Стая воронов
Часть 46 из 54 Информация о книге
– Старые яблони Эриу с возрастом стали чересчур недоверчивы и сонливы, – ответил Бриан. – Дюжину лет назад в ответ на это оскорбление я насадил бы голову Малахии на пику. А сейчас… – Король вздохнул. – Что ж, это неважно. Пусть седлают моего коня. Придется самому поговорить с этим старым сварливым ублюдком. – Как пожелаете, сир, – Рагнал поклонился и повернулся к выходу из шатра; передав приказы короля, он замешкался на пороге. Снаружи витала над лагерем золотистая дымка тумана, и роса превращала траву у монастыря Святого Майнэнна в вышитый драгоценными камнями ковер. – Этой ночью я услышал одну историю, сир. Сказку – мне рассказала ее девушка, одна из тех, кто идет за войском. Поистине примечательная история. Бриан поднялся и подошел, прихрамывая, к Рагналу, оперся на узловатую руку управляющего. Они шагнули под яркое утреннее солнце вместе. – Примечательная, говоришь? Ты не бросаешься такими словами, друг мой. – Нет, сир, – ответил Рагнал. – И не в моей привычке просить об услуге… – Ты хочешь, чтобы я выслушал эту женщину? – Я… Мне кажется, что это необходимо, сир. Под холмом, где еще час назад собирался народ для набега на Хоут, стояла кучка гаэлов: облаченные в кольчуги воины Дал Каш, охранявшие короля, приближенные из числа родичей по клану и духу, облаченные в сутаны священники, – всех взволновало появление короля; они тревожились о его здоровье и беспокоились из-за его все увереннее бравшей свое немощи. Юный паж подвел к королю великолепного белого жеребца; Рагнал помог Бриану залезть в седло. – В воздухе слышна зловещая музыка, сир, – пробормотал старый норманн. – Песнь рока, созывающая с севера мрачных дочерей Одина. Бриан нахмурился. – И за кем же они явятся? Но Рагнал не знал ответа. Верховный король Эриу наклонился. – Когда я вернусь, приведи ко мне эту женщину. Любая сказка, после которой ты вспоминаешь годы язычества, и правда примечательна. Затрещали, захрустели упряжи – гаэлы тронулись вслед за своим королем на запад, к низине Долкана. Вскоре Рагнал остался один. И молчаливый норманн, бывший когда-то морским разбойником, мистиком, торговцем, вором и рабом, сердито посмотрел в небеса… Глава 32 Яркий солнечный свет озарил учиненный в тронном зале Дублинского замка погром. На взгляд Драугра, чей пьяный сон прервал надоедливый слуга, комната напоминала место побоища; среди обломков столов и перевернутых скамей валялись полуголые люди, гаэлы сплелись с галлами в одно плотное воняющее потом полотно. Драугр закашлялся. Он наклонился и сплюнул в лужу пролитого эля, смешавшегося с кровью и рвотой. Под ногами валялись осколки разбитой посуды. А перед ним стоял молодой паренек с жиденькой каштановой бородой и татуировками на щеках. Его длинная белая туника промокла от свежей крови. Он взволнованно смотрел по сторонам. Драугр с трудом поднял на него единственный глаз. В мальчишке он узнал сына жреца Агаутра. – Чего говоришь? – Лорд Бьярки? – запинаясь, проблеял тот. – Знаки… они… он должен это увидеть! Быстрее! Драугр со стоном поднялся на ноги. Хоть он и был вчера мертвецки пьян, угрюмому дану хватило самообладания притащить себе из соседней комнаты скамью и защитить ее от толпы. Один из его топоров лежал на мокрых каменных плитах, второй по рукоять застрял в окровавленном черепе мертвого норманна. – Парень, – пробормотал Драугр, – сегодня быстрее уже не получится. Жди здесь. Держась за поясницу, он не слишком-то осторожно двинулся к королевскому помосту, где на троне Шелковой Бороды лежал закутанный Бьярки с