Супербоги

А морских баек, сказок об Атлантиде, штормах, пиратстве, династическом наследовании и императорском возмездии на свете пруд пруди – было откуда черпать вдохновение для игр на этой плодородной фантазийной площадке.

Неизбежный двойник и антипод Нэмора Человек-Факел таким успехом не пользовался. Он был умным искусственным человеком с серьезным конструктивным недостатком, от которого на воздухе загорался; но с механическим доброхотом идентифицироваться сложнее, чем с импульсивным Нэмором, и потому интерес к Факелу стабильно падал. (Возродив концепцию для «Фантастической Четверки», Стэн Ли мудро решил, что новый Факел будет человеком – подростком-хипстером с горячей головой в самом буквальном смысле.)



Вскоре к стихиям воды и огня присоединился воскресший пантеон богов и персонажей мифов и легенд. Хокмен[29], например, напоминал иероглифическое божество с египетского фриза, воплощение бога Гора с соколиной головой, властителя силы и огня, сына древнего умирающего бога Осириса. В комиксах он расправлял крылья Хеопсом, египетским фараоном, который спустя века удачно переродился в привычной ему роскоши – миллионером Картером Холлом.

История Зеленого Фонаря[30], впервые появившегося в 1940 году в «All-American Comics» № 16, на новый лад повторяла сказку об Аладдине: на сей раз простой работяга Алан Скотт нашел таинственный железнодорожный фонарь, обладающий равно таинственными силами. Чтобы источник вдохновения считывался еще отчетливее, главного героя предполагалось назвать Аланом Лэддом, однако имя уже было занято популярной кинозвездой[31], и потому Лэдд превратился в Скотта. Оставив тяжкую рабочую жизнь на железной дороге, Алан Скотт стал бороться с преступностью в красно-желто-зеленом наряде, как у циркового акробата, на тридцать лет предвосхитившем неумеренный шик глэм-рока. Если б Либераче[32] прибыл в Бель-Эйр на вечеринку у бассейна, разодевшись как безукоризненный гибрид воздушного гимнаста с рождественской елкой, рядом с Зеленым Фонарем он бы все равно смотрелся блекло – и совершенно мужеподобно. Но поскольку внимания Алана Скотта добивалась сексуальная злодейка Арлекин, а контрастировал с ним комичный помощник Дойби Диклз, сомнений в собственной маскулинности у Алана Скотта не возникало, и в костюме его была некая вызывающая нота, отводившая насмешки. Ни единый преступник не прокомментировал подчеркнутый отказ Зеленого Фонаря облачаться нормально или функционально. Кроме того, он стал первым супергероем, на которого повлияла эзотерическая культура Востока: его кольцо помнило язык «Тибетской книги мертвых», а собственно Фонарь ассоциировался с чем-то арабским, мусульманским и экзотичным. Отзвуки эксцентричного наряда Зеленого Фонаря – высокий воротник, епископские рукава – появятся у позднейших «мистических» супергероев (например, у Доктора Стрэнджа) как визуальное указание на тот же восточный след.

Флэш (дебют – 1940) стал первым из «нечаянных сверхлюдей», предвестником героев будущей вселенной «Марвел»: сплошь жертвы науки, из сугубого альтруизма желающие использовать великие силы на благо общества. Химик Джей Гаррик нечаянно вдохнул пары тяжелой воды, которые и дали ему суперспособности; он не был ни силен, ни неуязвим, ни бессмертен, однако умел быстро бегать, а какой ребенок не мечтает бежать все быстрее и быстрее, пока весь мир не сольется в сплошное пятно и ураган? В своем антипреступном обличье Флэша Джей Гаррик носил шлем с жестяными крылышками, красную рубашку с изображением молнии, синие брюки и крылатые сапоги. Таким образом он отдавал долги комиксов одному из покровительствующих им богов.

Мы все видели логотип сети цветочных магазинов «Интерфлора»[33]. Быть может, нам попадались греческие статуи грациозно летящего юнца в шлеме. Шлем этот и крылатая обувь Флэша принадлежат греческому богу Гермесу и его римскому аналогу Меркурию. Этот бог – посланец прочих богов и представляет, говоря попросту, язык как таковой. Подобно языку, он проворен, изобретателен, коварен, увертлив и неуловим.

В Индии его олицетворяет слоноголовый бог Ганеша, который собственным отломанным бивнем пишет историю бытия. В Египте он Тот – писец с головой ибиса. В древнем Вавилоне его изображали как Набу. В пантеоне вуду его зовут Легба, у кельтов – Огма, а в мифологии викингов он известен как Один, одноглазый бог, у которого с плеч спархивают волшебные во́роны – мысль и память – и летают там и сям, дабы мгновенно приносить богу знания из всех уголков космоса. В 1940 году Гермес не вытерпел – его коллеги, другие боги, возрождались на бумаге, и он тоже лично явился, чтобы повеселиться вместе со всеми.

