Спаси себя

Эмбер



Макстон-холл – это просто безумие.

Разумеется, уже тогда, когда Руби подала заявку на стипендию, я смотрела в Интернете фотографии этой школы, но реально увидеть здание, с башнями, высоким фасадом и мягкими сводами окон, – это совсем другое.

Руби еще не успела даже как следует выйти из машины, как я уже почти пересекла парковку. Мне с трудом удалось спасти длинный подол моего темно-зеленого платья от грязи. Ночью прошел дождь, и его следы оставались повсюду. Хотя мы сделали фотоснимки платья для блога, но мне бы не хотелось заявиться в грязном платье на мою первую вечеринку в Макстон-холле.

– Погоди, Эмбер, – окликнула меня Руби, когда я дошла до больших кованых ворот, через которые можно было попасть во двор Макстон-холла. Они были украшены витиеватым орнаментом, который в верхней точке свода складывался в инициалы школы.

Вид был ошеломляющий.

Я достала телефон, включила фронтальную камеру и подняла ее вверх. Я пыталась захватить в кадр как можно больше себя самой, ворот и школы на заднем плане, но получалось все совсем не так, как я себе это представляла.

– Можешь еще раз меня сфотографировать? – спросила я Руби, когда она подошла ближе. Не дожидаясь ответа, я выскользнула из куртки и протянула ее вместе с телефоном. – Было бы хорошо на фоне школы. Она так волшебно освещена.

– Один снимок, – сказала Руби. – И после этого сразу заходим.

Я кивнула:

– Так точно!

Руби сосчитала до трех, и я улыбнулась в камеру.

Потом Руби вернула куртку, подождала, пока я ее снова натяну, и протянула телефон.

– Ты очень хорошо выглядишь, – сказала мне сестра.

– А ты-то! – само собой вырвалось у меня. Потом я подняла телефон, опять включила фронтальную камеру и притянула Руби к себе. – Скажи «Cheese»!

Мы обе улыбнулись в камеру. После того как я не меньше десяти раз нажала на спуск, Руби отошла от меня, и я быстро пробежала глазами снимки.

Глядя на то фото, где я стояла на фоне школы, я не могла сдержать улыбку.

Еще каких-то три года назад для меня было чистейшей пыткой найти для себя одежду, которая не только подходила бы мне, но и выглядела хорошо. Вещи больших размеров зачастую скроены очень странно: пусть я и толстая, но талия-то есть, а большинство дизайнеров, судя по всему, полагает, что все толстые сложены одинаково. Но это не так. Тем более меня радует тот прогресс, какого я добилась с моим блогом. Ведь он позволяет мне в такой вечер, как сегодня, надеть вот это платье и чувствовать себя как никогда шикарной.

Если бы пришлось описывать мои ощущения буквами, то все это выглядело бы приблизительно так:

ЛВОПРГЫПХФЩРИЫ!

Что навело меня на мысль, что я, пожалуй, многовато времени провожу за ноутбуком.

– Эмбер! Ну ты идешь?

Я быстро метнулась догонять Руби, которая смотрела время на своем телефоне. Мы успевали, может, даже приехали раньше времени, но моя сестра была вся на нервах. Она всегда такая перед мероприятиями, которые организует для Макстон-холла. Я удивляюсь, откуда она берет резервы энергии для подготовки этих вечеров. Мне-то хватает домашних заданий и моего блога, чтобы быть занятой круглые сутки, и при этом не приходится между делом готовиться к выпускным экзаменам и к учебе в Оксфорде. Иногда мне кажется, будто она машина – правда, такая машина, у которой под глазами иногда появляются темные круги. Мама часто спрашивает, не многовато ли она на себя берет, но Руби уверяет, что получает от работы только удовольствие. И я ей верю.

– Уже все, все, – говорю я, но боюсь, что мой голос не обладает успокоительным эффектом, какого я хотела достичь. Для этого я слишком рассеянна и непоседлива.

– Спасибо. – Руби бросает на меня беспокойный взгляд. – Ты помнишь, как мы с тобой договорились?

– Я не отхожу далеко от тебя и разговариваю только с теми людьми, которых ты предварительно одобрила, – процитировала я нашу договоренность.

Руби довольно кивнула.

Я возмущенно закатила глаза. Руби панически боится, что я могу подружиться с людьми, которых она не считает положительными. При этом я была бы им как раз рада. В эту школу ходят сыновья и дочери политиков, артистов, аристократов и банкиров, и это прекрасная возможность завязать знакомства. Я умею поддержать беседу и рада людям, если только они готовы увидеть меня и не засовывать с самого начала в ящик «тупых» только из-за моего веса.

