Супергерой для Золушки

1.




Основано на реальных событиях. Имена и фамилии героев изменены, любое совпадение случайно.





– Потому что ты, Варя, – размазня!

Нет, так, конечно, он ей не сказал. Во всяком случае, прямо в глаза. Это уже потом она сама себе, стоя у зеркала, высказала. Хлебнула водки прямо из горла, размазала кулаком черные подтеки туши под глазами и громко всхлипнула:

– Потому что ты, Варвара Комарова – настоящая, злостная и отпетая размазня!

Потом, кажется, пообещала себе, что отныне станет твердой, как кремень. Серьезной, собранной, суровой… раз…мазн… На этом самом моменте следователь Комарова медленно сползла по стеночке, навалилась плечом на кошачий лоток, полный минерального наполнителя, и уснула сладким сном младенца. Позже, во сне, она все металась, пытаясь избавить себя от тяжкой доли: цеплялась пальцами за погоны, дергала и тянула, но те никак не желали отрываться, словно намекая, что все еще можно поправить. Еще не поздно. Но Варя не сдавалась – если бы не ее злосчастная работа, он бы никогда не ушел, никогда не ушел…

Бедный Васька, возжелавший сделать свои важные дела и заприметивший хозяйку спящей лицом в святая святых – в его отхожем месте, недовольно фыркнул и принялся катать по полу пустую бутылку из-под спиртного, так и не ставшую в этот вечер утешением для страждущей души. Единственное, что его беспокоило, так это то, как долго он сможет терпеть, пока не обделается, и как сильно получит, если опять рискнет навалить кучу под ванной.

А ведь еще утром ни один из них даже не подозревал, что этот день станет поворотной точкой в жизни обоих. Что этот злосчастный день принесет не только неприятные сюрпризы, но и полный крах всех надежд.



Тем же утром



Реклама по телевизору в который раз навязчиво призывала потребителей думать о своих подмышках, старинные часы на стене в маленькой комнатушке громко тикали, будто специально поторапливая меня, а наглый кот орал, как птеродактиль, сообщая всему миру, что не жрал аж со вчерашнего вечера.

– Имей совесть, Василий, – взмолилась, забежав в кухню, – всех соседей перебудишь!

Но зверь и не думал униматься.

– Мррря! – Заявил требовательно. И еще раз. – Мряяяяяяя!

– Хорошо, ты прав. – Достала из шкафа огромный пакет с кормом. – Забыла тебя вчера накормить, каюсь. Но ты должен принять как смягчающее обстоятельство тот факт, что мое возвращение домой после полуночи было вынужденным – задержалась на работе. Да, как обычно, и не ворчи. Еле доплелась, упала и уснула. Не забывай, что в городе объявился серийный убийца. Маньяк. И его поимка – на данный момент единственный реальный шанс для меня продвинуться по службе.

Как и предполагалось, сей факт моему коту был совершенно по барабану: он продолжал тревожно и протяжно драть горло. Открыла мешок, насыпала зверюге полную миску корма, и Василий тотчас набросился на нее, как голодный крокодил. Погладила его, не забыв похлопать по спинке, отыскала очки, нацепила их на нос и ужаснулась: из зеркала на меня смотрело невнятное, помятое, серое нечто.

Да, усталость никого не красит, а уж со мной и вовсе творит невероятные вещи. Когда-нибудь непременно буду высыпаться, обещаю, но пока не до подобной роскоши: слишком много работы, и крайне мало времени на сон.

Расчесала волосы мягкой щеткой, уложила их в тугой строгий бублик. Надела белую блузку, строгую черную юбку, пиджак, прошлась по ним липким роликом – собрала шерсть любвеобильного Василия. Бросила короткий взгляд в зеркало, выпрямила спину, нахмурила брови – образ серьезного следователя был почти идеален.

Потрепав все еще занятого едой кота за загривок, вышла во двор, села в свой маленький и уютный «Chevrolet Spark», который мои коллеги-мужчины почему-то упорно уже второй год подряд именовали бешеной табуреткой, и поехала в родительский дом.