Вместе с прочим мусором его смыло в культурную сточную канаву двадцатого века, но там, куда не заглядывает никто, кроме детей и безграмотных, в него вдохнули новую жизнь. Гермес уже не был богом, но остался популярным образом бога, мостом между человеком и божеством – тем, что ныне называется супергероем. И Флэш с крылышками – лишь одно из его воплощений: крылышки на ногах Принца Нэмора тоже принадлежали Гермесу, а знак молнии этого прыткого божества будет носить не одно поколение супергероев. Но свое наиточнейшее выражение он обретет, пожалуй, в лице Капитана Марвела, бисёнэна[34], обреченного юнца, ставшего самой серьезной угрозой царствованию Супермена на рынке комиксов.

Сегодня у каждой комиксовой компании имеется минимум один, а то и несколько персонажей, аналогичных Супермену: Мистер Мажестик, Верховный, Самаритянин, Часовой, Гиперион, Омега, Высший, Аполлон, Гладиатор, Омни-мен, Оптимен, Дух Общества, Атомен, Земляк, Супериор, Плутонец, Альфа Один[35] – этот список разворачивается, как рулон туалетной бумаги. Все это плохо замаскированные копии Супермена, и комиксы о них публикуются в прочих компаниях, помимо DC, а порой и в DC, будто одного Супермена им мало.

В 1940 году все было иначе. Прибыльный торговый знак – ревниво охранявшаяся интеллектуальная собственность. National Comics связала своего социалистического силача по рукам и ногам и выдаивала из его уникальности все до цента. Никому не хотелось, чтобы появился другой Супермен, тем более если он окажется обаятельнее и потенциально прибыльнее.

Капитан Марвел на Супермена почти не походил – хотя наступит день, когда юридический отдел National умудрится доказать иное. Супермен прославлял силу индивида в декорациях, нарисованных как можно ближе к действительности. В историях о Капитане Марвеле изображался мир, который ускользал, уплывал, терял связь с реальностью, – мир, где на середину сцены вышло слово. Капитан Марвел с готовностью погружался во внутренний мир сновидческой логики, сказочного времяисчисления и оживших игрушек. Если Супермен – Фантастика, а Бэтмен – Детектив, то Капитан Марвел установил свой флаг на территории еще более обширной страны Фэнтези.

История его происхождения описывает совершенно шаманский опыт, знакомый любому колдуну, ритуальному магу, антропологу и жертве похищения инопланетянами.



Странствие юного Билли Бэтсона начинается в характерно приземленной обстановке. Среди ночи, на углу читатель знакомится с сиротой, жертвой Великой депрессии, – мальчик торгует газетами у входа в метро, где и ночует как придется. Когда к Билли приближается какой-то чудак в обвисшей шляпе и плаще, мальчик и бровью не ведет. Лицо незнакомца сокрыто в тени шляпных полей, и Билли доверчиво – и немыслимо для кишащего педофилами двадцать первого столетия – соглашается последовать за подозрительным типом на станцию.

На станции ни души; поезд прибывает явно из иной реальности, и на боку у него намалеваны модернистские символы, точно на нем оставил граффити Жоан Миро[36]. Этот поезд, напоминающий обтекаемый теоретический прототип «Хогварц-экспресса» из «Гарри Поттера», уносит Билли в глубокий темный тоннель, что ведет из этого мира в величественный мир магии, где слова – суперзаклинания, меняющие природу реальности.

Психоделическое странствие Билли завершается прибытием на другую пустую станцию. Там мальчик вступает в зловещий коридор, где мечутся тени. В конце коридора Билли оказывается лицом к лицу с длиннобородым волшебником, и тот описывает внезапно свалившиеся на мальчика обязанности и способности. На всем протяжении этой беседы над почтенной главою мудреца, вися на перетирающейся ниточке, дрожит гигантский гранитный куб. Высшие силы разъясняют Билли свой план, и все вокруг четче некуда, все залито светом факелов и лихорадочно-реально.

Доброго и верного Билли Бэтсона избрали на замену уходящему на покой волшебнику, который своим могуществом защищал человечество последние три тысячи лет и теперь хочет передохнуть. Его сила передается Билли, когда тот произносит имя волшебника – «Шазам!» – отчего вспыхивает молния и грохочет гром. Идеальный иллюзионистский трюк – в вихрящемся дыму стоит высокий мужчина в плаще. На нем красный мундир с толстой желтой молнией на груди. Плащ у него белый, с высоким воротником и плетеным золотым позументом. На талии у него желтый кушак, трико красное, сапоги желтые. (Трусов поверх одежды он мудро избегает.) Набриолиненные волосы гладко зачесаны назад; он похож на возмужавшего Билли, его улучшенную версию. Собственно говоря, он одно лицо с актером Фредом Макмёрри[37], с которого художник Чарльз Кларенс Бек отчасти и срисовывал своего героя. Завершив последнюю миссию, волшебник оседает на троне, и его расплющивает упавшая каменюка. В дальнейшем дух его еще будет возвращаться, точно Оби-Ван Кеноби, и посмертно одарять героя советами.

