Светлый путь в никуда

Держа ее на руках в своих объятиях, он взглянул ей в глаза. И поцеловал ее.

– Меня никто так не целовал, – нервно, отрывисто сказала Нелли. Вся напускная веселость в ее тоне, весь стеб пропал. – Даже парень мой. Это, в общем, лучше даже не видеть… потому что зависть… Я и перед лицом ее смерти скажу – она такого не заслужила. Такого поцелуя, как тот. Он словно умирал там. Словно в последний раз. Так хотел ее. Такие поцелуи в кино только красавицам, секс-бомбам, а она ведь была…

Анаис обняла его за шею, приникая к нему, почти теряя сознание. А он, не отрываясь от ее губ, еще крепче сжал ее в своих объятиях и понес на руках из загона.

– Я за ними не пошла, – сказала Нелли. – Я просто не могла. Я вся дрожала. Я тут же парню своему позвонила. Я хотела… после того, что я увидела… чтобы он приехал сейчас же и любил меня. Чтобы мы тоже в постели… у нас ведь тоже любовь. У нас свадьба скоро. Но мы никогда вот так… как этот его чертов поцелуй! Как они… он и Анаис… Почему ей это? За что? Чем она заслужила? Толстая?!

Катя и Гущин молчали. Ждали, что она скажет дальше.

– Если он раньше нашу хозяйку щадил, то с того момента ему словно все равно стало. Он уже не мог себя сдержать. И все выплыло быстро. Ну, то, что он и Анаис… что они спали. Хозяйке Алле, конечно, рассказали. Она примчалась. Они в офисе с Лебедевым заперлись. Наши говорят – она кричала, плакала. Она Анаис выкинуть из клуба не могла. Там же у нее платиновый сертификат. Годовой, оплаченный. Говорят, он ей от отца достался – тот у нее богач был, хоть ее мать с ним и не жила никогда. Хозяйка, говорят, и орала как мегера на Лебедева, и потом на коленях его умоляла. Не знаю, что они там решили с ним. Юристом он по-прежнему здесь работал. И Анаис в клуб приезжала. И, конечно, вне клуба они встречались. Хозяйка потом вдруг на Кипр собралась и улетела. У нее там вилла. Анаис и семью убили.

Нелли прислушалась к звукам вальса-фантома, который снова зазвучал с освещенной лужайки. Поплотнее запахнула свое пальто.

– Вот что тут у нас было. А он вам не сказал. Ни про себя, ни про Анаис, ни про Аллу-хозяйку. А мы тут тоже ведь не дурачки. Вслух никто не скажет, но про себя-то думаем – хозяйка так быстро слиняла перед убийством. Она ведь и заказать могла Анаис и ее родных. У нее денег на киллера хватит. И он – Черный Лебедь – это знает. И наверняка сам об этом думает. Как ему теперь быть с нашей хозяйкой, когда та, в которую он сам влюбился, мертва.

Нелли махнула рукой, отсекая все их расспросы, и скрылась в кустах.

И раз-два-три… Вальс!

– Вот какая версия убийства тайком гуляет здесь, в «Аркадии», Федор Матвеевич, – заметила Катя, когда они сели в машину и покинули территорию клуба. Ехали по ночной плохо освещенной дачной дороге. Странно, что такая тьма здесь, в двух шагах от фешенебельной Рублевки и особняков.

– Такого парня, как этот Лебедев, пожилая любовница одним может удержать – деньгами. Да, делить его ни с кем не захочет, в этом я не сомневаюсь. – Гущин кивнул. – Но все зависит от того, сколько денег на кону. А их все же еще много осталось, судя по этому клубу. Лебедев не мальчик, ему сорок лет. В таком возрасте мужики прагматики. Да, страсть может ослепить в какой-то момент, но потом… Потом все возвращается в привычную колею. Деньги на одной чаше весов, молоденькая влюбленная толстушка на другой. Не что-то там особенное, а так – рядовой товарищ. Ну да, пусть вспыхнули чувства к ней, как факел, ситуация и правда могла его спровоцировать, эмоции взяли вверх, но потом бы все равно…

– И мне кажется, что долго их роман с Анаис не продлился бы, – согласилась Катя, не желая признаваться, что рассказ Нелли о них, об этой странной паре, задел ее за живое, поразил и заставил сердце биться так сильно, что… Черт возьми, она сама, что ли, позавидовала Анаис? Она же видела его, какой он. Черный Лебедь… Но счастье Анаис было коротким. Эти ее последние фото на «Фейсбуке», где глаза ее сияли, как звезды… И немудрено, только вот…

Гущин чуть притормозил и достал мобильный. Так поздно он звонил патологоанатому и застал того уже дома.

