Спаси себя

Вдруг я почувствовала, как он напрягся.

– Что… – Я подняла голову.

На танцпол явился мистер Саттон с какой-то женщиной.

– Не наша ли это кураторша из подготовительной группы для Оксфорда? – спросила я.

– Филиппа Уинфельд, – пробормотал Джеймс. Он хорошо запоминает имена, причем с первого же раза. Я думаю, это врожденное умение людей, принадлежащих к большому бизнесу.

– Выглядят они слаженной парой, – сказала я, увидев, как рука мистера Саттона обвилась вокруг талии Пиппы. Она улыбалась ему – из-за высоких каблуков их глаза были на одном уровне, – а потом прильнула к нему и что-то шепнула на ухо, он засмеялся. Смех его был робким, совсем не таким, какой он позволяет себе во время уроков.

– Черт, – сказал Джеймс в тот момент, когда мистер Саттон посмотрел через плечо Пиппы и радостное выражение на его лице погасло.

И скоро я узнала почему.

Лидия.

Она стояла рядом с танцполом и все это видела. Теперь она развернулась и выбежала из зала через одну из задних дверей.

Мне захотелось тут же ее догнать, но Джеймс крепко удерживал меня. Не успела я спросить, в чем дело, как он кивнул в ту сторону, куда убежала Лидия.

Мистер Саттон пустился ей вдогонку.

– Ты думаешь, это хорошая идея? – неуверенно спросила я.

Лицо Джеймса было непроницаемым.

– Когда-то им надо поговорить. К тому же, я думаю, сейчас она предпочла бы остаться одна, без нас.

Поскольку Джеймс знал Лидию лучше, чем кто-либо другой, я положилась на него.

– Я не хочу, чтобы ей было плохо, – прошептала я.

Джеймс посмотрел на меня с теплотой.

– Она справится. В этом я совершенно уверен.

Кажется, впервые с тех пор, как мы познакомились, он поверил и в свое счастье. Я была несказанно этому рада.





28




Лидия



Я жалею, что пришла сюда. Лучше бы прислушалась к собственному предчувствию и не дала себя уговорить. Я знала, что мне будет нелегко видеть Грэхема. Но такого я никак не могла ожидать.

Как раз тогда, когда он танцевал с Пиппой, когда он привычно обнял ее за талию, когда она улыбнулась ему и он ответил ей тем же, когда дистанция между ними совсем сократилась, – тут я больше не могла выдержать. Это было уже слишком.

И теперь, в пустом коридоре, без музыки и без людей вокруг, сердце мое не перестает бешено биться. Мне плохо, у меня вспотели ладони. В глазах потемнело. Я думаю, повысилось кровяное давление. Я тут же положила руку на живот, как будто могла таким образом почувствовать, все ли в порядке у малышей.

– Лидия?

Я опустила руку и обернулась. Грэхем стоял в нескольких метрах от меня, пиджак расстегнут, брови напряженно сведены.

– Что? – агрессивно спросила я. О, я по горло сыта тем, что постоянно должна делать вид, будто все в порядке. Ничего не в порядке. Особенно теперь, когда он стоит передо мной. Когда он смотрит на меня так, будто знает, что со мной творится – как бывало раньше.

Я больше не могу отводить глаза в сторону. То, что во мне накопилось, становится сильнее, я больше не могу это сдерживать.

– Что, было весело?

Взгляд его потемнел, он сильнее свел брови на переносице:

– Мы всего лишь танцевали, Лидия.

Я презрительно фыркнула:


– То, что я сейчас видела, однозначно больше, чем просто «танец».

Мы никогда не ссорились, и теперь я знаю почему. Это ужасно и не дает никакого облегчения, если так набрасываться на него.

– Было бы странно, если бы я отказал ей в просьбе потанцевать. Люди и так уже перешептываются за спиной.

Я нервно засмеялась:

– Так ты обжимался с кураторшей, чтобы люди больше не сплетничали о твоей личной жизни?

Я сказала это громче, чем мне бы хотелось, и Грэхем смутился.

