к нему перед самой кражей заходила. Ее убили, сумку всю обшарили и… Разве это не повод допросить космонавта? – Из-за того, что они оба потерпевшие? Но ему больше повезло, потому что его дома не оказалось, когда вор полез к нему? – спросила Мухина. – Слушайте, на вас лица нет, солнце мое. Этак вы кусаться начнете от злости. Есть хотите? – Нину Кацо убили, а она – сестра второй жертвы! Разве это не… Только я не понимаю – у них фамилии разные, отчества тоже, жили они по разным адресам. И сестры? Двоюродные? – Проходите на кухню, я вам омлет сделаю. – Мухина повела Катю в квартиру. Ее квартира кардинально отличалась от просторного дома космонавта, купленного им у потомков академика. И на тесное жилище Нины Кацо в старом коттедже походила мало. Кухня и две небольшие комнаты внизу, одна наверху. В одной комнате – раскладной диван, кресла и телевизор. В другой – детская. Кроватки нет, ее, видно, забрали с собой, но в пластиковых коробках полно игрушек. И у стены еще сохранен пеленальный столик. – Дочка звонит каждый день, домой хочет. Надоело ей у тетки в приживалках. Сестра моя – святой человек. Вошла в наше положение, приютила их. Но и у святых терпение лопается, – пояснила Мухина, поймав взгляд Кати на пеленальный столик. – А забрать их домой я пока не могу. Боюсь. На кухне она начала делать омлет, хозяйничала ловко и умело. – Они единоутробные сестры, Катя. По матери. Отец Нины работал в охране базы, развелся, мать вторично вышла замуж и родила Евгению. Поэтому у них разные отчества и фамилии. Когда Евгению Бахрушину убили, мы плотно их семьей занимались, как и другими семьями потерпевших. Мать их давно умерла. Они сначала жили вместе и не особенно ладили – это в молодые годы. Но потом все изменилось. У обеих не сложилась личная жизнь, обе одиночки. Отец Нины на старости лет вспомнил о ней. Он завещал ей свой дом, тот самый, где вы ее нашли. Она преданно за ним ухаживала много лет. После его смерти переехала туда, а квартиру матери оставила Евгении. И, наверное, это и одиночество их общее сыграло роль в том, что они как бы снова подружились, очень крепко. Она сняла румяный омлет со сковороды, поставила тарелку перед Катей, сидящей за кухонным столом. Подвинула хлебницу и налила ей чаю. У Кати кусок в горло не лез, и одновременно она ощущала дикий голод – с утра ведь ничего, кроме завтрака. – Ешьте, не церемоньтесь, – сказала Мухина. – Силы надо копить, питаться. Они вам еще потребуются. – Алла Викторовна, но почему вы не сказали мне? Мухина села за стол напротив. Налила чаю и себе. Пошарила где-то в кармане брюк и извлекла пачку сигарет, закурила. – Катя, иногда полезнее для дела, чтобы вы не знали некоторые факты. Вы способны, как я убедилась, сами раскапывать информацию. И делаете это так, что я через вас получаю дополнительные сведения. И это ценно, это помогает, хотя мы и блуждаем в потемках. Если для кого-то в этом городе я назойливая надоедливая муха, то вы, Катя… вы только не обижайтесь… вы этакий наглый настырный червячок, что точит, точит ходы в зрелом, уже почти сгнившем яблоке. С этой стороны куснул, проточил ход, потом с другой стороны. Я все жду, когда вы проточите самый главный ход до самой серединки нашего гнилого яблока. Я подбираю за вами те крохи, которые что-то проясняют в текущих событиях лично для меня. – И что для вас прояснил мой поход к космонавту? Катя давилась омлетом. Червячок… надо же… кушайте на здоровье! Вы начальницу полиции ЭРЕБа этакой эринией из мифа себе рисуете, без пощады гоняющей преступников, да и себя тоже… А вас – щелк по любопытному носу. Червячок-с! Долбаные эринии! – Из них ведь двое общались с Ниной перед убийством – Чеглаков и Дмитрий Ларионов. Оба по музейным вопросам. Но в музей вор не сунулся, ключи не тронул, – продолжала Мухина. – У космонавта перевернули весь дом сверху донизу. Но украли какую-то муть – фоторамку и кофеварку. – Картины у него еще разрезали. – Но не украли ведь. К Нине Кацо грабитель даже в дом не зашел, мы никаких следов не обнаружили. Но сумку ее всю обыскали, украли вроде самые банальные вещи – портмоне и мобильник. – Мобильник, может, для того чтобы скрыть, с кем она разговаривала? Нельзя послать запросы на расшифровку звонков? – По грабежу? Через наш главк? Они меня в очередь на год поставят. Там таких запросов… – То, что Нина – сестра