– При вскрытии девушки обратите особое внимание на признаки беременности, – попросил он. – Я хочу знать, не была ли она… если да, то какой срок.

– Вы не только про месть его любовницы думаете, но и его самого подозреваете? – спросила Катя. – Его, Лебедева? Что он мог ее убить? А других убрать как свидетелей убийства?

– Старые связи, замешанные на больших деньгах, – это магнит, Катя. Все устаканивается, если сразу не кончается разрывом. А разрыва у Лебедева с его старой любовницей не случилось. Она просто уехала на какое-то время, самоустранилась, отпустила его. Если Анаис забеременела, это могло стать большой помехой в дальнейшем. Знаешь, я как-то не верю в чудеса. В то, что этот Черный Лебедь планировал бросить тут все и жениться на нашей рыженькой Анаис.





Глава 10

«Маленький мальчик» и компания




В понедельник полковник Гущин работал в Главке по текущим делам. Катя его не беспокоила. Лишь вечером после окончания рабочего дня заглянула к нему в кабинет. Он сидел за ноутбуком и что-то читал и выписывал в свой блокнот. Катя поразилась – Гущин неделями мог не прикасаться к ноутбуку, игнорировал интернет, избегал гаджетов, говорил, что это все не для него. А тут надо же… Жизнь, она заставит. И всему обучит.

По сути, он уже один работает над этим делом, думала Катя. Опергруппа самораспустилась, никаких оперативок, совещаний. Сотрудники розыска, эксперты лишь доделывают работу, чтобы сдать все материалы в архив. Ну и выполняют кое-какие поручения Гущина. Но это чисто из личного уважения к нему и потому, что он шеф криминального управления.

– Завтра похороны, – сказал Гущин.

– А судмедэкспертиза? – удивилась Катя.

– Похороны Ивана Титова, – Гущин помедлил. – Надо опять поговорить с Эсфирью Кленовой, когда все там закончится.

– Я с вами поеду, Федор Матвеевич.

Он кивнул. Катя уже хотела уходить, когда он сказал:

– Телефоны Виктории и Анаис проверили. Виктория в ту пятницу сделала пять звонков на один и тот же номер. Причем, кому он принадлежит, установить невозможно – паленый. А так там лишь звонки всем домашним. У внучки то же самое – домашние звонки. Но она звонила и в «Аркадию». И Герману Лебедеву она звонила тоже, на его мобильный номер. Не часто.

– Они же виделись регулярно в клубе.

– Последний ее звонок ему был в среду.

– И в среду она как раз в клуб приехала. Они, наверное, договорились по телефону. Лебедев сказал нам, что с сетями не дружит. Его точно нет среди ее друзей на «Фейсбуке»?

– Нет. Там только девчонки, однокурсницы ее по университету.

– А она работала где-то? – спросила Катя.

– В последний год нет. Жила в свое удовольствие. Виктория, ее мать, числилась в одном издательстве переводчиком. Но уж как она там работала, если по кабакам по ночам шлялась…

– Что же это, всю семью содержала столетняя Клавдия Первомайская?


– Надо это выяснить у Кленовой. – Гущин снова помолчал. – Есть один момент, Катя. И дочь, и внучка вели свободный образ жизни. Если бы убийца что-то имел против одной из них, он мог бы где-то ту или другую подстеречь. Мог напасть вне дома. Зачем ему было лезть в старый знаменитый писательский поселок, где все же есть охрана? Лишь одна из этой троицы могла быть убита только в доме – старуха. Она постоянно находилась там в силу своего возраста. Добраться до нее иным путем убийца просто не мог.