Когда мы вошли в Бойд-холл, Руби взяла мою руку.

– О боже, – пролепетала я, осматриваясь.

Входная часть зала роскошнее любого здания, в котором я когда-либо бывала. Даже не верится, что это школа. Если в моей школе все мероприятия проводятся в спортзале, то здесь пол не из поганого линолеума, а из блестящего мрамора. Белые стены высотой не меньше пяти метров и украшены белой лепниной с тонкими золотыми вкраплениями. В середине широкая лестница с деревянными изогнутыми перилами ведет на верхний этаж с галереей.

У меня разбегаются глаза, не знаю, куда смотреть в первую очередь. Все мое поле зрения заполнено дорогими костюмами и платьями от-кутюр из шифона, шелка и тюля, и сердце мое начинает биться чаще. А ведь это только вход.

Мы сдали наши куртки в гардероб, после чего я потянула Руби в главный зал, где у меня окончательно перехватило дыхание.

Бойд-холл выглядит сказочно. По дороге сюда Руби рассказывала мне, какую работу им пришлось проделать вчера и что они здесь выстроили и украсили, но я никак не ожидала, что это будет так великолепно.

Официанты снуют между столиками с подносами, на которых стоят бокалы с шампанским и стаканы с апельсиновым соком, а за черным роялем на сцене сидит пианист во фраке и играет классическую музыку, наполняющую зал.

– Поверить не могу, что все это организовала ты, – шепнула я, слегка подталкивая Руби локтем в бок.


– Не я, а целая команда, – машинально ответила она. Сощурив глаза, она оглядела круглые столы в середине зала, за которыми уже сидели гости, потом длинные столы с левой стороны, где предположительно будет позднее организован буфет. Мне хорошо знаком этот ее цепкий взгляд – Руби контролирует, все ли так, как она себе это представляла.

– Руби! – раздался голос, определенно не знакомый.

Я повернула голову и увидела бледного юношу с растрепанными темными волосами и красивыми глазами цвета оникса, обрамленными густыми ресницами. У него четко очерченный подбородок и высокие скулы, которые как-то не сочетаются с мальчишеской улыбкой и сияющими глазами.

– Киран, привет, – откликнулась Руби, и на ее лице появилась улыбка, которой я еще ни разу не видела. Такая вежливая, профессиональная, но вместе с тем сдержанная. Это в любом случае не улыбка моей сестры.

– Кейтеринг уже прибыл десять минут назад, они все готовят в подсобной комнате, – сказал Киран, прежде чем перевести взгляд. – Привет. Меня зовут Киран. А ты наверняка Эмбер. – Он протянул руку, и я автоматически пожала ее, растерянно оглядываясь на Руби. Вообще-то, я полагала, что в этой школе никто не знает обо мне или о нашей семье, в конце концов, дома Руби всегда делала из Макстон-холла великую тайну. Я думала, что это разделение между личным и школьным действует в обе стороны. То, что этот парень знает мое имя, немного сбило меня с толку.

– Рада познакомиться, Киран, – сказала я.

Когда Киран отпустил мою руку, то опять принялся улыбаться Руби, и ее щеки заметно налились румянцем.

Вон оно что.

У Руби явно есть поклонник. Меня не удивляет, что она никогда об этом не рассказывала. Руби вообще почти никогда не говорит о своих чувствах. Я иногда удивляюсь, как ей удается быть такой сдержанной и не взорваться. Я никогда не могу сдержать чувства – ни хорошие, ни плохие. Если мне что-то не нравится, я говорю об этом во всеуслышание. Если я счастлива, то автоматически выражаю это всем своим видом. Руби куда менее импульсивна и контролирует проявление эмоций.

Я так погрузилась в мысли, что не заметила, как Руби с Кираном направились в сторону сцены. Я быстро последовала за ними, только чтобы потом битых десять минут выслушивать, о чем еще следует подумать в ходе вечера. Я украдкой осматривалсь вокруг, но Руби то и дело оглядывалась на меня, как будто боялась, что я при первом же удобном случае удеру от нее и брошусь в объятия первого попавшегося ученика Макстон-холла. Я размышляла, сколько времени понадобится, пока она немного расслабится или хотя бы окажется слишком занята, чтобы следить за каждым моим шагом своим орлиным взором.