Такое варево здорово ударяет в голову и расширяет потенциал супергероя – так «Lucy in the Sky with Diamonds»[38] непредвиденно раздвинула границы общепринятых представлений о популярной музыке.

Волшебное слово – концепт, который связывал героя с самыми корнями человеческой речи – с языком, со сказительством. Источник силы Капитана Марвела – не в многолетних тренировках в спортзале, не в инопланетной физиологии и не в королевской крови. Силу ему даровало заклинание. Он был волшебником.

Я помню, как ребенком гулял один, выпевая все слова из словаря подряд в надежде отыскать собственный «Шазам!». В конце концов, все мы ищем свое волшебное слово: диету, отношения, мудрость, которые освободят нас от повседневности и отпустят на волю в необычайное. Эта вечная человеческая надежда на трансценденцию и стала ракетным топливом комиксов про Капитана Марвела.

«Шазам!» вошел в культуру, как «Абракадабра» или «Вуаля!», – универсальным магическим заклинанием. То было слово просветления и личной трансформации – в одно-единственное добела раскаленное мгновение оно достигало того, к чему десятилетия буддийских медитаций могли разве что указать дорогу. Способности Капитана Марвела – сиддхи, якобы присущие величайшим йогинам. На языке церемониальной магии «Шазам!» призывал герою на помощь святого ангела-хранителя – высшее будущее «я». Когда по природному любопытству Билли вляпывался в неприятности, это слово призывало Капитана Марвела, чтобы с любыми последствиями разбирался он.

На самом деле «SHAZAM» – аббревиатура. Капитан Марвел получал свою силу от шести богов и мифологических героев. Он был наделен мудростью Соломона, силой Геракла, выносливостью Атланта, властью Зевса, отвагой Ахилла и быстротой Меркурия[39]. Меркурия в этом супергеройском концепте полно – от ярко-желтой молнии на алом мундире Капитана до словесных игр и появления старого волшебника, который дает Билли слово. Билли работает внештатным репортером на радиостанции WHIZ, на один шаг опережая газетчика Кларка Кента на пути к престижной взрослой работе. Радиовышка на здании WHIZ потрескивает, как логотип RKO Pictures[40] с графическим зигзагом. Малолетний радиоведущий – столь подходящая работа для современного Гермеса, что мы даже не удивлены.

Все это превращало Марвела в первого оккультного – или, пожалуй, точнее будет сказать, герметического – супергероя; он был магом в трико, на его стороне были ангелы и божественное начало. Сила Супермена обосновывалась псевдонаучно, приключения же Марвела открыли двери в мир волшебной трансформации и веры в себя. Супермен сжимал челюсти и выходил на бой против бед реального мира, а улыбчивый Марвел был многосторонним персонажем и находил время на дурашливость и доброту. Супермен носил простой плащ и одну лишь свою эмблему «S», а у Марвела плащ был пышно украшен золотым позументом и геральдическими лилиями. Наряд Капитана Марвела – парадное обмундирование мужчин и женщин из воинских частей будущего.

И Марвел привнес еще кое-что новое. До той поры супергерои были одиночками. В 1940 году Бэтмен едва успел стусоваться с Робином, эпохе мальчиков-напарников еще только предстояло раскочегариться, а вот у Капитана Марвела была семья. Супергеройская семья! В 1942 году к нему присоединилась его сестра Мэри Бэтсон – и, произнося «Шазам!», она из рассудительной и доброй Мэри Бэтсон превращалась в рассудительную и добрую Мэри Марвел, которая способна одним ударом кулака разнести в пыль целый дом. Третьим членом их команды был великолепный Капитан Марвел-младший из «Whiz Comics» № 25 (1941).

В период, когда рисунок в лучшем случае описывался как грубоватый примитив, художественная техника Мэка Рэбоя, работавшего над этими стрипами, отличалась наглядной тонкостью, точностью анатомии и передачи движений – ничего подобного не было больше нигде. Его Капитан Марвел-младший был гибким Ариэлем, лучше всех прочих супергероев, совершенно непринужденным в расцвете юности и в своей небесной свободе. Появившись на студии, Рэбой стал сильным конкурентом Беку, подле него отточенная конвейерная работа Бека приобрела новый блеск, и в результате продажи Капитана Марвела превысили даже продажи могучего Супермена. В историях о семье Марвел фоны были убедительнее, тени чернее и отчетливее, фокус и глубина резкости как-то четче; комиксы выглядели роскошно и напоминали диснеевскую анимацию и лучшие газетные стрипы.