Катя вернулась к себе. Что он там вычитывает в интернете? Она набрала в поиске «Клавдия Первомайская». И ее сразу же затопило море ссылок и статей. Об убийстве. И о прошлом. «Последний знаменитый детский классик Советского Союза». «Двуликий Янус эпохи тоталитаризма». «Она писала про пионеров Советской страны и настрочила сотни доносов на своих коллег по литературному цеху». «Дело НКВД против «Детиздата» 37-го года». «Тамара Габбе – автор «Города мастеров» – была арестована по доносу Первомайской». Катя закрыла глаза… Не хотелось все это читать.

Во вторник Катя ждала Гущина, чтобы отправиться на похороны, и страшилась этой поездки. Там мать Титова, во что это может вылиться? Но Гущин на кладбище не поехал. Он привез Катю на Садовое кольцо. К монолитному мрачному дому недалеко от Курского вокзала. Они въехали в арку – шлагбаум двора был открыт по случаю ремонтных работ. Гущин остановился у детской площадки. И почти сразу они увидели Эсфирь Кленову. Она устало брела со стороны Садового кольца, от троллейбусной остановки. Катя отметила, что для своего почтенного возраста Эсфирь весьма подвижна, хотя сгорблена и тщедушна. Вся в черном и сама почерневшая от горя. Она шла домой – они приехали туда, где она жила.

– Эсфирь Яковлевна, – окликнул ее Гущин, выходя из машины.

Она оглянулась. Потом, шаркая, пошла и села на скамейку на детской площадке. Они подошли к ней.

– Закурить есть, начальник? – непередаваемым тоном спросила Эсфирь.

Гущин достал сигареты, протянул ей, сам сунул сигарету в рот и дал ей прикурить от зажигалки. Старуха-литсекретарь выпустила дым ему в лицо.

– Похоронили мы Ваню, полковник. Двадцать два года он прожил. Родственники Светы меня на поминках не захотели видеть. Уверены, что это я полицию на Ваню натравила, показания дала. Света уговаривала их, стыдила, но… Я ушла. Что это у вас на скуле?

– О дверь ударился.

– А, ясно. Света сказала мне. Она, кстати, вещи уже собрала. Ждет, когда за ней придут арестовать. За это самое. За удар полиции по морде.

Катя глянула на Гущина. Ну, старуха-литсекретарь! Она достойная товарка домработницы.

– Разочаруйте ее, Эсфирь Яковлевна. Тщетные надежды.

– Значит, не пойдет на посадку? О, великодушный. И милосердие порой стучится в их сердца. Редкость это большая сейчас среди ваших коллег, полковник. Но Клавдия бы это оценила, – Эсфирь изучала Гущина, затягиваясь сигаретой. – Ей вот во время ареста в тридцать седьмом такие добрые следователи не попались.

– На что вы все жили последние годы в «Светлом пути»? – спросил Гущин. – Где деньги брали?

– Ну, у меня пенсия, – Эсфирь курила. – У Клавдии тоже персональная пенсия была. Кое-что осталось от денег, что отец Анаис давал на ее обучение. Вика не все пропивала, там были щедрые дары. Потом они сдавали квартиру в высотке на Кудринской. Все деньги. И потом, конечно, «Зимовье зверей» гонорары Клавдии приносило постоянно.

– Пьеса для детей?

– Она до сих пор в репертуаре почти всех детских театров России – музыкальных, кукольных. Ее постоянно переиздают, потому что тиражи раскупаются. Чего нельзя сказать об остальных ее стихах. Фактически я у нее перестала работать официальным литсекретарем пятнадцать лет назад. Она уже ничего не писала, восемьдесят пять – это не возраст для творчества. Но Клавдия меня не оставляла без денег. Всегда что-то давала. Поддерживала меня. А я ей помогала – я же говорю, мы стали семьей.

– А стихи про «Маленького мальчика»? – спросил Гущин.

Катя взглянула на него. Ну, полковник дает…

– «Маленький мальчик пошел в огород, грядки копал там лопатой, как крот. Землю рыхлил, сорняки вырывал, бегал к колодцу – водой поливал, – декламировал Гущин. – Чтобы взошли и капуста, и лук, надо постигнуть сто разных наук…» Сейчас бы написала – «пялился долго он в свой ноутбук».

– Клавдия написала это в сорок восьмом году. Стихотворение сначала напечатали в «Пионерской правде». Это был манифест, чтобы дети помогали колхозному строю, а не росли трутнями.

