Страшная сказка о сером волке

Вязкий, как дымка, туман, который бывает только в первые рассветные часы, устилал землю, скрывая сочную траву и цепляясь за ветви кустов. Дерево за деревом, она почти кралась, жадно вслушиваясь в звуки притихшего леса. Обоняние словно сошло с ума, тысячи запахов врывались в легкие, дразня манящими ароматами. Остро пахло хвоистой смолой, прелыми листьями, грибницей, а вот из того дубка несло птичьим духом. Волчица знала: так пахнет сова, что сидит на ветке и таращит на нее свои глазищи.

Упругие лапы, покрытые мягким черным мехом, аккуратно ступали по влажному от росы травяному покрову, ни одна веточка не хрустнула. Нечаянно мохнатая охотница засмотрелась на пернатую хищницу и раздавила яркую шляпку красного мухомора. В лесу нельзя отвлекаться, но душу волчицы переполнял восторг, смешанный с возбуждением от недавней добычи.

Прыжок через маленький овражек — и мохнатую шкуру накрыла чья-то клейкая паутина, а ее хозяин завис на ниточке перед носом, заставив свести глаза к носу. Фу-у, не люблю пауков. Легла на брюхо и обеими мохнатыми лапами потерла морду, стирая паутину и прогоняя прочь нечаянного соседа. А потом и вовсе перевернулась и с невыразимым удовольствием покаталась на спине в листве. Хорошо-о-о… свобода-а-а!

За ближайшим кустом мелькнуло что-то, пара веток качнулись, тут же заставляя напрячься волчицу. Кто-то явно пытался подойти с подветренной стороны, чтобы заранее не дать себя почувствовать.

Вскочив, я всем телом подалась вперед, напряженно всматриваясь и принюхиваясь. Ночной туман слегка рассеялся, позволив увидеть среди листвы жуткие желтые глаза, они светились потусторонним светом, но почему-то я или волчица приняли их за призыв.

Еще не успев разобраться в ворохе образов и сонме ощущений, ловко отпрыгнула в сторону, восхищая простотой и силой, той легкостью, с которой двигалось мое поджарое тело. И в следующий миг я уловила аромат, волшебный, яркий, забирающий волю и рождая странные чувственные мечты. Тот, кто наблюдал за мной… за нами из кустов словно истаял, поняв, что его раскрыли. Но не пытался скрыться, скорее, звал, увлекал присоединиться к нему. И черная волчица тотчас сорвалась с места.

Что это за волк? И почему его запах и ощущение близости так меня волнуют? Заставляют искать, стремясь в неизвестность? А вот моя нечаянная мохнатая спутница точно знает, чего хочет, ловя привлекательный аромат незнакомого волка. Сейчас он куда более яркий, наполнен для нее десятками говорящих оттенков: силой, звериной принадлежностью, обещанием верности, совместным потомством… Как невообразимо странно! Куда она мчится? Почему упрямо стремится вслед за волком, чей силуэт мелькает между деревьев? И почему его присутствие не пугает ее? А… возбуждает!

А следом новая картинка: не обращая внимания на мокрый от росы подол платья, я брела по лесу, вдыхая богатый на ароматы лесной дух. Что я делаю перед рассветом в лесу? Без корзины и привычного мешка? И где волчица? Она словно поделилась частью своего восторга от свободы — и истаяла, как окружающая предрассветная дымка.

Треск сучка, такой тихий, что услышала я его лишь благодаря своему не человеческому слуху. Испуганно закрутила головой, ища опасность, а увидела лишь силуэт за деревом неподалеку. Мужчина не прятался, стоял, привалившись плечом к сосне и просто наблюдал за мной. Но странное дело — отчетливо были видны лишь его серые как окружающий туман глаза, а все остальное будто расплывалось, подергиваясь рябью. Словно за мной следил призрак.

Сердце зашлось в неистовом ритме, я, как и волчица недавно, сорвалась с места и, придерживая подол, побежала прочь от незнакомца. Да только черная зверюга испытывала восторг и возбуждение от встречи с жутким волком, наоборот, надеялась на знакомство с ним и даже мечтала о нем, а меня накрывало неоправданной паникой. Словно сама придумала глупые страхи, сама поверила.