Когда вечер наконец официально начался, я сидела за полупустым самым дальним столом, поэтому едва могла видеть, что происходит на сцене. Здесь были места для оргкоминета, как объяснил мне Киран немного позже, и действительно, к нам стали подходить по очереди ученики, они присаживались ненадолго и что-нибудь выпивали, чтобы через три минуты снова вскочить и деловито исчезнуть.

В этот момент какой-то молодой человек держал речь о депрессии и рассказывал, как он встал на ноги благодаря помощи семейного центра. Весьма захватывающая речь, которая зачаровала весь зал. Я видела, как некоторые гости промокали себе глаза носовыми платками, да не бумажными, а матерчатыми, или сосредоточенно кивали, нахмурившись. Киран, сидящий рядом, тоже был очарован.

– Эй, – шепнула я ему. – Я пойду возьму себе что-нибудь попить. Тебе принести?

– Я пойду с тобой, – тут же спохватился он и собирался уже вставать.

– Да ладно, – отмахнулась я. – Сама справлюсь. Ты хочешь чего-нибудь?

Киран сомневался, смотря то на оратора, то на меня, потом он отрицательно помотал головой:

– Нет, спасибо.

Я кивнула и пошла к бару, за которым официант уже приветливо мне улыбался и спросил, чего бы я хотела выпить.

– Бокал шампанского, пожалуйста, – сказала я, как будто это само собой разумеется, но то ли другим заметно, что мне всего шестнадцать – почти семнадцать! – то ли у него есть строгое указание школьникам спиртного не наливать: он отрицательно покачал головой.

Я вздохнула. И не оставалось ничего другого, как распробовать детский пунш, выставленный в буфете рядом с баром. Я взяла себе один из красивых хрустальных стаканов, поднесла его к свету и стала разглядывать калейдоскопические световые блики, которые погружали помещение в нежные цвета.

Как только я зачерпнула пунш из огромной чаши в стакан, зал разразился аплодисментами. Видимо, речь закончилась.

Я отступила на пару шагов в сторону, чтобы не загораживать другим гостям доступ к буфету.

– Привет, красавица, – услышала я.

Я замерла. Затем стиснула зубы.

Не впервые ко мне так обращаются. Некоторые парни в моей школе в прошлом заключали пари, кто с какими словами быстрее добьется своего – просто ради шутки, разумеется.

Я на автомате зажалась и обернулась со стаканом в руке.

Передо мной стоял молодой человек. У него привлекательное лицо, красивые полные губы, смуглая кожа и почти черные глаза, обрамленные такими ресницами, что я позавидовала их изгибу. Ростом он чуть выше меня, волосы короткие и курчавые, на подбородке легкая щетина. На нем тоже костюм, правда, выглядит он небрежнее, чем другие гости. Галстук слегка расслаблен, а сшитый по мерке черный пиджак расстегнут. Он производит такое впечатление, будто специально постарался выглядеть как можно развязнее. Как будто он давно пресытился такими мероприятиями и они ему надоели.

Возможно, он и заговорил со мной от скуки.

Я стала как можно незаметнее озираться. Обычно в таких ситуациях неподалеку стоит группа парней, поджидая своего друга и забавляясь сценой. Но тут, кажется, никто за нами не наблюдал, и это еще больше насторожило меня.

– Привет, – ответила я. Голос звучал отталкивающе и жестко, в точности отражая мои эмоции.

Парень оглядел меня с головы до ног, потом надолго задержался на вырезе моего платья.

– Я тебя никогда раньше не видел, – продолжал он. И, когда его рот растянулся в улыбку, во мне что-то щелкнуло.

Да я знаю этого парня!

То есть не то чтобы знаю, а слежу за ним в «Инстаграме». Его ник kingfitz, но я знаю, что на самом деле его зовут Рен Фицджеральд. Его аккаунт – это предметы роскоши, вечеринки и девушки, а в его сторис можно найти фотографии и видео, на которых он полуголый, еще и только что проснулся. Правда, я ему нисколько не верю. Не может так хорошо выглядеть человек, который только что проснулся.

– Причина, видимо, в том, что я не хожу в Макстон-холл, – ответила я и отхлебнула из стакана. Во рту пересохло, а сердце заколотилось. Какого черта я вдруг так разволновалась только из-за того, что этот тип стал со мной заигрывать?

– Так я и думал, – пробормотал Рен, и в уголках его рта я увидела намек на улыбку. Намек был вялым, и казалось, что ему просто лень улыбнуться. Как будто это требовало затрат энергии, которую он предпочитает приберечь для чего-то другого, более интимного. При этой мысли меня бросило в жар.

– Я Рен, – сказал он наконец и протянул мне руку.