Стеклянный отель
Часть 30 из 35 Информация о книге
– Что, простите? – Я знаю, что вы живете в кемпинге и подрабатываете на складах перед Рождеством. Я знаю, что прошлым летом вы работали в парке развлечений Adventureland. Где вы остановились, в Индиане? – Он все так же смотрел вперед. Леон молчал. – В Айове, – тихо сказал он. – А позапрошлым летом вы с женой работали в палаточном лагере в Северной Калифорнии. Я знаю, что вы недавно устроились разнорабочим в отель Marriott в Колорадо. Я знаю, что у вас всего один костюм. – Он повернулся к Леону. – Я вас ни в чем не виню. Я прочитал про схему Понци, когда наткнулся на ваше заявление пострадавшего. Очевидно, много умных людей попались на мошенничество. – Тогда что конкретно вы хотите мне сказать? Я не уверен, что моя трудовая биография как-то связана… – Я имею в виду, что вам нужны новые заказы на консультации, а я хочу ходить на работу, чтобы при этом никто не думал: вот он написал тот ужасный отчет, который просочился в прессу и из-за которого уволили людей. Кстати, и вам ведь хочется того же. Вам хочется ходить по улице, чтобы люди не смотрели на вас как на предвестника беды. – Вы предлагаете не включать в отчет последний разговор. – Мы не обязаны запоминать то, что не вошло в официальные интервью, ведь так? Я записал интервью и ничего, кроме них. Леон потер лоб. – Мы могли услышать подозрительную историю, а могли и не услышать, – мягко сказал Сапарелли. – Подозрительную историю, которая ничего не доказывает. Факты дела не изменились. Факт в том, что мы никогда не узнаем, что произошло, потому что никто ничего не видел. – Там был Джеффри Белл. – Джеффри Белл исчез в Роттердаме. Джеффри Белл уже списан со счетов. – А вас не настораживает, что он сошел с корабля во время первой же остановки после того, как она… – Я не имею представления, почему он сошел с корабля, Леон, и мы оба знаем, что никакие правоохранительные органы не будут его допрашивать. Посмотрите на ситуацию с другого ракурса, – сказал Сапарелли. – Неважно, что я напишу в отчете, – Винсент Смит останется мертва. У этой истории все равно не будет хорошего конца, даже если включить в отчет последний разговор. Будет только вред. – Но вы же хотите составить точный отчет. Все пошло не так. Солнце светило в иллюминатор слишком ярко, воздух был слишком душным, Сапарелли сидел слишком близко. У Леона болели глаза после бессонной ночи. – Допустим, в отчет войдет все, что было сказано на корабле. Оживит ли это подругу Джонатана Алкайтиса? Леон взглянул на него. Присмотревшись к Сапарелли, он убедился, что он тоже не спал. У него были красные воспаленные глаза. – Просто я не был уверен, – сказал Леон. – Я не был уверен, что это одна и та же женщина. – Много вы знаете женщин по имени Винсент? Послушайте, я был детективом, – сказал Сапарелли. – Я составляю досье на всех и вся, такая уж профессиональная привычка. Тут есть кое-какой конфликт интересов, вам не кажется? Вы беретесь за консультирование по делу, в котором замешана бывшая супруга мужчины, укравшего у вас все деньги. Миранда в курсе? – Я никогда ничего не скрывал, – возразил Леон. – Все есть в открытом доступе. – В открытом доступе – не то же самое, что взять самоотвод. Вы же ей не сказали, верно? – Она могла бы сама узнать. Если бы только набрала мое имя в поисковике… – А зачем бы она это делала? Вы ее бывший коллега, она вам доверяет. Когда вы в последний раз искали информацию о человеке, которому доверяете? – Джентльмены, – обратился к ним стюард, – не желаете заказать напитки? – Кофе, – попросил Леон. – С молоком и сахаром, пожалуйста. – Мне то же самое, спасибо. – Сапарелли откинулся в своем кресле. Если вы подумаете над этим, – сказал он, – то поймете, что я прав. Леон сидел у окна и смотрел на рассвет над Атлантикой; он был очень расстроен. Кораблей внизу не было, но вдалеке виднелся другой самолет. Им подали кофе. Сапарелли снова заговорил после долгой паузы: – Я скажу Миранде, что вы мне крайне помогли и что мне очень понравилось с вами работать, и порекомендую вас в качестве консультанта на будущее. – Спасибо, – сказал Леон. Решение далось ему поразительно легко. 