Позади слышались едва слышные шаги бегущего за мной мужчины. Миг — и все стихло, похоже, преследование прекратилось, мне дали ощутить себя свободной. Но отчего-то в душе поселилась уверенность, что свободной я останусь ненадолго. Это пугало? Странно, но сейчас, пока я пыталась отдышаться, придерживаясь за шершавый ствол смолы — нет. Скорее, эти догонялки меня раззадорили, взбудоражили кровь. Словно показали, что азарт охоты лучше горячит кровь, чем степенная походка старой карги, и предлагали стряхнуть с себя чужую пыль.

И я совершила невероятное — устремилась обратно в поисках призрака. Даже не зная, к чему стремилась. Что я ему скажу, когда догоню? И припомнить его четкий образ никак не получалось.

Вновь замерла, чутко прислушиваясь к окружающим звукам. Но движения за спиной даже не уловила, ощутила лишь в тот момент, когда большие, тяжелые мужские руки опустились мне на плечи, слегка стискивая, не давая мне убежать. Дернувшись от страха, я замерла, словно лань перед волком, и просто ждала, что будет дальше.

То, что это «мой» призрак, я не сомневалась, такой притягательный, густой от близости аромат окутывал меня, пленяя, завораживая. Хотелось абсолютно расслабиться, откинуться на грудь незнакомца и, закрыв глаза, отдаться на волю его рукам.

Теплые, влажные губы скользнули от моей макушки по виску, нежно касаясь скулы и чувствительного местечка за ушком. По телу прошлась острая дрожь возбуждения. Внутри зрела странная уверенность, что это мой мужчина. Откуда? Почему? Ответов я не знала.

Еще миг — и его размытый и одновременно такой желанный образ встал перед глазами. Я обнимала его широкие плечи, силясь объять необъятное, подушечками пальцев касалась завитков светлых волос, отливающих серебром в истаивающем лунном свете.

Откуда эти ощущения? Взгляд невольно скользнул к кончикам пальцев, которые покалывало от соприкосновения с кожей незнакомца. Он отстранился совсем немного, я все еще ощущала жар его тела, но взгляд серых глаз мужчины виделся мне уже сквозь лесную листву. Жаркий и призывный взгляд. От него путались мысли, сердце ошалело стучало, а ладони невыносимо зудели в нестерпимой потребности вновь соприкоснуться с ним.

В смущении, не понимая причины глубинной тяги, какой-то неодолимой жажды найти его, я поднесла прохладные от росы ладони к лицу. Щеки пылали, выдавая затаенный стыд. Будучи целительницей, я немало знала о человеческом теле, но таких вот ласковых и одновременно волнующих прикосновений никогда не испытывала. Не касалась мужчины так… интимно, так… собственнически. И не позволяла касаться себя. И это пугало, заставляя искать объяснений.

Почему я блуждаю в этот час по лесу? Зачем ищу того, кого не знаю?

И не только я… Мягкие пружинистые шаги принадлежат уже не девушке. Зоркий, куда более зоркий чем человеческий, взгляд упирается в черные волчьи лапы. Моя волчица!

Волчья рысь вновь сменяется на неспешное скольжение человеческих ног. Опять я чувствую невыразимое волнение и бурю противоречивых эмоций в душе. Замирая в предвкушении, сама представляю, как протягиваю руки навстречу незнакомцу с седовласой макушкой, как поднимаю лицо, подставляя губы. И… чувствую ответное прикосновение его ладоней, его рта!

Это совершенно невероятно: силясь вырваться из марева необъяснимой дремы, тыльной стороной ладони дотрагиваюсь до щеки, ощущая жар. Пылает не только лицо, волна томительного тепла растекается и по телу, заставляя желать… я толком и сама не понимаю, чего.

Только знаю, что должна догнать его, отыскать в лесном тумане мужчину с серым взглядом. Как должна и моя волчица добежать до своего волка!

Сейчас я вижу их вместе. Огромный зверь совершенно не пугает мою волчицу. Наоборот, она уверенно льнет к светлому до седины меху, с ощущением доверия и защищенности ныряет к его шее, притираясь макушкой к большущему самцу.