Капитан Марвел, в свою очередь, тоже породил эпигона, британского Марвелмена, с которого и началось мое знакомство с супергероями. Мне было три года, и я продирался сквозь нелепую историю «Марвелмен встречается с бароном Мюнхгаузеном». Марвелмен – дитя нужды, а не вдохновения. Когда в 1952 году DC успешно засудила Fawcett Comics и новые комиксы про Капитана Марвела перестали выходить, издатели его британского репринта спешно заткнули пустые страницы другим стрипом. Редактор Мик Энгло перестроил семейство Марвел, а главного героя сделал блондином в облегающем синем костюме, приличествующем веку высоких скоростей, без плаща и без наружных трусов. Билли и Мэри заменили на Молодого Марвелмена и Юного Марвелмена. И однако, словно бы сутяжничество было заложено в атомной структуре самого концепта, Марвелмен тоже стал предметом яростных судебных споров, которые тянулись десятилетиями и затронули крупнейших игроков индустрии комиксов – Алана Мура, Нила Геймана и Тодда Макфарлейна. Капитан Марвел и его клонированный отпрыск тонули в статутах – законодательство вершило суд над Прометеем, не иначе. Последует изгнание. DC не успокоится, пока совершенно не уничтожит Fawcett в суде, однако само слово «Марвел» еще будет преследовать DC Comics в ночных кошмарах.

Невзирая на судебные тяжбы, низложение и изгнание, постигшие оригинального Капитана Марвела, он и его родные оставили след в нашей культуре. Первый сингл Элвиса Пресли вышел спустя три года после того, как DC подала иск, который обрушит всю вселенную семейства Марвел, но король рок-н-ролла так сильно отождествлял себя с гибким супермальчиком, вышедшим из-под пера Мэка Рэбоя, что даже в те годы, когда его конституция уже несколько подрастеряла изящество, заказывал костюмы, напоминавшие о ребяческой беспечности Капитана Марвела-младшего. Взгляните на короткие плащи и высокие воротники, которые под конец жизни носил Пресли; заметьте, что буйную головушку Элвиса венчает растрепанная иссиня-черная прическа Капитана Марвела-младшего. Даже молния с эмблемы TCB[41] на хвосте его частного самолета происходила от нагрудной эмблемы Капитана Марвела и положила начало непрестанному перекрестному опылению между комиксами и популярной музыкой – двумя равно презираемыми козлами отпущения в искусстве середины двадцатого века.

И едва ли стоит удивляться, что Капитан Марвел был любимым супергероем Кена Кизи. В 1959 году Кизи вызвался участвовать в клинических испытаниях ЛСД, которые вдохновили его написать «Над кукушкиным гнездом». Кизи и другие молодые адепты выкрасили школьный автобус в оттенки «вырви глаз», написали на маршрутной табличке «Далше» и отправились вербовать армию бунтарей – альтернативное общество освобожденных сверхчеловеческих существ.

Историю Кизи и его «Веселых проказников» с их супергеройскими альтер эго – Горянка, Ветерок, Черная Мария, Дорис Копуша[42] – и грезами о новом обществе Том Вулф мифологизировал в «Электропрохладительном кислотном тесте», где рассказывается о том, как Кизи ездил в горы, дабы призвать молнию со Скалы Вечности, чистейшую вспышку, что ослепит цивилов, оглушит фанатиков и навеки изменит мир.

Дух Марвела продолжал жить.





Глава 3

Супервоин и принцесса-амазонка




За два месяца до японской атаки на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 года журнал «Look» опубликовал комикс «Как Супермен прекратил бы войну». В нем Супермен прорывается в бункер фюрера и, воплощая в жизнь мечты многих читателей, берет хнычущего диктатора за горло:


Я БЫ С УДОВОЛЬСТВИЕМ СУГУБО НЕАРИЙСКИ ДАЛ ТЕБЕ В ЧЕЛЮСТЬ, НО НЕТ ВРЕМЕНИ! ТЫ ИДЕШЬ СО МНОЙ – МНЕ НАДО НАВЕСТИТЬ ОДНОГО ТВОЕГО ПРИЯТЕЛЯ.



«Приятелем» оказывается Иосиф Сталин. Супермен доставляет обоих в женевскую штаб-квартиру Лиги Наций, и там, пока хмурые деспоты дуются, как дети после головомойки, похожий на директора школы человек с председательским молотком выносит вердикт:

АДОЛЬФ ГИТЛЕР И ИОСИФ СТАЛИН, МЫ ПРИЗНАЕМ ВАС ВИНОВНЫМИ В ВЕЛИЧАЙШЕМ ПРЕСТУПЛЕНИИ СОВРЕМЕННОЙ ИСТОРИИ – НЕСПРОВОЦИРОВАННОЙ АГРЕССИИ ПРОТИВ БЕЗЗАЩИТНЫХ СТРАН.