нахлобученным на лоб на манер короны гнутым медным подсвечником. Волосатые животы подрагивали от храпа, мужчины постанывали и ругались, кашляли и рыгали. Вскрикнула женщина, напомнив Драугру, как доказал вчера свою необычайную ценность Маэл Морда – не как король, правда, а как сводник: он призвал в замок всех знакомых шлюх, проституток и грошовых потаскушек дублинских борделей. И это уже после того, как морские разбойники закончили с последней рабыней под крышей Ситрика. – Бьярки, – позвал Драугр, взобравшись по ступеням низкого помоста. Одно из вороньих знамен сорвали с крепления, чтобы укрыться; второе висело косо и пестрело темными отметинами по нижнему краю, который кто-то пытался вчера подпалить. – Бьярки, чтоб тебя! – Полудан всхрапнул и заворчал себе под нос. Драугр пнул ножку трона. – Просыпайся, ублюдок ты желтушный! – Иди докучай кому другому, ворона старая, – прохрипел Бьярки. – Тебя призывают. Бьярки приподнял голову, и самодельная корона, соскользнув вниз, с грохотом покатилась по ступеням. Скривившись, он приподнял пальцем желтое веко. – Кто посмел? Драугр махнул рукой себе за спину, на заляпанного кровью мальчишку. – Твой ручной жрец. Теперь открылись уже оба глаза – и взгляд Полудана, даже подернутый хмельной пеленой, все равно мог плавить железо. – Мальчик, это что, какая-то шутка? Юноша задрожал и замотал головой. – Мой отец, милорд. Он послал меня вас найти. Знаки… Вы должны это увидеть. – Ах, должен? – Прошу вас, милорд! Бьярки посмотрел на Драугра. Тот вяло пожал плечами. – Это ты у нас вроде дока в знаках. Вот тебе и шанс это доказать. – Тьфу! На хрен иди со своими клятыми знаками! – И все же Полудан поднялся с трона. Он потянулся, огляделся, хрустя суставами и позвонками в плечах и горбатой спине. – Жаль, здесь нет мак Кеннетига. Что за жалкое стадо! Один хренов ирландец с ножом – и можно вновь править империей. – Повезло нам. – Прошу, милорд! Скорее! – повторил сын жреца. – Иди уже, крысеныш! Я за тобой. – Бьярки сошел, пошатываясь, с помоста и поплелся по залу вслед за парнишкой. Драугр не отставал – лишь ненадолго замешкался, чтобы вернуть себе свои топоры. Никто из них не увидел в тенях галереи у них над головой изможденного осунувшегося лица Кормлады, следившей за ними с тонкой усмешкой, кривившей ее бледные губы. Чтобы пробраться к храму из тронного зала в самом сердце Дублинского замка, нужно было совершить путешествие в тысячу шагов – по арочным переходам, вверх по узким ступеням, мимо конюшен и через кухни – по счастью, почти все время в полумраке. И лишь в конце пути Бьярки пришлось выйти на свет немилосердного утреннего солнца. Щурясь, он толкнул плечом тяжелые двери храма. Когда глаза вновь привыкли к полумраку, перед ним открылась во всей своей красе бойня. На перепачканном кровью полу лежали восемь обнаженных жертв – ирландских пленников и выбранных на рынке рабов. Всех их задушили и распотрошили, их кишки вились по камням, словно ленты плоти; девятый лежал, растянувшись на алтаре, со вспоротым животом. На его шее все еще виднелась петля шелковой струны, оборвавшей его жизнь. А над ним стоял заляпанный кровью Агаутр, казавшийся омерзительным в тусклом свете – его руки были по локоть перемазаны подсыхающей кровью и внутренностями мертвецов. Он вырвал один из органов, посмотрел на него и бросил к ногам Бьярки. Кусок мяса упал на пол с влажным шлепком. – Всеотец сказал свое слово! – В чем дело, Агаутр? – спросил Бьярки. Агаутр в умоляющем жесте воздел руки к небесам, скрывавшимся за завесой дыма благовоний. Он был безумен, Бьярки