В сознании моего зверя нет сомнений, она беспечна и удовлетворена таким близким присутствием чужого волка. И он безропотно и согласно принимает ее, обнюхивает, тычется мордой в ее холку, слегка покусывая и привечая. С неумолимой убежденностью волка толкает ее на бок, заставляя упасть во влажную от росы траву, открыться и без страха подставить брюхо.

И сам падает рядом, продолжая игриво рычать, трется о черную волчицу своим телом, смешивая запахи их тел. Для моего зверя в этом кроется важный смысл, предзнаменование неразлучного будущего.

Вновь за образами волчьей пары я силюсь рассмотреть фигуру мужчины. Она привлекает меня, сводя с ума невероятной потребностью оказаться рядом. Почему я так жажду этой близости? Как могу без стыда желать прикосновений и поцелуев мужчины?

В голове все совершенно спуталось. Чувственный отклик, трепет собственного тела путается с упрямым животным призывом. Волчица призывает? Понукает к чему-то? Оттого мне видится этот лес и поиски того, кто так значим?

С содроганием просыпаюсь, понимая, что все эти странные чувства не более чем сон. Ладони сами взлетают к лицу, остужая жар. Как бесстыдно! Как могу я, давно запретившая себе мечтать о невозможном, видеть во сне мужчину? Касаться его, мечтать о нем?

Неужели это проявление ненасытной волчьей природы? Может ли быть, что мой зверь задумывается о паре? Таковы последствия неожиданной встречи в лесу с собратьями? И мне придется терпеть эти сводящие с ума сны? О, нет…

Новый день начинался, пришлось вставать, впервые испытывая после сна одновременно бодрость и усталость. Но вскоре я забыла о сне и попытках волчицы повлиять на меня показать, что-то на ее взгляд очень важное.

Мы все забыли о прошлом, потому что мало у кого осталось будущее!



Задрав голову, позволив рукам безвольно повиснуть вдоль тела, и устало ссутулившись, я бездумно смотрела в небо, рассматривая красное зарево, что окрасило серое осеннее небо.

«За что все это?!»

Вокруг слышались вопли ужаса, стоны о помощи: одна часть города быстро превращалась в пылающие угли, а другой это еще предстояло.

На меня накатили дикая усталость и отупение. Последние сутки выдались самыми кошмарными в жизни. Даже смерть мамы потускнела на фоне окружающего кошмара. В Мерунич пришла война. Как и должно — слепая, беспощадная и кровавая.

С той встречи, когда я спасла раненого оборотня, прошли две недели. Я почти забыла об этом событии. Точнее, старательно затолкала память о нем в самые тайные уголки души, чтобы не думать, не мучиться сомнениями и не изводиться упреками. Только шрам от укуса на моей шее, даже подживший, но так и не исчезнувший бесследно, остался «украшать» молочную кожу, не давая забыть о той лунной ночи. К счастью, под иллюзией его никто не видел.


А прошлой ночью меня разбудил настойчивый звон церковного колокола. Тогда я судорожно одевалась, думая, что опять случился пожар, в котором кто-то мог пострадать. Выскочив из дома, даже ведро прихватила и привычную холщовую сумку для первой помощи погорельцам.

Три года назад, когда я только-только переехала в Мерунич, вот так же звонил главный городской колокол на церковной башне. Тогда мне почти «повезло», хоть и грешно так думать, ведь выгорел целый квартал, было много пострадавших, и мне удалось сразу привлечь внимание горожан своими талантами целительницы. Не вызывая подозрений, обойти долгие месяцы притирок. Заслужить уважение.

В этот раз глава Мерунича, стоя на деревянном помосте, где еще пару дней назад выступали циркачи, вытирал градом текущий пот со лба. При том, что дул пронизывающий осенний ветер, который заставлял тревожно метаться свету и тени от горящих факелов по брусчатке мостовой и напряженным лицам собравшихся горожан.

И вот были произнесены страшные слова: враг на подходе к городу. В Мерунич пришла война. За подлость и жадность нашего короля поплатимся мы. В назидание и в качестве наказания за вероломство темные уничтожают приграничные города. Очередное столкновение, где зачинщики чаще до поры до времени избегают расплаты, а беда приходит к невиновным.