Дом этот строил еще мой отец, когда меня даже в планах не было. Они с мамой тогда только начинали развивать свой маленький бизнес: появилась первая прибыль, на нее и был куплен небольшой участок недалеко от берега. Строили всей семьей – с бабушками, дедушками, весело и дружно, и через пять лет на этом месте уже стоял каменный особняк. Не замок, нет, так – среднего размера коттеджик из белого кирпича, но у каждого из членов семьи уже было по своей комнате, – большой шаг вперед. А гостиная с камином, широкая, просторная, и вовсе казалась нам пределом мечтаний.

Когда мы въехали, мне было уже четыре года. Едва исполнилось тринадцать… папа погиб. Его автомобиль сорвался с обрыва и утонул в море. Самоубийство – так гласила официальная версия следствия. Но многие, к примеру, бабушка, до сих пор не согласны с ней. К чему ему было убивать себя? Уютный дом, любящая семья – жена и дочка… Да, проблемы в бизнесе были, у кого их не бывает, да многие видели, что отец нервничал, но, нам казалось, он был не из тех, кто так легко сдается…

Кто ж теперь знает, что толкнуло его на этот шаг. Но после его смерти мы все старались быть сильными, особенно я. Мама много ревела, уходила в себя, а мне же было просто непонятно, зачем он нас бросил. Почему оставил один на один с проблемами фирмы и с нашим горем. Когда никто не слышал, даже разговаривала с ним, спрашивала, просила помощи. Но никогда не получала ответа.

Его бизнес-партнер и друг, дядя Андрей, тогда очень сильно помог нам. Организовал похороны, уладил все вопросы с долгами, нашел маме хорошего психолога, который помог ей выйти из депрессии. Поддержка и помощь Андрея ощущались буквально во всем, и мы точно знали, на кого можем положиться. Через пару месяцев мама попросила папиного друга взять на себя управление ее долей бизнеса, а еще через три года вышла за него замуж. Преданный, заботливый, добрый – он все это время красиво ухаживал за ней, и нам казалось, что о таком муже, как Андрей Майский, можно только мечтать.

Так в доме появилась и Кристина – моя сводная сестра. Щупленькая девчонка, казавшаяся от своей худобы почти прозрачной, она стояла на пороге нашего дома и сверлила глазами пол. Мы были одногодками, но ее мать умерла, когда она была еще крохой. Воспитывал свою дочь дядя Андрей в одиночку, и нам с мамой захотелось обогреть ее, пожалеть, подарить ту любовь, которой она была лишена в детстве.

Не забуду, как подошла к ней тогда, к такой забитой и напуганной, стоящей с тяжелой сумкой на пороге, как хотела обнять и наткнулась вдруг на ледяной взгляд из-под опущенных ресниц. Ее глаза цвета стали вонзились в меня больнее ножа. Девочка не оттолкнула меня, нет, даже позволила проводить в свою новую комнату, но разговаривать не пожелала. Даже на следующий день.

Поначалу Кристина вообще ни с кем не общалась, глядела на нас недоверчиво, словно дикий волчонок, и это сильно расстраивало мою маму. Со временем она все-таки освоилась, и… даже больше. Расслабилась так, что своим гадким поведением не редко приводила в недоумение всех вокруг.

Помню, играли мы с ней в моей комнате. Она примеряла мою одежду, перебирала разноцветные ленты для волос, яркие заколки, простенькие девчачьи украшения из пластмассы и устраивала показы мод. Я чувствовала себя совершенно счастливой оттого, что обрела сестру. Даже подарила Кристине одно из своих любимых платьев – синее с рюшами и широким поясом, его покупал мне еще отец. Мы договорились, что теперь у нас все будет общее, и пошли на прогулку.

Все было на удивление прекрасно: мы шли вдоль солнечной аллеи, срывали цветы и плели венки. У нас даже неплохо получалось вести разговор, мы смеялись и делились маленькими девичьими секретами. Общение становилось все более легким и непринужденным, когда Кристина вдруг остановилась и побледнела так, будто увидела перед собой как минимум привидение.