второй жертвы, может свидетельствовать о том, что дело вовсе не в грабеже. Может, она что-то узнала! Поэтому ее и убили. – Версия, как и все остальные. – Мухина пила чай. – Что вы еще там узнали у этой троицы? – Иван Водопьянов был совсем не рад моему приходу. Не то чтобы он нервничал, но вел себя как-то вызывающе. – Катя вспомнила красавца блондина. – Он мне сказал, что якобы Нина Кацо поглядывала на Чеглакова. Нравился он ей. – У нас здесь много кто на него поглядывает. Мужик симпатичный, отважный, не бедный, одинокий. Это в ЭРЕБе-то! Я сама на него глазом косила, когда он только у нас появился. – Почему он покинул отряд космонавтов? – Точно никто не знает. Разве нам правду скажут? Такие вещи Роскосмос в тайне хранит. Но слухи ходили, что был какой-то скандал. Причем начался он не в Звездном городке, а здесь, на базе, – Чеглаков принимал участие в каких-то исследованиях, которые потом собирался продолжить уже на МКС. Не знаю, что уж там было. Но искры полетели и долетели до Звездного и отряда. Он громко хлопнул дверью. Даже пресса всполошилась. Но в чем там было дело – тайна. – Вот вызовите его и допросите, – мятежно возвестила Катя. – И не будет тайн. – Вы когда о Чеглакове упоминаете, у вас румянец, солнце мое, – усмехнулась Алла Мухина. – Да… как вы его там прозвали? Прекрасный андроид? Дело в том, что… В этом деле надо учиться отсортировывать вторичное от первичного. – Я не понимаю, Алла Викторовна. Что может быть первичнее того, что убита сестра второй жертвы серийного убийцы? – Кое-что может быть на данный момент и поважнее. Вам надо кое-что узнать. Это компенсация за ту обиду, которую вы испытали от своего неведения. Думаю, время для этого правильное. И это будет полезно. Наглый настырный червячок дальше начнет точить свои ходы. Но для начала вы должны посмотреть одну видеозапись. – Какую еще видеозапись? Алла Мухина ушла и через минуту вернулась со своим ноутбуком. Она включила его, отыскала нужный файл и кликнула. В первое мгновение Катя поняла лишь то, что это запись с видеокамеры наблюдения. Фон серый. Внизу мелькал таймер. Запись была сделана два года назад, в июле. – Это что, конюшня? – Катя никак не могла взять в толк. – Это частная конюшня в Дубне. Принадлежит крупному бизнесмену – застройщику в районе Большой Волги. Он университетский приятель любовника Саломеи Шульц – того самого женатика-физика, который сейчас в Швеции. Но тогда, в июле, физик с Саломеей еще не был знаком. У него в любовницах состояла другая. Именно с ней он в тот день приехал на конюшню к своему другу. Катя увидела на записи Анну Ласкину. Она шла одна, без спутника, вдоль денников. – Как я поняла, она одна сейчас в конюшне. Все заняты на беговом круге, в загоне или как это там у них, заводчиков, называется. Она в конюшне совершенно одна. О камере даже не подозревает. Смотрите, Катя, внимательно. Катя не отрывала взгляд от экрана ноутбука. Анна Ласкина медленно шла вдоль стойл, которые пустовали. Лишь в самом крайнем деннике находилась лошадь гнедой масти. – Все лошади в загоне. В конюшне только этот жеребец. Анна Ласкина остановилась напротив денника. Конь высунул морду, нюхая воздух. Он вздернул губу, обнажая зубы. Анна Ласкина – она была одета в белые брюки и кружевную летнюю кофточку – наклонилась. В ее руках оказался тонкий прут. Не хлыст. Скорее хворостина от метлы, которую она подобрала с пола. Она просунула хворостину в денник. Камера бесстрастно фиксировала все ее движения. Ласкина провела хворостиной по спине и крупу коня, словно щекоча, лаская его. Затем хворостина скользнула вниз, в область паха. Жеребец фыркал, перебирал ногами. Хворостина щекотала ему пах, и жеребец возбудился. Он заржал, дернул головой, демонстрируя всю свою мощь и силу. Анна Ласкина медленно водила хворостиной. На сером фоне пленки лицо ее – белое пятно. Лик сомнамбулы. Состояние тупого блаженства и столь же тупого любопытства. Жеребец, возбужденный до крайности, снова вздернул верхнюю губу, обнажая зубы, и просунул морду поближе к руке, держащей хворостину, что все щекотала его. Анна Ласкина снова нагнулась. Теперь в руке у нее был клок сена. Она ткнула сено коню в зубы, и он поймал угощение. Он прядал ушами, кося глазом в сторону сжимавшей хворостину руки. Продолжая интенсивно щекотать коню пах, Ласкина сунула руку в карман брюк.