Ох, не зря все сплетницы города последние две недели судачили об одном и том же. Каждый обозник или лавочник, что ездит в столицу за товаром, привозил все более тревожные новости. И главная тема всех разговоров: король приказал убить посланца темных. И не абы кого, а одного из наследников их великих домов. Рассказывали, как на него и его охрану, состоящую из элиты оборотней, напали, но им удалось уйти. Мне кажется, уже тогда все подсознательно догадывались, что грядут тяжелые времена. Недаром гарнизон начал усиленно тренироваться, растрясая десятилетиями накопленную лень и наплыв жира на боках.

Укрепили ворота, подлатали городские стены. Улицы патрулировали местные маги-храмовники, но без ажиотажа, скорее… на всякий случай. Все мы люди и привыкли жить, надеясь на «авось пронесет».

«В конце концов, это же король набедокурил, значится пущай темные столицу и наказывают, кому нужен пограничный городок…» — так наивно считали местные жители.

Город продолжал жить своей жизнью, готовясь к длинной, холодной зиме. По улицам частенько плыли запахи от коптилен, кислой капусты или ароматного варенья. Но все изменилось в одно мгновение!

Сейчас все окутала вонь от пожарищ и смерти. А еще я всей кожей ощущала творимую темными волшбу.

Всего сутки выдержал Мерунич осаду армии темных и отряда оборотней. Они пришли перед самым рассветом, под защитой теней, напали внезапно на дремавших защитников города. Некоторые, не выдержав магии темных, с криками покинули свои посты, бежали, сломя голову, от ужаса, преследуемые жуткими тенями. Тогда против темной магии выступили светлые маги, развеяв порождения тьмы. Но поздно… Вслед за тенями пошла первая волна наступления. С трудом, но ее отразили.

Я, как и все местные целители, была у городских стен, помогая латать раны защитникам города. Но уже к вечеру нового дня их было так много, что помочь всем стало нереально.

А ночью темные натравили на нас оборотней. Бесшумными смертоносными тенями они взобрались на стены, и, разметав охрану, открыли все ворота осаждающим. После этого лавину темных остановить стало невозможно. Еще остававшихся в живых магов и последние части гарнизона смели: словно ураган пронесся, что срывает прошлогодние листья со стылой земли. Теперь каждая улица и дом превратились в отдельные очаги сопротивления. Горожане пытались спасти жизни себе и своим близким.

Изменило бы что-то мое признание об отряде чужаков в лесу? Вряд ли…

А я, этим поистине кровавым утром, кралась по еще пустынной улице кладбищенского района (как его называли), пытаясь добраться до своего домика. Лишь самые отчаянные решились бы сегодня выйти из погребов и укрытий. Скрываясь в сумерках, касаясь рукой редких чужих заборов, и вздрагивая каждый раз, когда где-то из-за угла доносился шум от очередной стычки, а только-только наступавшую тишину нарушали крики очередных жертв этой бессмысленной жуткой войны.

У меня была надежда, что моя избушка слишком бедна и неказиста, чтобы привлечь чье-то внимание. И моя внешность вряд ли заинтересует мародеров или насильников. Слава всем богам, иллюзию, сотворенную на крови, которой научила мама (один из сильнейших светлых магов), даже темный не развеет.

Добравшись до родного порога, схватила мелок и начала рисовать защитные руны, отводящие взгляд нечисти и злу. Затем я буквально на коленках оползала вокруг своей избушки, чертя ножом нужные значки на земле у потемневших от времени стен. Рисовала даже тогда, когда и с западной стороны, где всегда были тишь да гладь, ведь дорога вела лишь на кладбище, на улицы ринулась толпа темных. Небольшой отряд, который, пролетев мимо моей избушки, быстро растворился в сумерках. Хоть в этом мне повезло: здесь слишком бедный район, почти нет домов, только старые кузнечные мастерские, да пустые сейчас казармы.

Завершив «охранку», я ринулась в сараюшку, что была пристроена к стене дома. Оседлала свое единственное «движимое» имущество — каурую приземистую лошадку по кличке Вороная, старенькую, но выносливую и доброго спокойного нрава. Она единственная, кто не боялся мою волчицу, и ласково тянулась к моей руке за очередным лакомством. А я хотела, чтобы, случись мне потерять и этот дом, было на чем покинуть город.