4. После поездки в Германию Леон впервые за некоторое время снова начал видеть страну теней. Последние пару лет он перестал ее замечать; после первого шока в первые месяцы жизни на колесах она потускнела, стала привычным фоном. Но спустя несколько дней после возвращения из Германии, на стоянке в Джорджии Леон выглянул в окно и случайно увидел, как из восемнадцатиколесного грузовика поблизости вышла девушка. Она была одета по-спортивному, в джинсы и футболку, но в первую очередь ему бросилось в глаза, что она была очень юной. Она исчезла между грузовиками. В тот же вечер он увидел на автозаправке еще одну девушку, выходившую из грузовика, на этот раз автостопщицу с рюкзаком. Сколько ей было? Лет семнадцать. Шестнадцать. Максимум двадцать, если она выглядела младше своих лет. Трудно сказать. В резком голубом свете можно было разглядеть темные круги у нее под глазами. Она заметила, что он смотрит на нее, и бросила на него оценивающий взгляд. Когда смотришь на дорогу, она тоже смотрит на тебя. Леон знал, что им с Мари повезло больше, чем другим обитателям страны теней: они были вдвоем, у них был трейлер, были деньги (хотя и в обрез), чтобы выжить, однако суть страны теней для всех была едина: они отмежевались от общества, проскользнули за поверхность США, они пребывали в свободном полете. Всю свою жизнь мы перемещаемся между разными странами, размышлял Леон. После краха схемы Понци он часто вспоминал эссе одного смертельно больного мужчины, который благодарил врачей, приехавших к нему, когда он однажды утром проснулся и понял, что не в состоянии двигаться; добрых людей, которые осторожно сопроводили его в страну больных. Позже Леон не раз возвращался к этой мысли и после Германии долгими тихими часами на колесах трейлера разрабатывал теорию стран, то пересекающихся, то существующих на разных уровнях. Если нездоровье отправляет тебя в страну больных – со своими ритуалами, традициями, обычаями и правилами, – то Алкайтис отсылает в край нестабильности, в страну обманутых. После Алкайтиса стал невозможен целый ряд вещей: пенсия, дом не на колесах, доверие к людям, не считая Мари. После поездки в Германию с Майклом Сапарелли стали невозможны: всякая уверенность в своей моральной непогрешимости; былая вера в собственную неподкупность; звонки Миранде с просьбой подыскать для него новые контракты на консультирование. Через неделю после возвращения из Германии он получил электронное письмо от Сапарелли со ссылкой на защищенное паролем видео. В письме говорилось: «Мы изучили ноутбук мисс Смит и обнаружили видеозаписи общей продолжительностью несколько часов. Несколько видео наподобие приложенного были сняты во время шторма. Мы подумали, что оно может вас заинтересовать; видео подтверждают нашу версию о том, что ее смерть, скорее всего, была несчастным случаем. Насколько мы помним, в ночь, когда она исчезла, была плохая погода». Это было короткое видео, длиной около пяти минут, снятое ночью на задней палубе. Над водой сияла полная луна. Винсент несколько минут снимала океан и кильватер корабля в лунном свете, затем угол камеры изменился: она шагнула вперед и нагнулась над поручнем – на палубе он был невысоким. Она наклонилась угрожающе низко, направив объектив прямо на океан. Леон дважды посмотрел видео и закрыл ноутбук. Он понимал, что Сапарелли сделал ему одолжение, отправив доказательство, чтобы успокоить совесть Леона и подкрепить версию в отчете. Той ночью они с Мари остановились в штате Вашингтон в частном кемпинге, который в мертвый сезон был почти безлюдным. Смеркалось, ветки елей и кедра вырисовывались черными силуэтами на фоне бледного неба. Видео ничего не доказывало, кроме некоторого безрассудства оператора, но в то же время с легкостью вписывалось в принятую версию: шторм на море, сильный ветер, неосторожная женщина на скользкой палубе, низкий поручень. Возможно, Белл сошел с корабля, потому что убил свою подругу, но, с другой стороны, он мог сойти с корабля, потому что его любимая женщина пропала. «Здесь так красиво», – сказала как-то ночью Мари через год после возвращения Леона из Германии. Контракты на консультирование ему больше не предлагали. Они провели время перед Рождеством на складе в Аризоне: десять дней носились по бетонным полам и вручную сканировали товары, наклонялись и поднимали коробки, а потом остановились передохнуть в кемпинге недалеко от Санта-Фе. Работа была тяжелой, и с каждым годом становилось все труднее, но зато они заработали достаточно денег, чтобы починить двигатель и отложить на черный день, и теперь отдыхали в пустынном высокогорье. Через дорогу было маленькое кладбище с деревянными и бетонными крестами, огороженное белым забором. – Все могло быть гораздо хуже, – сказал Леон. Они устроили пикник на скамейке рядом с трейлером, смотрели на горы вдалеке в фиолетовой закатной дымке, и в эту минуту Леону казалось, что в окружающем мире наступила гармония. – Мы идем по свету, как невесомые тени, – произнесла Мари, неточно цитируя одну из любимых песен Леона, и сначала он почувствовал теплоту от мысли, что она говорит обо всем человечестве, тех людях, что скользят по земной поверхности, почти не оставляя после себя следа, но потом понял – она имеет в виду их двоих, Леона и Мари, и по нему пробежал холодок, который он списал на ночной воздух. Когда им было ближе к сорока, они сочли разумным не заводить детей, чтобы избежать лишних трудностей и душевной боли, и это во многом облегчило им жизнь, принесло блаженное чувство