Судьба

Это обнадеживает. Так и должно быть. Контроль без реальной угрозы.

Человек с рядом медалей на груди кланяется Исэй.

– Приветствую вас, канцлер, – здоровается он на отирианском. – Я – капитан Морел. Руководитель Ассамблеи предупредил о вашем визите. Ваша каюта подготовлена. И для… второй гостьи тоже.

Исэй разглаживает свитер, будто на нем образовались складки.

– Благодарю, капитан Морел. – Окоемского акцента Исэй как не бывало. – Позвольте представить Сизи Керезет – друга моей семьи и уроженку Туве.

– Рад знакомству, мисс Керезет, – обращается ко мне капитан Морел.

Я решила не тянуть и сразу же применить токодар. Так подсказал внутренний голос.

Реакция большинства людей на мой дар положительна – будто бы на их плечи опускается мягкий плед. И капитан Морел – не исключение. Прямо на моих глазах он расслабляется, а его улыбка смягчается и становится искренней. Кажется, впервые за последние дни это подействовало и на Исэй. Ее взгляд уже не такой напряженный.

– Капитан Морел, – говорю я. – Благодарю вас за теплый прием.

– Позвольте проводить вас в каюты, – произносит капитан в ответ. – Спасибо, сэр, что доставили канцлера Бенезит в целости и сохранности, – добавляет он, обращаясь к капитану, который подобрал нашу капсулу.

Тот довольно фыркает и кивает мне с Исэй, а мы разворачиваемся и следуем за капитаном.

Сапоги капитана скрипят при ходьбе. Поворачивая, он слегка скользит на подошвах, словно его ступни крепятся к полу на шарнирах. Раз он служит здесь – значит родился в богатой семье (не важно, на какой именно планете), а вовсе не потому что имеет склонность и достаточно мужества, чтобы нести военную службу. Он создан для задач, что требуют знаний этикета, дипломатичности и демонстрации внешнего лоска.

Капитан провожает меня до дверей каюты, которая располагается по соседству с каютой Исэй, и я вздыхаю с облегчением. После того как дверь позади меня закрывается, я наконец сбрасываю кофту с плеч, и она летит к ногам.

Каюты предназначались именно для нас. Только этим можно было объяснить поле колышущейся ковыль-травы, украшающее дальнюю переборку. Кадры с Туве. Напротив стоит узкая кровать, покрытая толстым коричневым пледом, края которого подвернуты под матрас.

Я кладу руку на сенсорную панель у двери и прокручиваю иконки меню до тех пор, пока не нахожу то, что мне нужно – обои. Я пролистываю изображения и обнаруживаю Гессу под снежным покровом. На вершине холма светится красным купол храма. Я скольжу взглядом по выпуклым крышам домов к подножию холма, наблюдая за пропеллерами анемометров. Все строения запорошены снежной дымкой.

Порой я забываю, сколь прекрасен мой родной край.

В кадр попадает лишь краешек полей, что некогда возделывал мой отец. Где-то за ними находится расчищенный участок, на котором мы проводили «похороны» Айджи и Акоса. Идея была не моей. Это мама сложила поленья с горюч-камнями и, прочитав молитву, подожгла их. Я просто стояла рядом в кухлянке из меха кутьяха и маске, за которой не было видно слез. До того момента я не считала братьев погибшими, потерянными навсегда. Я решила, раз мать жжет погребальные костры, вероятно, ей известно об их смерти, ведь она – предсказательница. Но выяснилось, что она знала не намного больше моего.

Я падаю в постель и гляжу на снег.

Быть может, отправляться сюда с канцлером, чтобы оказывать на нее влияние, было не самым разумным решением? Может, стоило остаться с семьей? Я, дитя Гессы, не слишком-то смыслю в политике и правлении. Я так далека от данной сферы, что это просто смешно. Зато я знаю Туве. И ее народ.

И кто-то должен приглядывать за Исэй, чтобы она не погрязла целиком в океане скорби.



