Сто лет пути
Часть 27 из 41 Информация о книге
— Ага, — безмятежно ответила Варвара. — На погоду. — К выходным бы солнышка, а, Варь? Наколдуй! — Какие тебе выходные, Игорь Владимирович, когда дело не раскрыто, я же знаю!.. — Дело! Кабы у меня на руках одно дело-то было!.. И наука ни с места! — Он подмигнул Шаховскому. — А на нее вся моя надежда была. — Ты обедал, Игорь Владимирович? — Только оттуда. Сегодня борщ московский и голубцы. Все холодное. — Есть хочется, — пожаловалась Варвара и ушла со своей колбой за шкаф. Все это делалось так, словно никакого Шаховского в комнате не было. И неловко ему было, и странно, и смешно! Как будто он кино смотрел с самим собой в главной роли. — Варвара Дмитриевна, — сказал он и улыбнулся. — У меня яблоко есть. Будете?.. — Яблоко? — переспросили из-за шкафа. — Короче, я пошел, — догадался полковник. — Варь, ты профессору пропуск отметишь, чтоб он ко мне не метался! И давай, Дмитрий Иванович, давай! Ты же в Думе работаешь, государственный человек, должен соображать. Шаховской кивнул и достал из портфеля яблоко. — О! — сказала Варвара, выйдя из-за шкафа. — Яблоко! Мытое? И взяла у него с ладони. — Я про сумасшедшую бабку просто так сказал, — выговорил Дмитрий Иванович, решив, что это и есть самое главное. — Я просто не знал, что еще сказать. Варвара взяла со стола длинный и узкий ножик и стала аккуратно чистить яблоко. — Варечка, вы там закончили? — В автоклав поставила, да. — Тогда я приступлю. Дядька в халате протиснулся мимо них и канул среди реторт и горелок. Варвара отрезала ломтик и отправила в рот. Дмитрий Иванович молчал. — Вкусное яблоко! — сказала она, прожевав. — Я люблю осенние. — Антоновки сейчас уже почти не осталось, — доложил Шаховской. — Яблони живут, конечно, долго, дольше людей, но и они… конечны. Когда-то был сорт, назывался «Добрый крестьянин». А потом его не стало, и никто не вспоминает. Представляете? — Представляю, — она протянула ему ломтик, он взял. Следовало еще что-то сказать, чтобы она поняла, как ему важно, чтобы она пошла с ним, а не читать лекции про сорта яблок, но он не знал, как это говорится. Не умел. Огромная часть жизни, в которой принято назначать девушкам свидания, и приглашать в кафе или на прогулку в парк, и разговаривать о пустяках, страшно важных, никогда не имела к нему никакого отношения!.. — Пойдемте? — спросил он. — Куда? — К бабке. Если б она засмеялась русалочьим смехом или сказала, что «рабочий день еще не кончился», он бы извинился и ушел. Ничего и никогда не вышло бы из проводов до облезлой двери подъезда на Мясницкой, историй про «Детский мир» и музыкальную школу, из хруста ноябрьского льда под ногами, из разговоров про яблоки и тысяча девятьсот шестой год. Варвара Звонкова поделила оставшееся яблоко пополам и заявила: — А хоть бы и к бабке! И стала снимать халат. — Лев Иосифович, Лев Иосифович! Я ухожу! Автоклав сам выключится, следить не нужно. — Хорошо, — откликнулись из-за реторт. — В добрый час! На улице Варвара немного пощурилась на холодное солнце, ни с того ни с сего выглянувшее в узкий просвет между домами, независимо повела носом и взяла Дмитрия Ивановича под руку. — Ну, куда идти? Где ваша бабка? Шаховской поцеловал ей руку, и она ему улыбнулась своей дивной улыбкой. — Вы меня все время сбиваете, — сказал он первое, что пришло в голову. — Мне нужно искать исторические версии и думать о прошлом. А я думаю, как бы нам с вами увидеться!.. — Так бывает, — ответила Варвара совершенно серьезно. — Редко. — Редко, но бывает. — И не со мной. — Ну, и не со мной точно! — подтвердила Варвара. Тут его телефон грянул марш. Он грянул так, что на них удивленно оглянулись какие-то прохожие, не ожидавшие ничего подобного. — Слушайте, зачем он у вас так орет?! — спросила она. — Я не знаю, что сделать, чтобы не орал! — Шаховской выхватил телефон. — Я его на пол кинул, так он вообще… распоясался. Да! — Дмитрий Иванович, — сказал в трубке знакомый насмешливый голос. — Вы сию минуту никуда не опаздываете? — Петр Валерианович? — Я, я, — отозвался Ворошилов. — Можете сейчас в Думу приехать? — Наверное, могу. — Тогда приезжайте. Я переговорил с Александром Бурлаковым, о котором, помните, у нас содержательная беседа была. «Еще бы не помнить!» — подумал Шаховской. — Я ему рассказал, что вы… с нашей стороны человек. Не прохиндей какой-нибудь. «Я не прохиндей», — подумал Шаховской. — Он готов по мере возможности ответить на ваши вопросы. — Спасибо вам, — сказал профессор. — А я так понял, что помогать вы мне не собираетесь. Ворошилов помолчал. — Когда могу, всегда стараюсь быть полезен, Дмитрий Иванович. И номер мой зафиксируйте, чтоб легче нам было друг друга обрести в случае надобности. Пропуск вам я заказал. Дмитрий Иванович попросил еще пропуск для Варвары Звонковой, Ворошилов нисколько не удивился или сделал вид, что не удивился, и записал «данные». В Думе Шаховской вдруг почувствовал себя героем и отчасти «государственным человеком», как выражался полковник Никоненко. Все же Варвара ни разу не была в этом интересном месте, а он здесь — почти старожил. Подумаешь, в коридорах путается и на лифте не туда уезжает! — А в буфете можно кофе выпить? Или там только депутатам наливают? — спросила она. — Что вы, ей-богу, Варвара Дмитриевна! — Страшно любопытно выпить кофе в Думе. Шаховской не стал говорить, что кофе здесь самый обыкновенный, и места мало, тесно, шумно, сесть негде, чаще всего приходится стоять за высокими круглыми столиками, как в рюмочной. Конечно, интересно, еще бы! Все это страшно интересно увидеть… своими глазами, а не в новостях по телевизору. Странным образом они приехали сразу именно туда, куда нужно, не путешествуя по цокольным этажам и переходам, и нос к носу столкнулись с режиссером Говорухиным. — Дмитрий Иванович! Здорово! Ну, ты посмотри, а? Я отсюда, а он сюда! Поглядел на Варвару немного гусаром и представился: — Говорухин Станислав Сергеевич, режиссер. — Здравствуйте, — выговорила Варвара. — Ты в нее, что ль, влюбился, Дмитрий Иванович? — И, понизив зычный голос, Варваре почти на ушко: — Точно вам говорю, влюблен! По роже сразу видно. Он величественно шагнул в лифт, оставив за собой общее смятение чувств, и только оттуда засмеялся и помахал зажатой в руке кепкой. — Слушайте, Дима, — сказала Варвара, когда двери кабины закрылись. Вид у нее был такой, как будто она только что пробежала стометровку и еще не успела отдышаться. — Какая у вас тут… насыщенная жизнь. — Это же парламент.