И вот так Супермен прекратил бы войну. Супермен, который вышвыривал из окон мужчин, поднимавших руку на жен, и угрожал избранным чиновникам, – этакий «реформатор вне закона» образца 1938 года – умудрился выжить в мире, разительно отличавшемся от мира, в котором он появился на свет. В 1941 году на идею революционного героя рабочего класса уже смотрели косо. Хулиганы-самоучки, на свой страх и риск вершившие закон, могли оказаться не просто революционерами, но предателями. В войну героями были патриоты, и величайшим героем стал суперпатриот. Пришелец с Криптона превратился в Доброго Американца, стойкого и воодушевленного защитника статус-кво. В мире Супермена сороковых не могло быть коррумпированного президента или продажных полицейских. Облик героя перелицевали решительно и полностью – так, в 1958 году набриолиненное трансгрессивное либидо Элвиса Пресли упакуют в военное обмундирование и постригут по уставу. На обложках Человек из Стали за двадцать лет до «Доктора Стрейнджлава»[43] мчался по небу верхом на фаллической ракете а-ля родео. Этот прирученный Супермен позировал с Американским Орлом на локте, а в одном замечательно безвкусном эпизоде призывал читателей помочь военной кампании, «выкинув япошку в окошко!».

А затем в 1941 году «Марвел» в «Captain America Comics» № 1 вывела нового супергероя, чьей миссией было ответить на «японацистскую» угрозу, не стесняясь в средствах. Капитана Америка – супергероя, патриотичного до мозга костей, – сотворил еще один великий творческий дуэт комиксистов, Джо Саймон и Джек Кирби.

Джек Кирби по прозвищу Король был наивлиятельнейшим из супергеройских художников, а его воображение и диапазон прекрасно укладывались в визионерскую традицию – от древнееврейских священных книг и мифологического эпоса до Уильяма Блейка и Аллена Гинзберга. Он родился Джейкобом Куртцбергом в августе 1917 года («Джек Кирби» – один из многочисленных псевдонимов, который со временем приклеился к нему намертво) и вырос в многоквартирном доме на Манхэттене, в Нижнем Ист-Сайде. Он состоял в саффолкской уличной банде и, в отличие от многих своих молодых современников-книгочеев, был не понаслышке знаком с упоением настоящего замеса. Джо Шустер и Боб Кейн рисовали драки с пренебрежительной отстраненностью – Кирби же втягивал читателя прямо в бешеную молотьбу кулаков и сапог, как в настоящих боях, которые сам пережил. Его рисунки передавали ощущение: каково это – кувырком лететь сквозь толпу недругов. Его герои и злодеи сходились в костистых, мясистых схватках, порой занимавших не одну страницу. Супермен мог пару панелей побороться с гигантской обезьяной, и дело с концом, но у Кирби батальные сцены были восхитительной самоцелью.

Во Вторую мировую Кирби служил рядовым первого класса в роте F 11-го пехотного полка. В 1944-м, через два месяца после операции «Нептун», он высадился на пляже Омаха в Нормандии и со своим полком отправился вглубь оккупированной Франции. Побывал в боях за бельгийский город Бастонь, пережил серьезное обморожение, чуть не лишившись обеих ступней, и в конце концов был демобилизован, за труды получив значок боевого пехотинца и Бронзовую звезду. Воспоминания о войне подпитывали его работу до конца жизни, и однако, насилие Кирби рисовал как ликующий выплеск естественной, через край бьющей маскулинности. Когда американские нацисты явились в здание, где располагалась студия Саймона и Кирби, и потребовали крови создателей «Капитана Америка», Джек лично засучил рукава и пошел с ними разбираться.

Что же до самого Капитана, его звали Стив Роджерс, был он тощим унтер-офицером и вызвался участвовать в военном эксперименте по превращению обычного человека в суперсолдата. Как и мой отец, как и Джек Кирби, Стив просто-напросто хотел сразиться с Гитлером. И, как многие мужчины в странах-союзниках, считал, что одолел бы хилого обойщика[44], если б только нытика Адольфа и триумфальный кулак возмездия не разделяли тысячи миль оккупированных земель, колючей проволоки, солдат, танков и минных полей.

В отличие от Супермена или Бэтмена, Капитан Америка был солдатом, и ему дозволялось убивать. До тех пор супергерои действовали в рамках закона, пусть и на самой его грани, – а кровавую работу Капитана Америка поддерживала сама Конституция! В армию Стива не берут, и поэтому он подает заявку на экспериментальный прием сыворотки Суперсолдата и вита-облучение. Не успев довести сыворотку до массового производства, ее создатель гибнет от рук нацистского шпиона, и нарастивший мускулы Стив Роджерс остается единственным в своем роде суперсолдатом Дяди Сэма.