Проследила за ее взглядом. Навстречу шагали две девочки. На вид того же возраста, что и мы, но выглядевшие достаточно вызывающе. Темно-синяя помада, черный лак на ногтях, крашеные в безумные цвета волосы. На одной из них было экстремально короткое фиолетовое платье, на другой полупрозрачный топ и рваные джинсы. Обе шли с сигаретами в зубах.

– Кри! – Поздоровалась первая, подойдя ближе.

Они явно были знакомы с Кристиной.


– Привет, а что это за пугало прячется у тебя за спиной? – Насмешливо спросила вторая, вытягивая шею и выдыхая дым прямо мне в лицо.

– Привет, – подражая их развязной интонации, пропела вдруг новоиспеченная сестра, стараясь держаться как можно более уверенно.

Она бросилась обнимать их и спрашивать, как дела. Будто и забыла о моем существовании. Попытавшись разогнать рукой дым перед своим лицом, я не выдержала и закашлялась. Две незнакомки снова обернулись ко мне.

– Так что за пугало, говорю? – Напомнила первая девчонка.

– Это… – У Кристины не хватило смелости взглянуть на меня. – Это наша… прислуга.

Обидные слова неприятно укололи в самое сердце.

– Так ты хорошо устроилась в новом доме, а? – Смачно харкнув на тротуар, присвистнула вторая.

На хрупкое плечо сестры тут же улеглась ее тяжелая ладонь. Она вздрогнула.

– Да, нормально, – кивнула Кристина, – может, это… пойдем отсюда?

– Да, пошли. Бабки есть? – Довольно улыбнулась первая девчонка.

Я все еще переминалась с ноги на ногу, раздумывая, стоит ли потребовать у Кристины объяснений. Не хватало решимости. Сестра в это время уже шарила по своим карманам в поисках денег.

– Что за дерьмо, вообще, на тебе одето? – Фыркнула вторая незнакомка, оглядывая ее с ног до головы.

– Надето, – несмело произнесла я.

Сама от себя не ожидала.

– Чо? – Не поняла та, угрожающе выдвигая вперед нижнюю челюсть и делая шаг в мою сторону. – Ты чо там вякнула?

– Не одето, а надето. – Умничать – совсем не в моем стиле, но почему-то захотелось встать на защиту сестры, ведь та явно боялась этих девчонок. – Надето. Так правильнее будет сказать.

– Я говорю, ты, чмо, чо ваще щас вякнула?

Эти слова незнакомка буквально выплюнула мне в лицо вместе с горьким табачным дымом.

– Сказала же тебе, не ходи за мной по пятам? Что неясного?! – Вдруг вступила сестра, резким толчком в грудь сбив меня с ног.

Я упала прямо на асфальт, больно ударившись копчиком. Как она могла? Так поступить со мной. Неожиданно, подло, грубо.

– Ты мне никто, поняла?! – Ее глаза налились гневом, губы искривились в брезгливой ухмылке. – Тупица! – Обернулась к одобрительно улюлюкающим подружкам. – Пошли отсюда! Бегом!

Приятельницы одобрительно похлопали ее по плечу.

– Ай да красава! Так ее, чмошницу!

Их очертания стали медленно расплываться. Слезы наполнили мои глаза. Не хватало еще разреветься! Нужно встать и дать им отпор. Пусть бьют, но унижать себя не дам. Когда я встала на колени, пытаясь подняться, девчонка в вызывающе коротком платье и рваных кедах сделала шаг и нагнулась ко мне:

– Бу!

Мне было стыдно, но эти слова заставили меня зажмуриться от страха. Почувствовала только, как она рывком сорвала сумочку с моей груди и громко заржала. Шаги быстро удалялись, а мне так и не хватало смелости открыть глаза. Сидела на асфальте, тряслась от страха и слушала их удаляющиеся шаги. Когда веки, наконец, разжались, фигуры обидчиц уже сливались с горизонтом вдали.