Экран в каюте Исэй выглядит как обычный иллюминатор с видом на космос. Звезды сверкают, рассеивая вспышки света, и мерцает пояс токотечения.

Я вспомнила, как упрекала Исэй, когда еще не знала ее близко. «Ты ничего не знаешь о моей планете и ее народе», – говорила я ей тогда.

Это случилось уже после того, как Исэй предстала перед публикой в должности канцлера. Они с Ори наведались в мое университетское общежитие, и канцлер была довольно груба со мной из-за того, что я так хорошо знала ее сестру. И по какой-то причине мой токодар позволил ответить грубостью на грубость: «Ты всего первый сезон на этой земле».

Ее взгляд сделался таким же растерянным, как и сейчас, когда я вошла в ее каюту, которая в два раза больше моей – но в этом нет ничего удивительного.

Исэй сидит на краю кровати в футболке и пижамных шортиках, облепляющих ее длинные худые ноги. Я еще не видела ее в столь непринужденном и, можно сказать, уязвимом виде. Будто, увидев Исэй сразу после пробуждения, я узнаю ее ближе.

«Всю свою жизнь я любила эту планету с большим самозабвением, чем семью, друзей и даже саму себя, – ответила мне тогда Исэй. – Сезонами ты ходила по ее коже, в то время как я исследовала внутренности. Не смей говорить мне, что я не знаю ее».

Дело в том, что наружный панцирь Исэй столь толстый, что иногда я сомневаюсь, что под ним есть что-то еще.

Она – не Кайра Ноавек, терзания которой видны даже на расстоянии. И не Акос, чьи эмоции сверкают в глазах, словно застывшие капли драгоценного металла. Исэй бесстрастна.

– Мой друг, о котором я тебе рассказывала, скоро прибудет сюда. – Голос Исэй звучит твердо. – Он находился недалеко отсюда, когда я с ним связывалась.

Исэй успела немного покомандовать на навигационной палубе патрульного корабля, который нас забрал. Сказала, что ей необходимо связаться с давним другом, вместе с которым она росла. Его звали Аст. Исэй сказала, что ей нужна помощь кого-то, кто не связан с Ассамблеей, Туве или шотетами. Аст был «отродьем Окоема», как некоторые любили выражаться, рожденным на одном из обломков луны, за пределами токотечения.

– Очень рада, – отвечаю я.

Я посылаю Исэй одно из любимых ощущений, которое использую, чтобы ее успокоить, – воду. Это странно, поскольку о воде мне известно не много. Я ведь выросла на ледяной планете. Но под храмом Гессы находился горячий источник, помогавший оракулам усиливать видения. Матушка взяла меня с собой однажды, и я познала, каково ступать по воде. Там было темно, как в гробнице, но теплая вода окутывала меня мягкостью, словно шелк, – только была тяжелее. Вот этим тяжелым шелком я сейчас обвиваю Исэй и вижу, как спадает ее напряжение. Я спокойно изучаю ее. Сейчас это проще, чем было на тесном шотетском судне.

– Он – сын механика, работавшего на корабле, где я выросла.

Исэй трет глаза тыльной стороной ладони. Торговое судно постоянно перемещалось и нигде не задерживалось надолго – просто идеальное место для того, кто предпочитает скрываться.

– Он тоже был там во время нападения. Потерял отца. И нескольких друзей.

– Чем он сейчас занимается? Работает механиком?

– Да. Он как раз заканчивал работу на заправочной станции неподалеку. Как раз кстати.


Может, это мысль, что Исэй нужен кто-то еще, когда рядом есть я, может, обыкновенный укол ревности, но мне уже не нравится этот Аст. И я не знаю, каким он будет со мной.

Мысли об Асте словно взывают к нему, так как в дверь кто-то звонит. Исэй открывает. За дверью стоит ассамблейский тип и окидывает взглядом обнаженные ноги канцлера. Из-за его спины выглядывает широкоплечий мужчина с двумя холщовыми сумками в руках. Он кладет ребро ладони на плечо человека из Ассамблеи, и нечто, напоминающее жужжащего жука, вылетает из его рукава.