необремененности, которое он всегда ценил. Но бремя бывает и якорем, и ему пришло на ум, что он не возражал бы, если бы его хоть что-то связывало с землей. Они смотрели на гаснущий за горами закат, потом еще долго сидели в темноте, пока на небе не засверкали звезды, но в конце концов надо было возвращаться в трейлер, они неохотно встали, вернулись в тепло, подготовились ко сну и пожелали друг другу спокойной ночи. Мари отвернулась от света и через несколько минут спала. Леон лежал в темноте без сна. XIV Офисный хор Декабрь 2029 года – Работа, которая мне больше всего запомнилась? – говорит Симоне на коктейльной вечеринке в Атланте, где она живет с мужем и тремя детьми и работает в онлайн-магазине одежды. – О, это легкий вопрос. – Она стоит в окружении коллег, которые смотрят на нее с восхищением. – Кто-нибудь помнит про Джонатана Алкайтиса? Схема Понци, та, что рухнула в 2008 году? – Нет, – отвечает ее ассистентка. Ее зовут Кейша. Когда Алкайтис сел в тюрьму, ей было три года. – Тот самый Джонатан Алкайтис? – переспрашивает старшая коллега. – Он украл пенсионные сбережения моего дедушки. – Надо же, какой ужас, – восклицает Кейша. – И что он сделал? – Дедушка? Провел последние десять лет жизни в гостевой спальне моей мамы. После этого он настолько ожесточился, что хуже некуда. Симоне, а ты знала Алкайтиса? – Я работала у него секретаршей до того, как его посадили в тюрьму. – Не может быть. – О боже, – ахнула Кейша и посмотрела на свою начальницу, как смотрят административные помощники на начальников, когда их осеняет, что те тоже когда-то работали ассистентами. – Я только-только переехала в Нью-Йорк, – рассказывала Симоне, – мне было около двадцати, и город меня притягивал, как магнит. Я довольно быстро нашла офисную работу в центре – администратор на ресепшен плюс кое-какие обязанности секретаря. Через три недели я уже помирала со скуки, и вот однажды захожу с кофе на совещание… – Вы приносили кофе? – Кейша готовит кофе дважды в день. – Это было еще не самое скучное из того, что мне приходилось делать, – говорит Симоне, сделав вид, что не заметила тона Кейши. – В общем, Алкайтис проводит совещание со своими подчиненными и просит подать кофе, и я приношу ему поднос с кофе. Захожу в комнату, а там такая напряженная атмосфера. Как будто все чем-то напуганы. Даже не знаю, как лучше объяснить, была такая… Кейша, помоги мне, ты же специалист по поэзии. – Атмосфера нависшей угрозы? – Да, точно, спасибо. Атмосфера нависшей угрозы, как будто кто-то сказал или сделал что-то ужасное. Я ставлю чашки и уношу поднос, закрываю за собой дверь, и Алкайтис говорит: «Послушайте, мы все знаем, чем мы здесь занимаемся». – Ого. Это случилось незадолго до его ареста? – Буквально за день. Через час он приходит ко мне и просит купить шредеры для бумаг. Она годами упражнялась в рассказывании своей истории, добавляла в нее все больше остроты и занимательных подробностей и на этот раз, как обычно, мысленно отмахнулась от образа Клэр на заднем сиденье черного джипа, который на следующий день довез ее до дома. Что стало с Клэр? Она не хочет знать. – А кем именно вы работали? – спросила Кейша ближе к финалу. – Его секретарем или администратором? – И то и другое, всего понемногу, – ответила Симоне. – Но скорее второе. А есть разница? – Ну, может, разве что в плане значения слова, – пояснила Кейша, поколебавшись, потому что среди всех окружающих такие нюансы были интересны только ей, и разговор продолжился дальше. Симоне забыла спросить, что она имела в виду, но позднее, лежа в кровати рядом с мужем, она нашла это слово в словаре. Она осознала, что в действительности никогда не была секретарем Алкайтиса. Секретарь – человек, который хранит секреты. В то время когда Симоне было около сорока пяти, большинство из нас уже отбыли срок – четыре года, восемь лет, десять лет – и вышли из тюрьмы, за исключением Оскара: его снова отправили за решетку по новому обвинению. Мы вышли на свободу в разные годы из разных тюрем. Все мы попали в изменившийся мир растерянными, сжимая в руках свои пожитки. Харви вышел первым, потому что благодаря своей неоценимой помощи следствию он был приговорен к фактически отбытому сроку – четырем годам перемещений между организованным адом исправительного центра Метрополитен в нижнем Манхэттене и роскошными кабинетами назначенного судом управляющего активами в центре; четырем годам в роли гида по схеме Понци в дневное время и одиноких ночей и выходных дней в камере. После приговора инспектор по надзору разрешил ему уехать из штата, и Харви переехал к сестре в Нью-Джерси, которая владеет магазином мороженого. Он продает мороженое у пляжа и живет в подвале в ее доме. Рон избежал приговора, но не развода. Он живет с родителями в Рочестере на северо-западе штата Нью-Йорк и работает билетером в кинотеатре.