Каждый выпуск «Капитана Америка» был динамичен, до крайности брутален и сенсационен. На каждой обложке появлялась новая картина неотвратимого суперзлодейства: какая-нибудь девушка в блузке, разодранной в клочья, извивается на средневековой дыбе, а какой-нибудь осклабившийся горбун (предпочтительно – с татуированными свастиками) целит ей между грудей раскаленным клеймом; Капитан Америка на мотоцикле прошибает стену, по пути снося портрет Гитлера и одновременно звездно-полосатым щитом отражая град пуль, а его верный малолетний друг Баки косит нациков, зверски ликуя, точно дикий мальчик у Уильяма С. Берроуза[45]. В тех или иных сочетаниях непременно фигурируют кипящее масло, бешеные гориллы, вампиры или дьявольские змеезубые японцы. На каждом квадратном дюйме – застывший миг гротескной опасности или безрассудного подвига.

Замечательными талантами рисовальщика Кирби кормил семью и к продажам своих книг на переполненном рынке подходил серьезно. Супермен доставлял вождей гитлеровской коалиции в международный суд – Капитан Америка исполнял мечты следующего уровня, приносившие гораздо больше удовлетворения. Американские супергерои, которые вышибают зубы Гитлеру, исполняли читательские желания и продавали журналы в перепуганном мире – Кирби это понял, и инстинкты его не обманули. Создав Капитана Америка, Саймон и Кирби подарили американским солдатам за океаном и дома персонажа, который мог стать их личным героем.



Супергеройские истории задумывались как универсальные и инклюзивные, но следует отметить, что зачастую целили они в мальчиков и юношей. Вероятно, отсюда и взялся мейнстримный миф о том, что комиксовые супергероини – сплошь грудастые девицы из «Плейбоя», с невозможно узкой талией и ногами-ходулями на шестидюймовом каблуке. Это правда, супергеройские костюмы позволяли художникам рисовать практически обнаженные фигуры в движении, но на самом деле супергеройское женское телосложение варьировалось больше, чем мужское.

Хочу вас удивить: первой супергероиней была отнюдь не пышная красотка в сапогах до середины бедра, а краснолицая немолодая домохозяйка по имени Ма Ханкел, которая возникла в «All-American Comics» № 20 (1940) в плаще из одеяла и с кастрюлей на голове. Эта старая карга, сложенная как кирпичный сортир, была одновременно первой супергероиней из «реального мира» (никаких суперспособностей, самодельный костюм, сугубо местный фронт работ) и первой пародией на супергеройский жанр. Ма Ханкел с Нижнего Ист-Сайда, она же Красный Торнадо, – злая сатира на возвышенный идеализм Сигела и Шустера. Мейнстрим позабыл Ма Ханкел, хотя она, как и прочие, по-прежнему обитает во вселенной DC и у нее уже родилась внучка Максин Ханкел – болтливая и симпатичная юная девица реалистичных пропорций, тоже бросающая вызов стереотипу суперкрасотки.

Но разумеется, в жерновах военной машины индустрия комиксов извергла немало плакатных секс-бомб и суровых дам, которых звали, скажем, Спитфайр, или Мисс Виктория[46], или – что на удивление утешительно – Пэт Паркер, Военная Медсестра[47]. Пэт Паркер двигало не столько стремление подорвать мощь стран Оси, сколько желание наряжаться танцовщицей кордебалета и навещать поля боя в Западной Европе с опасными для жизни миссиями милосердия. Зажав под мышками двух дрожащих беженцев, она готова была в одиночку противостоять целым танковым дивизиям. Ее противотанковые операции были тем более отважны, поскольку Военная Медсестра не располагала никакими суперспособностями и костюм носила до того иллюзорный, что секрета не составляла не только ее личность, но и меню ее обеда. Впрочем, невзирая на абсурд, она изо всех сил служила образчиком деятельного духа Клепальщицы Рози[48] – символа женщин, которые остались в тылу за мужчин.

А еще была самая знаменитая супергероиня. Чудо-Женщина – творение Уильяма Молтона Марстона, человека, который – что отнюдь не случайно – изобрел неоднозначный аппарат полиграф, он же детектор лжи, используемый по сей день. Марстон преподавал в Колумбийском университете, Университете Тафтса, колледже Рэдклифф (хорошо преподавал, судя по отзывам современников) и написал несколько авторитетных книг по популярной психологии. Как и прочие передовые мыслители, Марстон разглядел в комиксах возможность транслировать сложные идеи посредством увлекательных и жестоких символических драм. Огромный образовательный потенциал комиксов он описал в статье «Не смейтесь над комиксами», опубликованной в популярном женском журнале «Family Circle» в 1940 году, после чего его наняли в DC-National консультантом по образованию.