– А я вот читал, что именно этот ее стишок породил в семидесятых волну пародий о «маленьком мальчике». Ну, типа «нашел пулемет, и больше в деревне никто не живет». Какие-то юные хиппи семидесятых, наглотавшиеся этой детской колхозной пропаганды со школьной скамьи, сели и сочинили. Да мы и сами, Эсфирь Яковлевна, в детстве-то… Сколько про этого «маленького мальчика» слыхали стишков-страшилок.

– «Сегодня дети – завтра народ», – усмехнулась Эсфирь. – Михалков покойный пустил бы слезу, глядя на вас, полковник. И это при том, что Дядя Степа таки милиционер. Ну, уж что выросло из вас – то выросло. Не Клавдии в том вина или заслуга.

– «Мимо идет пионерский отряд, Эсфирь Яковлевна, сорок веселых смышленых ребят. Мальчик кричит им – возьмите меня!» А мы переиначивали в пионерском лагере: «а пионеры – что за фигня?». Что за фигня, Эсфирь Яковлевна?

– Однако помните наизусть до сих пор, полковник. В сердце это уже, – Эсфирь Кленова все изучала его. – Только настоящие стихи запоминаются вот так – на всю жизнь.

– На всю жизнь запоминается – «повернулся, улыбнулся, засмеялся крокодил и злодея – Бармалея словно муху проглотил». Чуковский запоминается, Маршак. А ее стихи вызывали отторжение, насмешки.

При имени Чуковского Эсфирь отшвырнула окурок, обратила к ним лицо, словно ожидая дальнейших вопросов, но Гущин эту тему оставил.

– Значит, ее стихи не публиковались, а жили вы все на доходы от «Зимовья зверей» и какие-то другие поступления. И наследство Анаис и ее матери от папаши – узника Лазурного Берега не светило. То есть денежный вопрос, материальные причины убийства можно исключить?

– Это вам решать, полковник. Я бы исключила. Насчет ваших детских насмешек над ее творчеством скажу одно. «Зимовье» – это классика советской, да и русской детской литературы, как и «Теремок», и «Двенадцать месяцев», и «Муха-цокотуха». Пьеса пережила Клавдию и переживет нас всех. Она – классик. Какие бы у них ни были отношения тогда в Союзе писателей – она им ровня, потому что написала «Зимовье». Вы позволите мне уйти, полковник? Меня ноги не держат, надо прилечь. Я все же с похорон мальчика, которого учила читать – кстати, по стихам Клавдии, над которыми вы потешаетесь. Маленького мальчика, выросшего на наших глазах… А впереди еще одни похороны. Вы закончите их там всех бедных вскрывать к четвергу?

– Закончим. Судмедэкспертиза идет.

– Мне звонили из министерства культуры. Комитет по празднованию ее столетнего юбилея в Большом театре сам собой преобразовался в комитет похоронный. Они там все в растерянности, эти бедолаги. Уже новая свара закипела – можно ли Первомайскую с ее спорным прошлым хоронить на Наводевичьем, как последнего великого детского классика? И где проводить прощание? Она Дом литераторов ненавидела все последние годы. Ее там не любили, скажем так. А Союз писателей СССР – что есть сейчас эта богадельня? Предложили организовать прощание в Зале имени Чайковского. Насчет храма – отпевания интересовались, хоть какая-то помпа. А она атеистка была до самого конца. Так что и тут у минкульта облом. Скрепы опять не работают никак. Я их успокоила – у Клавдии мать похоронена на Донском кладбище. Она не в Ленинграде умерла, они тогда уже в Москву перебрались после войны. Клавдия жаждала, чтобы ее с Питером ничего больше не связывало. А Донской некрополь – это историческое место. И там все законные права на семейную могилу. Так что они все трое туда лягут, в монастырскую землю. В четверг проводим ее в последний путь. И девочек. Я уже сообщила журналистам, они мне звонили. А они мне – «а ее могила далеко от Солженицына и Любимова?»





Глава 11

Государственные похороны




Похороны Клавдии Кузьминичны Первомайской организовали по высшему разряду. Видимо, все же на ее юбилей выделили солидные средства из бюджета и сейчас часть их пошла на богатые венки, цветы и дорогие дубовые гробы.