– Пажа! – восклицает Исэй, когда жук приземляется на ее вытянутую ладонь.

Это не настоящий жук. Он металлический и непрерывно издает щелкающие звуки. Это робот-поводырь для слабовидящих.

Аст поворачивает голову в сторону звука и следует за ним, бросая сумки прямо за порогом. Исэй обвила шею гостя рукой, на костяшки пальцев которой взгромоздился робот-жук.

Токодар Исэй работает с воспоминаниями. Она не может их отнимать, как это делал Ризек, но она умеет заглядывать в память. Иногда Исэй видит воспоминания, даже если не хочет. И я понимаю, что происходит, когда она утыкается носом в плечо Аста и вдыхает его запах. Как-то Исэй сказала мне, что память тесно связана с запахами, что они имеют для нее особенное значение, так как оборачивают бурный поток воспоминаний в тонкую струйку и делают их управляемыми.

Я обращаю внимание на глаза Аста, только когда он моргает. Его радужки имеют бледный зеленоватый оттенок, а зрачки обрамлены белизной.

Механические имплантаты. Они могут лишь переключаться на разные направления.

Я предполагаю, глазами Аст видит мало. Достаточно для жизни, но они – лишь вспомогательные гаджеты, как и жук, которого Исэй назвала Пажой.

– Какая восхитительная современная техника! – говорит Исэй.

– Да, на Отире они сейчас популярны, – протяжно, по-окоемски, пропевает Аст. – Все, кому вырезают глаза кухонными ножами, замещают их новейшими технологиями.

– Твой вечный сарказм. От них и правда есть толк?

– Небольшой есть. Зависит от освещенности, – пожимает плечами Аст. – А здесь она вроде неплоха.

Щелчком Аст поднимает Пажа с кулака Исэй и направляет в глубь комнаты. Жук летает по всей каюте, жужжа по углам.

– Просторно. Пахнет чистотой. Удивлен, что на вас нет короны, канцлер.

– Не сочетается с моим прикидом. Ну-ка, познакомься с моей подругой Сизи.

Жук направляется в мою сторону и нарезает круги над моей головой, вокруг плеч, живота и ног.

По треску я пытаюсь понять, каким образом жук передает мои размеры и форму Асту, но мой слух к такому не приучен.

На нем так много слоев одежды, что я не могу понять, где что. Капюшон – на куртке или на толстовке под ней? Сколько на нем футболок? Две или три?

На бедре, где полагается крепить нож, у него болтается отвертка.

– Аст, – представляется он мне, фыркнув.

Мужчина протягивает мне руку в ожидании, что я подойду и пожму ее. Я так и делаю.

– Сизи.

У Аста теплая кожа и хорошее рукопожатие – не слишком сильное. Инстинктивно я подбираю для него волны тепла, походящие на рябь в воздухе.

Большинство моих «материй» срабатывает с людьми, которые хотя бы на толику пребывают в суматошном состоянии. Больше всего я люблю использовать те, что люди не ощущают. Но, судя по слегка сдвинутым бровям Аста, он понимает, что с ним что-то происходит.

– Эй! Это еще что?

– Прошу прощения. Мой токодар плохо поддается контролю.

Я всегда прибегаю к этой лжи. Так люди менее настораживаются.

– Сизи – дочь оракула Туве, – говорит Исэй.

– «Восседающего» оракула, – машинально поправляю я подругу.

– Они бывают разными? – удивляется Аст. – Не знал. У нас в Окоеме нет оракулов. И судьбоносной знати – тоже.

– Судьбоносные на Туве не считаются знатью, – возражаю я. – Простые неудачники.

– Неудачники? – поднимает брови Аст. – Видно, тебя не устраивает твоя судьба?

– Нет, не устраивает, – тихо отвечаю я.

Аст теребит нижнюю губу. На одном из его ногтей красуется такой синячина, что мне кажется, будто он покрашен.

– Извиняюсь. Не хотел задевать за больное.

– Все в порядке.