Свои идеи Марстон сочетал с нетрадиционным жизненным укладом. Его жена Элизабет тоже была психологом, и считается, что персонажа-супергероиню подсказала мужу она. Муж и жена были активными поборниками прогрессивного подхода к сексу и отношениям. У них была общая любовница, студентка Марстона по имени Олив Бирн, – говорят, она служила моделью Гарри Питеру, нарисовавшему оригинальную Чудо-Женщину. Марстон и Питер (при неоценимом вкладе Элизабет и Олив) вместе придумали потрясающе богатый фантастический мир. Одной только изобретательностью, непреклонной верностью основному концепту стрипы о Чудо-Женщине намного превосходили своих конкурентов.

Но в отличие от привычных пинапов, девушки в «Чудо-Женщине» были сильны и спортивны. В тиарах и тогах они сходились в яростных гладиаторских состязаниях верхом на гигантских генетически модифицированных кенгуру. Чудо-Женщина традиционно была сексапильна с самого начала – пинапы в комиксе тоже встречались, – но на большинстве панелей скакала и носилась в полной выкладке, словно какая-то мажоретка от боевых искусств, и для забавы бегала наперегонки с автомобилями.

«Знакомьтесь: Чудо-Женщина» 1941 года начинается с того, что на неизвестном картографам острове, населенном исключительно прекрасными и скудно одетыми женщинами, способными поднять взрослого пилота, «как ребенка», падает самолет. Пилот этот, капитан армейской разведки США Стив Тревор, оказывается первым мужчиной, ступившим на Райский остров, и спустя примерно пять секунд в него влюбляется дочь царицы принцесса Диана.

Двухстраничный текст с иллюстрациями описывает историю амазонок со времен их порабощения Гераклом. При поддержке богини-покровительницы Афродиты амазонки освободились и поплыли на волшебный остров, дабы там, вдали от жестокости, жадности и насилия, типичных для «мужского мира», создать новую женскую цивилизацию. На Райском острове бессмертные женщины взялись строить свою великолепную альтернативу патриархальному гелиоцентрическому обществу.

В первом выпуске Ипполита, царица амазонок, советуется с призраками Афродиты и Афины, и те сообщают, что Тревор оказался на острове по воле богов. Выясняется, что амазонкам пора оставить уединение и присоединиться к общемировой борьбе с тиранией нацистского блока. Тревора надлежит отослать домой, дабы он завершил свою антифашистскую миссию, – но вернуться он должен не один.

ПОШЛИ С НИМ СИЛЬНЕЙШУЮ ИЗ СВОИХ ЧУДО-ЖЕНЩИН! – ИБО АМЕРИКА, ПОСЛЕДНИЙ ОПЛОТ ДЕМОКРАТИИ И ЖЕНСКОГО РАВНОПРАВИЯ, НУЖДАЕТСЯ В ТВОЕЙ ПОМОЩИ!



Объявляется конкурс на лучшую кандидатку. Помимо прочего, претенденткам надо обогнать оленя, а в качестве кульминации представлен любимый спорт этих бессмертных лэддисток[49]: пули и наручи. В ходе игры – некой разновидности русской рулетки – финалистки выходят друг на друга с заряженными револьверами (остается загадкой, где амазонки, решительные противницы войны, ухитрились раздобыть огнестрельное оружие в рабочем состоянии). В оппонентку полагается стрелять, а та должна отразить пули наручами. Проигравшая получает поверхностное ранение в плечо. В конце остается одна чемпионка: брюнетка в маске, которая – не то чтобы совсем уж неожиданный поворот – оказывается принцессой Дианой.

И ВОТ ТАК ДИАНА, ЧУДО-ЖЕНЩИНА, ОТКАЗАВШИСЬ ОТ СВОЕГО НАСЛЕДИЯ И ПРАВА НА ВЕЧНУЮ ЖИЗНЬ, ВМЕСТЕ С ЛЮБИМЫМ УЕЗЖАЕТ С РАЙСКОГО ОСТРОВА В АМЕРИКУ – СТРАНУ, КОТОРУЮ БУДЕТ ЛЮБИТЬ И ЗАЩИЩАТЬ КАК СВОЮ СОБСТВЕННУЮ!



Однако в этом вымышленном мире – добавляя ему глубины и манящей сочности – крылись едва замаскированные сексуальные элементы. Для начала необходимо отметить, что амазонок рисовали красавицами. Сигел изображал Супермена динамичными футуристическими штрихами, Бэтмен у Боба Кейна походил на отпечаток кнедлика, но на рисунках Питера суперженщины и в боях, и в играх текучи и гибки. Все изогнуто и каллиграфично. Губы по моде припухлы и блестящи, словно намекают, что в среде женщин-воинов и философствующих принцесс Райского острова голливудский шик всегда остается в тренде.

Но, как легко ожидать от общества бессмертных женщин, отрезанных от мира с Античности, развлечения амазонок, мягко говоря, несколько специфичны. По ходу истории Марстон блаженно и в подробностях живописал амазонские ритуалы охоты и поимки, в ходе которых одних девушек «поедали» другие.