в этом не сомневался. – Девять раз изъявил свою волю Распятый! Девять раз сочился из печени желтый сок – эти органы, эти предвестники войны переполнены кровью! Девять раз предсказали внутренности судьбу нашего народа! Знаки ясны! Предзнаменования не врут! – О чем ты все завываешь? Говори прямо! – В день, что наступит после завтрашнего, разразится битва, – ответил Агаутр. – Да. И что? – Один повелевает тебе возглавить войска под стенами Дублина! Всеотец избрал тебя, Бьярки Полудан! Посмеешь уклониться от чести, которую оказывает тебе Распятый, – и твой народ сокрушат те, кто клялся в верности Белому Христу! Так написано в плоти мертвецов! Бьярки мгновенно протрезвел, его глаза сузились. – Ты уверен? – Девять раз читал я одни и те же знаки. Такова воля Одина. – Прочти еще раз. – Ты избран, Полудан! – ответил Агаутр. – Ты сомневаешься? Девять – это священное число. Лишь девять раз разрешают боги… – Боги разрешат и в десятый! – отрезал Бьярки. Развернувшись, он схватил за горло сына Агаутра. Отец поспешил к нему, но остановился; с мрачной решимостью на лице он сбросил девятую жертву на пол храма, тело упало в месиво из крови и соков, образовавшееся у подножия алтаря. – Не бойся, сын мой. Всеотец ждет среди теней, он поприветствует тебя с распростертыми объятиями. Но настроение отца ничуть не успокоил мальчишку, и тот забился в руках Бьярки, пытаясь оторвать от шеи сжимавшие ее, словно железные прутья, длинные пальцы. Полудан потащил его к алтарю, через лужи крови и кучи вырванных кишок, приподнял его над землей, будто пушинку, и с силой швырнул на стол для жертвоприношений. Агаутр удерживал продолжавшего отбиваться сына, пока Драугр, ринувшись вперед, разорвал на нем тунику, оголив бледный безволосый живот. – Услышь меня, Один! – завопил Бьярки. – Всеотец, мудрейший из мудрецов, прими в дар эту жизнь! Он медленно сжимал горло мальчишки, пока не хрустнула гортань, неотвратимо лишая его воздуха и жизни. Еще не перестали подрагивать в предсмертной агонии ноги парнишки, как Полудан принял из рук Агаутра ритуальный кинжал и вспорол все еще двигающееся тело от груди до пупа, словно мясник, готовый разделать говяжью ляжку. Брызнула горячая кровь; от взрезанных внутренностей поднялись пар и вонь непреодолимого отчаяния. Бьярки храбро погрузил руку в самую глубь смердящего тела мальчишки. Вгляделся. Он чувствовал скользкую кровь, жизненные соки, те вместилища плоти, где таилась anima. Он искал знаки… и он их нашел. В окрасе внутренностей, в тяжести селезенки и изгибах кишок, повторяющих резьбу на перекладинах храма; в грозно налившейся кровью желтой печени; в сердце, так и рвавшемся наружу из костяной клети… Помедлив немного, – все это время Агаутр заглядывал ему через плечо, а Драугр ждал, затаив дыхание, – Бьярки Полудан обреченно уступил. – Все так. – Я же говорил тебе, – пробормотал Агаутр. – Такова воля Одина. Бьярки кивнул. Воистину, воля самого Одина. Если он сам не поведет норманнов против гаэлов, битва закончится резней. Дублин утонет в бушующем пламени, а жаждущие мести христиане распнут его так же, как римляне распяли когда-то их Бога. Десять человеческих жертв пророчат одно и то же. Один избрал его, Бьярки Полудана, отстоять Старые времена, привести северян к победе. Всеотец выбрал его. Раздувшийся от гордости Бьярки выпрямился. Он поднял к исчезнувшим в дыму небесам окровавленный нож. – Один! – зарычал он. – Один! Взгляни на меня! Я принимаю твое покровительство! И я не подведу тебя! В отдалении, словно в ответ на его слова, раздался насмешливый крик ворона…