Прибежала домой вся в слезах, рассказала все маме и дяде Андрею. Хотела справедливости, а получила лишь выговор за ябедничество и длинную лекцию о собственном эгоизме и том, как Кристине тяжело живется на новом месте. Мама молчала – ей новый муж не позволил меня жалеть: «Нужно быть сильной, а не как твой покойный супруг».

Я убежала, закрылась у себя и долго рыдала, осознавая, что жизнь больше не будет прежней. Никогда. Не будет папы, не будет семьи, не будет нормальной жизни под одной крышей с ними. Дала себе слово, что вырасту и докажу всем, что мой отец погиб по воле несчастного случая, и никто не посмеет больше порочить его память, называя слабаком-самоубийцей.

С сестрой попыталась заговорить сразу после ее возвращения. Не требовала объяснений, просила только отдать медальон с фотографией папы, который был в сумочке. Она швырнула мне его на пол, усмехаясь – вынуждала опуститься перед ней на колени. Я подняла, но глаз не опустила. Решила, что все выдержу, приняла этот вызов. Терпеть, не замечать, не обращать внимания. Все для того, чтобы мама жила спокойно и чувствовала себя счастливой в этом браке.

Но что поняла за последние десять лет, так это то, что Майский смог полностью подчинить ее своей воле. Мама не только стала бояться высказать свое мнение, она теперь страшилась того, что Андрей заметит даже намек на наличие у нее такового. Все в доме за эти годы пропиталось атмосферой лживой любви: ненавистные мне ужины, на которых все были обязаны присутствовать, изобиловали похвалой со стороны главы семейства в сторону каждого из членов семьи. Обычно это выглядело так:

– Дорогая, – это он так обращался к моей маме, – отбивная чудесна. Не так, как я просил, но это, безусловно, прогресс. Делаешь успехи.

– Варвара, дочка, – это уже мне, – одобряю твой выбор. Надеюсь, в итоге из тебя выйдет хороший следователь – свои люди в органах пригодятся всегда.

– Кристина, хорошая моя, – это уже сами понимаете кому, – не утруждай себя, если не хочется. Диплом всегда можно купить. На самом деле, все, что нужно роскошной женщине, – это хороший супруг, способный ее обеспечить и сделать счастливой, – пронзительный взгляд на мою маму, – ведь так, дорогая?

Попробуй, поспорь…

Мы были его личной коллекцией домашней мебели и аксессуаров. По крайней мере, именно так я видела и чувствовала. Мама, к примеру, – дорогущая китайская ваза. Она несла в себе только эстетическую функцию: подобная роскошная вещь должна стоять на самом видном месте, чтобы восхищать приходящих в дом гостей. На нее можно совершенно не обращать внимания, стоит себе и молчит, лишь изредка нужно не забывать протирать пыль.

Кристина – фамильное столовое серебро. Им любуются, хвалят, берегут. Критиковать эту утварь категорически запрещено, ведь она является гордостью и украшением этого дома. А почерневшие края к приходу гостей всегда можно зачистить с помощью нашатырки, уксуса или соды.

А я? Кто я? Наверное, старая искрящаяся проводка еще советского образца, которую давно пора менять из-за опасности замыкания, но жалко, ведь она так винтажно смотрится, да и мама к ней привыкла. Или старая бабушкина вставная челюсть. Все знают, что она есть, но стараются не замечать. Поглядывают иногда, стараясь не показывать брезгливости и неприязни, и терпят только потому, что бабушке без нее никак не обойтись. Ждут, когда они отслужат свое. И челюсть, и бабушка.

Кстати, о бабуле. Дядя Андрей устроил мать моего отца в дом для престарелых. Сразу, как только переехал к нам: «Так будет лучше для всех. Прасковья Афанасьевна не стабильна психически, у нее серьезные проблемы с памятью, поэтому ей просто необходим квалифицированный уход». Все, не обсуждается, он так решил.