Более того, тысячи лет утонченной жизни без мужчин совершенно лишили сексуальность фаллического напора, оставив только своеобразный ритуалистический эротизм цепей и замков. В историю «Знакомьтесь: Чудо-Женщина» Марстон и Питер вписали рабство и кандалы, и с дальнейшим развитием сюжета элементы бондажа становились все откровеннее, что повышало продажи. К примеру, основным мирным оружием Чудо-Женщины был волшебный аркан, вынуждавший всякого, кто пойман в его кольца, говорить правду, и только правду, – эхо Марстонова полиграфа. А вскоре героиня, волнуясь грудью, уже демонстрировала радости подчинения «любящему властелину». В одной истории Диана освобождает рабынь нацистского злодея, а те понятия не имеют, как жить вне неволи. Решение Чудо-Женщины? Пусть они и дальше живут согласно своей природе урожденных рабынь на Райском острове, где можно наслаждаться бондажом под ласковым взглядом доброй хозяйки, а не вооруженной кнутом поклонницы Гитлера Паулы фон Гюнтер.

Оборотная сторона по сути благотворного и формализованного здорового садомазохизма амазонок – мир за пределами Райского острова: мир темниц, где процветали садистический бондаж, унижения и управление сознанием. Этот мир кристаллизовался в лице Доктора Отравы, карлика-извращенца в резиновом плаще. Отрава размахивал капающим шприцем, ненавидел женщин и с наслаждением попирал их достоинство. Нежданный поворот сюжета обнаруживает в «нем» психически больную женщину, которая так выплескивает свою фрустрацию.

Женщины Райского острова воплощали соблазнительный гибрид политического прогресса и сексуальности. Как таковые они служили образцами новомодного кредо двадцатого века – старой доброй богемной «свободной любви», снабженной лексиконом, который понадергали из теории психоанализа и розово-плюшевого мира грез и желаний. На Райском острове, в общем-то, царил сепаратистский феминизм второй волны – мужчины под запретом, и от этого жизнь только лучше.

И в самом деле, по уровню счастья и безопасности женский рай Марстона превосходил весь остальной супермир. Глядя на прочие супергеройские комиксы, Марстон отмечал: «Если смотреть под психологическим углом, похоже, самый серьезный недостаток комиксов – их душераздирающая маскулинность. Лучшему герою-мужчине не хватает способности к материнской любви и нежности, которые ребенку нужны как дыхание самой жизни».

Так что если осиротевший Бэтмен куксился, а гибель Криптона лишила Супермена родителей, гениальных ученых Джор-Эла и Лары, то Чудо-Женщина в любой момент могла взлететь с радужной ВПП на невидимом самолете, смотаться на Райский остров и навестить маму. У царицы Ипполиты было даже волшебное зеркало, в котором она видела дочь, где бы та ни находилась. Зеркало Ипполиты было прототипом системы видеонаблюдения, пусть и называлось иначе, но в конце 1941 года могло быть разве что порождением воображаемой феминистской супернауки.

Кое-что роднило Чудо-Женщину и с мужчинами-предшественниками. Подобно Супермену, Чудо-Женщина бесстрашно защищала альтернативную культуру и великую мечту о могуществе аутсайдера. И подобно Бэтмену, она была аристократкой голубых кровей и прогрессивного толка. Во время войны она проповедовала мир, хотя не меньше других супергероев рвалась в бой с нацистами. В отличие от одиноких Бэтмена и Супермена, у Чудо-Женщины было полным-полно друзей. Ее союзницы, студентки колледжа Холлидей из «Бета-Лямбда», – буйное сестринство, возглавляемое громадной веснушчатой и рыжей Эттой Кенди. Этта, игравшая неизбежную роль толстой подруги роскошной Чудо-Женщины, своей позитивной энергетикой и обликом добавляла в историю житейской мудрости и юмора, которые удачно дополняли холодную грацию и идеальную выдержку Дианы.

В 1947 году, когда Марстон умер от рака, эротический заряд комикса потух, а продажи упали и больше не выросли. Чудо-Женщина была экзотическим цветком, которому не хватало редких питательных веществ – самобытности и страсти авторских маний. Последователи повычеркивали смачные и извращенные подтексты, стреножили персонажей. Остров Фемискира очистили от любых намеков на неприличное, ритуальные девичьи догонялки сошли на нет, а с ними и читательская преданность персонажу. Вскоре Чудо-Женщина уже воспринималась как безмужняя тетушка-чудачка – подозрительный гибрид Девы Марии и Мэри Тайлер Мур[50]; а вот ее прообразы, Элизабет и Олив, продолжали жить вместе и после смерти Марстона. Своеобычная, чуждая условностям Элизабет прожила сто лет и умерла в 1993 году; в этой истории она-то и была подлинной Чудо-Женщиной.