– Это ужасно, Грэхем, – сказала я. Голос мой был спокойным, но вместе с тем дрожал. Я никогда такого от себя не слышала. – Мне противно, что ты не можешь перекинуться со мной и словечком без того, чтобы при этом не оглядываться по сторонам. – Я сжала кулаки, изо всех сил сдерживая слезы.

– Ты думаешь, мне это нравится? – вдруг спросил он.

Я могла лишь горько фыркнуть на это.

Он сжал кулаки:

– Я стараюсь делать так, как лучше для нас обоих.

– Лучше? – Я не могла поверить своим ушам. – Ты считаешь, что так будет лучше – танцевать с другими женщинами у меня на глазах?

– Ты думаешь, мне это нравится? Держаться от тебя подальше, делать вид, будто мы и знать не знаем друг друга? – растерянно спросил он. Потом дернул себя за волосы, замотал головой. – Это очень больно, Лидия, и мне с каждым днем от этого все хуже.

– Но в этом уж точно не моя вина! – Я чуть ли не выкрикнула эти слова и сразу прикусила язык. Я сделала глубокий вдох и вспомнила о том, что мама внушала мне необходимость быть сдержанной. – Я не звоню тебе, – продолжила я уже на тон ниже. – Я не тяну руку на твоих уроках. Я, черт возьми, даже не смотрю в твою сторону. Что, по-твоему, еще я должна сделать, чтобы тебе не было больно?

Грэхем снова замотал головой. Потом сделал шаг ближе – и обхватил ладонями мое лицо.

На какой-то момент я замерла. Потом разжала его руки. Пусть даже не смеет прикасаться ко мне: когда он так делает, кажется, будто все как раньше, и я не могу этого вынести.

– Мы больше не можем так, Лидия.

– Я уже сказала тебе, что полностью придерживаюсь наших договоренностей.

– Я тоже. И тем не менее мы оба от этого страдаем.

Я почувствовала, как гнев постепенно утихает и остается одна только боль. Боль, которая разрывает меня изнутри и из-за которой я даже дышать не могу как следует.

Напрасно я отняла от себя его руки. Я жалела об этом, но вместе с тем жалела и о том, что не врезала ему за все, что он натворил.

– Это был всего лишь танец, – промямлил Грэхем.

Я только кивнула. Мне надо было бы отвернуться, но я не могла. Мы давно не стояли с Грэхемом настолько близко друг к другу. Хотелось вбирать в себя каждую секунду этой близости, пока она не кончилась.

– Ничего не изменилось, Лидия.

У меня перехватило дыхание.

– Что ты имеешь в виду?

Грэхем снова придвинулся ко мне, но уже не пытался прикоснуться.

– Я думаю о тебе днями напролет. Когда я вижу что-то интересное, первым делом хочется рассказать об этом тебе. Твой голос постоянно стоит у меня в ушах, когда вечером я ложусь спать. Боже мой, Лидия, я люблю тебя. Я любил тебя уже тогда, когда мы впервые говорили по телефону. Я никогда не перестану любить тебя, хотя знаю, что у нас нет шансов.

Сердце колотилось все быстрее, как будто я только что пробежала марафон. Я не верила своим ушам. Неужто он правда сейчас сказал это?

– Я сменю школу.

Я отрицательно замотала головой:

– Нет. Ни в коем случае. Ты сам говорил, что Макстон-холл – лучшее, что могло с тобой произойти. Что тебе никогда не найти работы статуснее.

– Мне все равно. Я хотел бы наконец остаться с тобой. Чтобы можно было ходить с тобой в кафе, держать тебя за руку. Я хотел бы вернуть себе мою дорогую Лидию. Если придется сменить работу, я без колебаний сделаю это.

Я снова замотала головой, совершенно растерявшись от такого поворота событий.

– Я… так не пойдет. С чего бы это вдруг?

– Это не спонтанное решение. Я думал об этом с самого первого дня здесь. Каждое утро я спрашиваю себя: да стоит ли Макстон-холл того, чтобы потерять тебя?

– Но мы… – Я осеклась, неспособная сформулировать мысль.

– Это было наше общее решение. Поэтому я ничего тебе не говорил. Я не хотел оказывать на тебя давление. Но теперь…