Не думала я, что так скоро придет этот день. Никто из нас не думал.

Подготовив мешок овса, я вернулась в дом и, судорожно кидаясь из одного угла в другой, собрала еще мешок, но уже со своими пожитками и корзиной с припасами. Все это снесла в сараюшку и припрятала под соломой. Даже если грабить придут, пусть забирают, что осталось, мне не жалко. Лишь бы живой оставили.

Прямо сейчас пускаться в бега нельзя, вокруг городских стен слишком много обозленных темных, даже старуху не пропустят. Но немного погодя можно попробовать.

Сутки изматывающего лечения, отсутствие сна и мучительное ожидание нечаянной смерти — я ощущала себя выжатой до донышка. Дрожащими руками подхватила с печки котелок с холодной похлебкой и, сев у оконца, механически начала есть, глядя на улицу. Да, страх умереть мучил меня, как и всех, но я с детства живу с ним в сердце. Притерпелась к нему. Научилась всегда думать о том, как выжить.

Ведь каждый день для полукровки наполнен риском разоблачения и в лучшем случае изгнания. А в деревнях могут запросто и сжечь. После той злопамятной встречи в лесу у меня возникла бредовая мысль: может быть, попробовать перебраться на земли оборотней? Может, там я смогу устроиться? Не бояться разоблачения своей второй сущности?

«Они были слишком похожи на обычных людей. Крупных, рычащих, но… почти обычных» — странным образом вернулась мыслью к встрече.

И тут же себя одернула: там я буду бояться другого — свой сути мага жизни. Светлые на темных землях — враги. Так смысл менять шило на мыло? И главное, я почти ничего не знаю об оборотнях. Только те сведения, которые можно почерпнуть на городских площадях. С чего я взяла, что они меня примут?

Оборотни пришли убивать вместе с темными. Наказать! Уничтожить всех, кто окажется на их пути. Преподнести урок, который запомнят надолго. И пусть это месть за подлость, но… всегда есть «но». Сейчас — это чужие невинные жизни. По всему выходит, что рассказы о жестокости и кровожадности оборотней — не выдумка.

Я чуть не подавилась, когда в рассветных лучах увидела ковыляющую к моему дому троицу. Две женщины буквально на себе тащили раненого мужчину. Почти волокли волоком, но не выпускали. И я узнала их. Алая с беременной дочерью и ее женихом — стражником.

Котелок, отлетев, ударился о столешницу. Но стук удара еще не успел затихнуть, как я, хлопнув дверью, выбежала им навстречу. Пока их никто не заметил — у нас есть шанс на спасение. Они увидели меня, только когда я почти вплотную к ним приблизилась. Девушка была вся в саже, мужчина окровавлен и избит до неузнаваемости. А вот на самой Алае порванное вдоль груди платье, красноречиво указывающее на насилие. Но она упорно тащила будущего зятя на себе, помогая дочери. Я оттолкнула обессиленную девушку и подперла своим плечом мужчину: так мы продвигались быстрее.

— Слава Вышнему, Лари, вы тут. — Зарыдала почти еще девочка. — Там все горит, там только мертвые и убийцы…

— Тссс, доченька, молчи. — Глухо зашептала Алая.

Вчетвером мы добрались до дома и буквально ввалились в комнату.

— Нас везде найдут, — рухнула на дощатый пол девушка, обхватывая себя руками и рыдая с совершенно сухими глазами, отчего стало еще более страшно. — И убьют.

Алая бессознательно стягивала на груди разорванное платье, но я решилась уточнить:

— Вы… одни?

Теперь на полу рыдали обе женщины, а между ними лежал истекающий кровью молодой мужчина.

— Теперь мы одни, у нас ничего нет. И некому нас защитить…

Я лишь кивнула, уже занимаясь раненым. Обнаружив все раны, фактически приказала:

— Алая, поищи вещи в сундуке. У меня от внучки остались кое-какие. Тебе и дочери нужно ополоснуться и переодеться. И чем быстрее, тем лучше — от вас пахнет дымом. Возьмите матрас и снесите в погреб. И теплые вещи, какие найдете, тоже туда же. Переждем беду там… пока.